В любом случае с ситуацией в городе в одиночку мне не справиться. Значит, придется рискнуть.
— План следующий. Составляем список всех людей с Дарами, воздействующими на психику или состояние других. Отбираем среди них тех, кто недавно надолго уезжал. А еще тех, о ком нельзя уверенно сказать, что они не уезжали. Проверяем одного за одним. Одновременно отлавливаем всех, кто в подходящее время въехал в город, и тоже проверяем.
Грейдер, относительно твердый на съезде, здесь размяк и густо покрыт грязью.
— В этом плане полно дыр, — задумчиво тянет Юрий Сергеевич. — Что, например, если Дар виновника торжества не был зарегистрирован? Или если он прикинется ветошью: «Ничего не знаю, гражданин начальник, Дар каким был, таким остался, могу разве что у соседки теть Клавы галлюцинации вызвать»?
Пожимаю плечами:
— Будем просить продемонстрировать Дар и фиксировать изменения… Вряд ли кто-то способен одновременно применять Дар и в усиленном, и в изначальном вариантах. Хотя бы какие-то ограничения у них должны остаться. Послушайте, я и сам понимаю, что план сверстан на коленке. Начнем с этого и будем корректировать в процессе, искать оптимальные решения. Вы можете предложить что-то получше? Чем готовы помочь?
— Можем взять на себя работу с данными. Вряд ли твои зомби-полицейские сейчас способны на интеллектуальные подвиги.
Решаю про себя, что работу с данными надо будет, конечно же, дублировать. Лехины парни хоть и стали временно зомби, но по крайней мере я уверен, что они на нашей стороне. И вообще, важнее сейчас другое.
— Когда нам удастся найти… как бы его обозвать… ну пусть будет виновник торжества… в городе начнется сущий ад. Надеюсь, что ненадолго, но это, видимо, неизбежно. Людей начнет крыть отходняком. Врачи скорой и полицейские ничего не смогут сделать — их расколбасит точно так же. Подключите свои резервы. Врачи должны быть наготове… с годовым запасом успокоительного, не знаю, что еще понадобится — провентилируйте вопрос. Росгвардия, наверно — возможно, у некоторых отходняк вызовет агрессию. Потери неизбежны, но мы должны свести их к минимуму.
— Резонно. Посмотрю, что можно сделать.
Юрий Сергеевич разворачивается и идет назад к дороге — видимо, аудиенция подходит к концу. Странно, конечно, что он так легко со мной соглашается… и не пытается ни в чем обвинить или хотя бы упрекнуть. Не похоже на старого чекиста. Может, намерен все-таки окончательно решить вопрос с не в меру прытким Сашей Егоровым? Что ж, я не супермен, со взводом спецназа мне не справиться…
— Думаешь небось, когда я уже начну тебя распекать за самодеятельность? — усмехается Юрий Сергеевич.
Забыл уже, как неуютно иногда становится от его проницательности.
— А дело в том, что тебя, Саша, ругать теперь бесполезно и даже вредно, — Юрий Сергеевич не дожидается, пока я что-то отвечу. — Ты теперь можешь из нас веревки вить. Противник сменил тактику, и если раньше заменить тебя было просто трудно, то теперь и вовсе невозможно. Мы посылали к вам в город агентов — они все как один мгновенно теряли профпригодность и отказывались возвращаться с задания под высосанными из пальца предлогами. Так что, Саша, теперь если ты не вытащишь город из этой воронки — его никто не вытащит.
Ясно-понятно, старый хрыч осознал, что запугать меня не получится, и теперь манипулирует через ответственность. Вдыхаю полную грудь воздуха — пахнет пряными цветами и сырой землей.
— Так уж «если не я, то никто»… Думаете, я о своем родном брате забуду? Пришлите его мне в помощь. Вдвоем управимся.
— Сейчас Олег незаменим на своем месте, — Юрий Сергеевич качает головой. — Сам подумай, что если все это — отвлекающий маневр, и нас ждет новая атака? Сейчас придется тебе самому управиться. Но это твой город, связи в полиции у тебя есть, главное — направить работу в нужное русло и контролировать. А потом… посмотрим, на следующее задание, быть может, уже с братом вдвоем отправитесь.
Чуть не подпрыгиваю:
— Следующее? Такая чертовщина не только у нас творится?
— Пока уверенности нет, — тон Юрия Сергеевича кажется неуместно казенным, равнодушным. — Но мы мониторим статистику по стране. И не только ДТП, смертность и преступность. Широкий спектр показателей держим на контроле. Повлиять на все человечество стремилось больше одного человека. И не все они благодушно мечтали о счастье — всем, даром. Мало ли, Саша, какие у людей бывают фантазии… некоторых уже за одни только фантазии стоит отстреливать.
Никогда не подумал бы, что не стану спорить с последним тезисом — даже внутри себя. Но времена меняются, и мы меняемся вместе с ними.
Значит, сейчас мне Олега не вызволить — ситуация не та, чтобы торговаться. Костьми лягу, но сброшу морок с родного города — и Юрий Сергеевич прекрасно это знает. А вот в другой раз, если он будет, можно уже выдвинуть побольше условий.
Сейчас главное — освободить город. Даже если ради этого придется заложить душу дьяволу.
* * *
— Так жаль, Сашенька, что твоя Оля совсем тебя не любит…
В голосе мамы сквозит глубокая, искренняя печаль. Сжимаю зубы и давлю на газ. Дождь бьется в лобовое стекло, дворники едва справляются с потоками воды.
Я все-таки решил вывезти маму из города — не уверен, что ее организм справится с гормональной нагрузкой. Натаху уговорить выехать не смог — она души не чает в своем автомеханике, называет его Пуся, а он ее — Кися. Ну, пусть голубки побудут вместе, пока могут — придя в себя, Натаха наверняка сразу выставит его вон. Все равно запихивать здоровенную тетку в машину силой было бы чревато боком. А маме я просто наврал, что повезу ее выбирать отделку для дачного домика. Когда мы пересекли невидимую черту — километра через три после официальной границы города — она не зарыдала, не забилась в истерике, а просто притихла на заднем сидении, уставившись прямо перед собой застывшим взглядом. А теперь говорит какие-то странные, несуразные вещи.
— Мам, потерпи еще немного, шесть километров до блокпоста, там скорая ждет…
— Оля твоя — хорошая женщина, добрая, — не слушая меня, говорит мама. — Но ведь она не любит тебя. Ты ей просто удобен — надежный, порядочный, со своей квартирой, зарабатываешь… Поэтому и терпит, что ты налево ходишь. Если бы любила — терпеть не стала бы…
Давлю соблазн еще прибавить скорость — дорога мокрая. Дворники противно скрипят по стеклу. Наконец впереди появляются контуры блокпоста. Скорая стоит с включенной мигалкой. Подъезжаю, останавливаюсь, выскакиваю из машины, распахиваю заднюю дверцу, отстегиваю ремень, пытаюсь помочь маме выбраться — она ни на что не реагирует.
Меня оттесняют санитары в синих комбинезонах, отводят маму в свою машину. Медсестра готовит шприц. За работой медиков приятно наблюдать — они деловиты и собраны, такой контраст с расслабленными людьми в городе, из которого я только что выехал…
Через четверть часа к моей машине подходит пожилой врач, садится на переднее пассажирское сидение и говорит:
— Острый депрессивный эпизод мы купировали медикаментозно.
— Я бы хотел с ней поговорить.
— Она спит, проснется уже в больнице. Понаблюдаем сколько понадобится.
— Номер и адрес больницы назовите.
— Записывайте… У вас тут курить можно?
Вообще-то нельзя, но не выгонять же врача, который только что лечил мою мать, под дождь.
— Да пожалуйста, курите… Многих сегодня вывезли?
Салон тут же заполняется вонючим дымом дешевых сигарет.
— Ваша мама — двенадцатая. Спецназ практически похищает людей, тех, кто тут на окраине живет или работает. Я уже все повидал: и истерики, и галлюцинации, и агрессию, и депрессивные эпизоды… Ничего, за два-три часа все приходят в норму, так что с вашей мамой в порядке всё будет. Поедете с ней в больницу?
— Не могу. Жене позвоню, она подъедет… Спасибо вам.
Так себе я получаюсь сын, но ехать в больницу правда нет времени сейчас. Расследование ползет с черепашьей скоростью, и только пока я стою у Лехи за плечом. Он, в принципе, молодец, держится как может и действует — профессионализм не пропьешь, то есть не потопишь в гормонах счастья. Но фокус его внимания постоянно плывет, он отвлекается, теряет нить расследования. Хотя Леха, как и все, стал в эти дни расслаблен и благодушен, иногда я вижу, как ему отчаянно хочется вытолкать меня из кабинета, больше никогда не впускать и забыть про всю эту мутную историю.
