— Спасибо! А хлеб?
— О, хлеб! Хлеб дорогой. Только привозной. Черный. Большая редкость здесь. Зато табака много! Табак хороший, душистый!
Мы уже подходили к дому. И я уже был готов задать самый интересующий меня вопрос: о деньгах. Сколько нужно, чтобы моя сестра могла жить, не бедствуя… Но тут мы услышали звуки, которые заставили нас с Ваней переглянуться в недоумении, а потом прибавить шаг.
Картина, открывшаяся нам, была в чем-то привычной, хоть и неожиданной. Но не пугающей. Мария и Эльбида рыдали в объятиях друг друга. Перед ними на столе лежала довольно внушительная горка нарезанного лука. Было очевидно, что, конечно, не лук — причина их слез. Достаточно было взглянуть на Яниса, чтобы понять: ничего страшного не произошло. Он спокойно сидел тут же за столом, болтал ногами в воздухе, отпивая что-то цветное из прозрачной кружки.
«Узвар, наверное, — подумал я. — Типа компота из яблок или груш».
Мы с Ваней переглянулись еще раз и бросились к плачущим женщинам.
Глава 14
А не купить ли мне таверну?
— Что, что случилось? — я уступил Ване право поинтересоваться причиной плача женщин.
— Мария рассказала, что перетерпела её семья! — сквозь слезы ответила Эльбида, подтверждая мою догадку относительно причины. — Ох, Иоанис! Не дай Бог такое испытать! Потерять отца, маму, сестру! Ох!
Эльбида, сказав это, опять бросилась обнимать и утешать Марию.
— Да, да, я знаю. Мне Коста тоже рассказал, — Ваня, как можно нежнее, гладил свояченицу по спине. — Такое горе! Такое горе! Но, слава Богу, они живы. Вон мальчик, наследник растет. Мы им поможем. Ничего, Эльбида! Ничего! Надо дальше жить!
Эльбида, сморкаясь и вытирая слезы, качала головой, соглашаясь с доводами деверя. Потом сделала глубокий выдох. Бросила взгляд на корзину с рыбой, которую Ваня поставил на стол.
— У Джемаля брал? — не могло не вызвать улыбки то, как быстро Эльбида вернула и деловой тон, и командирский голос.
— Ну, конечно! — Ваня воспользовался тем, что Эльбида в эту секунду уже придирчиво рассматривала купленную рыбу, и через её голову посмотрел на меня. Незаметно усмехнулся.
— А мидии для чего?
— Мидии от него в подарок, бесплатно!
— Ах! — Эльбида заметила селедку и также, как и Ваня, оценила её восхищенным цоканием.
Селедка вынесла оправдательный приговор для Вани. Эльбида осталась довольна. Встала из-за стола, прихватив корзину.
— Мария, все, все, хватит! — остановила она сестру, которая, справившись со слезами, продолжила как ни в чем не бывало нарезать лук. — Куда столько? Пойдем, готовить начнем!
— Хорошо. — Мария покорно согласилась. — Сейчас только эту уже дорежу, подойду!
Эльбида кивнула. Потом опять посмотрела на деверя.
— А вы что будете делать? — спросила прищурившись.
— В погреб заглянем. Выберем что-нибудь к столу. Заодно все покажу Косте, расскажу.
— Смотри у меня! Только не сделайте так, чтобы нам потом после твоих «показов» не пришлось вас из погреба бесчувственных вытаскивать!
— Эльбида! — Ваня обиделся такому предположению свояченицы.
— Что — Эльбида⁈ Будто я не знаю!
— Эльбида, у нас гости, что ты при них…
— Какие они гости? Они — родные теперь нам люди! — Эльбида, кажется, была способна парировать любой довод.
Ваня сдался. «Еще долго держался, — думал я про себя, пряча улыбку. — Я бы сразу сделал 'хенде хох». Тут я внутренне подобрался, поскольку Эльбида теперь уже пронзительно смотрела на меня.
— Коста! — я был уже готов отдать честь с криком: «Слушаюсь, товарищ генерал!» — На него надежды нету! Прошу тебя: сядем за стол, тогда и можете пить.
— Конечно, Эльбида! Обещаю!
Эльбида удовлетворилась наведенным порядком в приданной ей части, последовала в дом. Я посмотрел на Ваню и поддержал его, закатив глаза, и сделав жест, будто утираю пот. Ваня с благодарностью улыбнулся в ответ.
— Ну, пойдем! — Ваня указал в направлении за сарай.
— Пойдем.
Сестра, низко опустив голову, очевидно, чтобы скрыть разбиравший её смех, собирала нарезанный лук. Я подошел, наклонился к её уху.
— Про Константинополь лучше пока много не рассказывай.
Сестра кивнула. Ушла в дом, позвав с собой Яниса.
Можно было наведаться в закрома!
Обогнули сарай. Сразу за ним обнаружились пять ступенек, ведущих вниз, ко входу в погреб.
Спустились. Ваня открыл дверь, пригласил войти. В нос сразу ударил запах фруктовой гнили, будто брагу пролили. На полках — батареи бутылок всей мастей и разных цветов содержимого. Серьёзный арсенал! Не служил ли капитан в артиллеристах?
Ваня встал перед полками, обернулся ко мне. Было видно, как он счастлив здесь находиться. В том месте, где все сделано его руками. Я стал подробно рассматривать бутылки. Одна выделялась. Неужто домашнее шампанское? Ваня заметил направление моего взгляда и объект, который меня заинтересовал.
— Шиповка! — похвалился Ваня.
— Что за зверь страшный?
— В горах каких только ягод не наберешь. Есть у нас дерево — мы его «бесстыдницей» кличем. Кору сбрасывает каждый год, так и стоит с голым стволом, даже там, где соснам неуютно. Ягоды у него по вкусу на землянику похожи. Вот из них я шиповку и делаю. Но только зимой, ибо лед нужен.
— А другие ягоды есть?
— Как не быть? И тута, и кизил, и много еще разного… Но ты не перебивай! Дай все толком обсказать. Берешь большие бутыли стеклянные. В них воды с сахаром растворенным зальешь, добавишь семь фунтов отборных ягод без гнили и две бутылки старой водки.
— Что за старая водка?
— Поляки делают. Хлебное вино или полугар в бочках из-под мадеры выдерживают два-три года.
— Старка что-ли[1]?
— Бывает и так ее называют. Но ты погоди, заканчивай перебивать… — чувствовалось, пожилой офицер оседлал любимого конька. — В общем, взболтаешь сусло — и на окно, на солнышко, дней на двенадцать. Тут следует быть аккуратным! Помешивать надобно палочкой время от времени, чтоб, не дай бог, ягоду не повредить. Как ягода «играть» начнет — прыгать то вверх, то вниз — считай, шиповка готова. Переливай ее в другую бутыль через салфетку, сложенную вчетверо, и на лед на трое суток. Далее понадобятся бутылки толстого стекла. Обычные не годятся — взорвутся. Переливаешь в них шиповочку, но не до самого горла. Пробку запаришь, колотушкой забьешь, веревочкой перевяжешь и засмолишь. И в погребе в песок горлышком вниз на полтора-два месяца. Все! Хранить далее можно не более трех. Вот мы с тобой сейчас пробу и снимем. Последняя бутылка осталась, в феврале делал.
— Не будем же мы уху шипучкой запивать!
— Не боись! Пробу снимем — и бабам отдадим. А сами водок отведаем!
— Водок? Не водку?
— Чудак ты, Коста. Водок у меня — без счета. И грушевая, и виноградная, и сладкая. А уж настоек… — он мечтательно закатил глаза. — Семь цветов! Чтоб батюшку или старых товарищей боевых по чести принять!
Ну, теперь понятно, почему Эльбида и его предупредила, и меня! Вот же, старый алкаш! На своих ногах я до кровати, чувствую, сегодня не дойду.
Чья-то фигура неожиданно перекрыла вход в погреб.
— Так и знала, что ты здесь! — раздался незнакомый женский голос.
Я обернулся. Ваня чуть не выронил бутылку из руки.
— Тьфу! — в сердцах воскликнул он. — Варвара, сколько раз тебе говорил, что ты, как лазутчик каждый раз врываешься! Доведешь меня однажды, прямо здесь сердце разорвется, упаду и умру!
— Ты, если и умрешь, то от того, что каждый день стараешься рюмку-другую выпить со своими собутыльниками.
— Варвара, побойся Бога! Какой это собутыльник? Это наш дорогой гость! От Адонии привез письмо! — тут Ваня заметил, как я, ничего не понимая, только и верчу головой от него к Варваре, и, наконец, сообразил, что надо бы меня вывести из этого состояния. — Знакомься, Коста: моя жена — Варвара! Крестника ходила навестить! Варвара, это Коста!
— Здравствуйте, здравствуйте! — Варвара без церемоний сразу обняла меня, спустившись к нам в погреб.
