— Я посчитал раскрой в целых листах, — отмел его возражения Петрович. — Есть завышение по лесу на стропила. Немного для нашего объема, кубов на десять всего. Но тем не менее… А вот бетон… Тут просто песня, Сергей Дмитриевич. Судя по толщине плиты пола, по арматуре восемнадцатого диаметра в две сетки и по марке бетона, отсюда будет стартовать звездолет. Кстати, зачем нужен был монолит? Перекрыть подвал плитами встало бы дешевле раза в три. Хотя… понятно, зачем. На плитах много не украсть. А вот к окнам претензий нет. Их через Геопром оплачивали. Доклад закончил! Итоговая сумма в долларах вот.
И он показал мне цифру, от которой я охренел, а прораб поник, как будто из него выпустили воздух. Я протер глаза, думая, что мне показалось, и это все-таки номер телефона. Нет, не показалось…
— Понятно, — кивнул я, едва сдерживая желание разбить эту наглую рожу. Я повернулся к Петровичу. — Мерс пятилетний для начала возьмешь? В счет оплаты.
— Возьму! — обрадовался тот, а молдаванин уныло полез в карман и отдал ему ключи от машины. Догадливый, сука. Понял, что если начнет выделываться, то все закончится поездкой в лес.
— Пойдем, покажешь территорию, — многообещающе произнес я и кивнул Коляну. — Мотнись пока в Лобню. Привези сюда пару парней со стволами. Тут будет пост номер один, как у мавзолея Ленина. Имею подозрения, что кое-кто захочет слинять до конца строительства. И что-нибудь спереть напоследок.
Я повернулся к прорабу и спросил:
— Ты, крыса поганая, все понял? Шаг влево, шаг вправо — попытка к бегству. Стрелять будут на поражение. И моли бога, чтобы твои работяги сделали все ровно. Иначе поселю в будке у ворот. Ты у меня до конца жизни сторожевой собакой будешь остаток долга отрабатывать.
— Я понял, — сглотнул тугой комок в горле прораб. — Все сделаем в лучшем виде. Останетесь довольны.
— Бога моли, падла, чтобы я остался доволен, — ласково улыбнулся я ему. — Иначе ты даже не собакой отрабатывать станешь, а чучелом в прихожей. Ты моим гостям напоминать будешь, что происходит с теми, кто меня на бабки кидает.
— Вот тут уже все готово, — засуетился прораб, водя руками по сторонам, пытаясь отвлечь меня темой участка. — Землю выровняли, подготовили для посева газона…
— А-а-а! — внезапно заорал Руля, который наступил на какую-то картонку, присыпанную жухлой травой, и исчез из виду.
Мы все застыли в ступоре, а потом резво подбежали к дыре.
— Это еще что такое? — я судорожно вглядывался в непроглядную тьму, где, судя по матерным звукам, обретался сейчас мой охранник.
— Старый колодец… видимо… — промямлил седеющий на глазах прораб. — Не заметили… Простите…
— Вы же подготовили все, — удивился я и заорал. — Руля, братан! Ты там живой?
— Живой, шеф! — раздался многообещающий голос. — Но когда я отсюда вылезу, у меня кое-кто будет мертвый.
— Пойдем, болезный, — увлек я прораба за локоток. — Мы сейчас пойдем в дом, и ты отправишь сюда спасательную команду. Спрячься и, пока мы с ним не уедем, даже не вздумай вылезти. Иначе тебе конец, отвечаю. Я за свою жизнь повидал много долбоебов, но клянусь, ты из них всех самый тупой. Первый раз в жизни встречаю человека, который так стремится умереть. Я бы тебя оставил Руле на растерзание, но ты же теперь как бы моя собственность. Ты ведь мне денег должен…
Минут через десять я поднялся наверх, в одну из башенок, откуда наблюдал, как молдаване тянули репку в виде ста пятидесяти кило озверевшего мяса в дорогом когда-то костюме. Интересно, что он сделает, когда вылезет? Да… видимо, молдаван посетили те же самые мысли, потому что вытащив Рулю наверх, они бросились врассыпную. Видимо, не верили в человеческую благодарность. А я продолжал смотреть в окно, разглядывая с высоты третьего этажа облезлые крыши, покосившиеся избушки и соседскую жучку, которая, будучи на цепи, предавалась плотским утехам с каким-то приблудным барбосом. Я разговаривал сам с собой.
— Вот риэлтор, когда мне хату на Тверской продавала, сказала, что вид из окна и соседи — это половина от цены недвижимости. Если это так, то я только что угорел на неебические бабки! Лучше бы я в это окно не смотрел…
Глава 24
— А это правда, что ты бандит? — с жадным любопытством спросила она.
— Что⁈ — я чуть не подавился от неожиданности.
— Ну, людей убивал. И в тюрьме сидел…
— Что, на остренькое потянуло? — понимающе усмехнулся я, разглядывая ее без стеснения. — Домашней девочке надоели приличные мальчики?
Ларису Хакамун я впервые увидел возле подоконника 12-го этажа СЭВа. Она поливала цветок типа фикуса и задумчиво смотрела в окно. Её фигура, утончённая и прямая, сразу привлекала взгляд. Чёрный пиджак сидел на ней так, словно был сшит на заказ, подчёркивая изящные плечи и тонкую талию. Блузка с открытым воротом обнажала линию шеи — аристократично длинной и невероятно женственной. Её чёрные волосы, коротко подстриженные а-ля мальчик, открывали скулы, которые придавали лицу слегка хищный образ восточной пантеры. Почему восточной? Лариса была метиска. Узкие глаза и желтоватый оттенок кожи говорил о том, что-либо папаша, либо маманя родом из Японии или Кореи.
— Так что, это правда? — продолжила она свой допрос, игнорируя не слишком тонкие намеки с моей стороны.
— Правда, — зачем-то признался я. — Даже короноваться предлагали.
— Серьезно⁈
Узкие глаза Хакамун широко распахнулись, а ноздри хищно затрепетали, как у зверя перед прыжком..
— Но я отказался. Свое отсидел, вышел на свободу с чистой совестью. Такой чистой, что взяли в Думу в комитет по этике. Меня теперь вместо мыла можно в местном сортире использовать.
Лариса засмеялась.
— Да все ты врешь! Тебя же на бюджет поставили. Деньги пилить для кремлевских паханов! Чистого в тебе только ботинки!
В общем, заметив Хакамун возле окна, я не мог с ней не познакомиться. Это была не импульсивность, а скорее интуиция. Такая красивая девушка, и уже депутат… Тут явно все непросто!
Рукопожатие у Ларисы оказалось крепкое, мужское. Да и стиль поведения тоже мало походил на женский. Сразу перешла на «ты», не лебезила, ничего не стеснялась. А я ведь привел ее в свой недавно отбитый у зама Рыбкина кабинет и, закрыл дверь на замок. Демонстративно. Но нет, не испугалась. Села в кресло для посетителей, закинула нога на ногу. Юбка слегка пошла вверх по бедру, а у меня пересохло во рту. Сука! До чего хороша! Да и я тоже хорош. Веду себя как прыщавый подросток.
Я подошел к большому глобусу, который забрал из офиса Геопрома, открыл крышку. Внутри находился бар.
— Коньяк, виски?
— Не рано ли пить? — Лариса иронично заломила бровь.
— Как говорят в народе, с утра выпил — весь день свободен. Не будем же мы отрываться от народа? Мы его в Думе теперь представляем.
Хакамун выбрала рюмку коньяка и потребовала лимончик. И он у меня был! Пока накрывал и резал, разговорились. Тридцатилетняя Лариса прошла в Думу по спискам «Партии экономической свободы». Демократка, либерал до мозга костей — Немцовы и Чубайсы отдыхают. До начала политической деятельности занималась преподаванием, работала в НИИ Госплана. Отец оказался этническим корейцем. Жил в Хабаровске, женился на русской женщине, учительнице. От брака родилась Лариса. Смогла без взяток и звонков сверху поступить на экономфак МГУ. А это говорило о многом.
— У меня друг из корейцев. Дима Пак. Не слышала?
После первой рюмки я сразу налил Хакамун вторую. Та лишь усмехнулась, но не препятствовала.
— Не слышала. Но любопытно познакомиться будет. Нас, корейцев, в Москве не так уж и много.
— Мы как раз тут собираемся с друзьями… в баньку хотим сходить. Там и познакомишься. Ты как? Составишь компанию?
— Сергей, ты не слишком резво начинаешь?
— А что не так? — я сделал вид, что расстроился. — Мне в комитет по бюджету очень нужны знающие люди. А ты почти в Госплане работала! Его НИИ — это даже круче, знаешь всю мировую экономику. Сведешь мне дебет с кредитом.
