— Ну что ж, предположим я готов купить… три.
У Филиппа захватило дух, но он удержал себя в руках.
— Вы серьезный человек.
— Наша семья не получила бы того, что имеет здесь, ежели бы не умела трезво смотреть в будущее.
— Через десять месяцев я привезу сюда три тонны.
— Не сюда. Мои люди проложат дорогу за Орхоном. Онамое место годе сокрыто горами от посторонних глаз. Серьезным делам не нужен лишний призор.
— Согласен.
Китаец сложил ладони на столе.
— Чжуан Юншэнь, — произнес он, слегка склонив лицо.
— Филипп. — Поклонился в ответ Завадский. — Полагаю, ваша семья имеет большое влияние в этих местах?
— Семья Чжуан контролирует все отсюда до Хайлара, включая приграничные земли с вашим государством. — Китаец посмотрел на Филиппа. — Но можно ли ожидати подобного с вашей стороны?
Филипп ощутил неприятный укол — одна из серьезных проблем, которую ему еще предстояло решить, но он произнес невозмутимо:
— С нашей стороны проблем не будет.
— Тогда можно выпить чаю. — Юншэнь поднял золоченую чашку и наконец широко улыбнулся. Филипп приподнял свою.
— За успешное сотрудничество!
— О! — спохватился Юншэнь и рявкнул так, что Боря не решился перевести.
Тотчас два китайца за спиной выбежали из избы и вернулись с внушительным сундуком.
— Забыл сказать, — пояснил Юншэнь, глядя как китайцы затаскивают сундук и открывают крышку, под которой сверкнули серебряные слитки, — наше сотрудничество начинается уже сейчас. Я выкупаю все что у тебя осталось…
* * *
Приятное дополнение к новому знакомству — безопасный путь до самой границы. Юншэнь не обманул — его семья была настолько влиятельной, что никто не смел даже косо посмотреть в их сторону, пока они мчались на новых лошадях, почти без остановок по территории Монголии, минуя все посты. Уже на третий день они ступили на русскую землю и Филипп будто зверь почувствовал угрозу, но он был готов к этому. Во всяком случае, он так думал…
Не доезжая до Селенгинска, они планировали повернуть на Иркутск, обогнув Байкал с юга и нанять струги на Ангаре. Дорога была проезжая, хорошая, сухая, но в этот час малолюдная — дело шло к вечеру, была осень и темнело теперь рано.
Филипп сидел на первой телеге в китайском балахоне, накинув на голову капюшон, как монах, рядом Данила — правил лошадьми. Позади на десяти груженых телегах расположились братья. Съехав в вытянутую низину, они увидали вдали конные силуэты на дороге и по мере приближения стало ясно — стрелецкий разъезд.
— Легки на помине — и десяти верст не проехали… — Спокойно сказал Данила, и цокнул на лошадь.
— По крайней мере, они предсказуемы. — Филипп спрятал зябнущие руки в рукава.
— Тпру! — крикнул ладный стрелецкий пятидесятник, когда они подъехали к разъезду. — Кто такие?! Амо путь держите?
Пока Данила отвечал на формальные вопросы, Завадский глядел по сторонам. Идеальное место выбрали, конечно — низина. С одной стороны крутой облавный сосняк, с другой — пологий травянистый кряж.
Справа раздалось множественное шуршание лиственной подстилки, щелканье замков карабинов.
— А ну — с телег вон! — заорал вдруг пятидесятник.
Филипп флегматично повернул голову и увидел как из сосняка выходит целый отряд стрельцов в грязновато-серых кафтанах, целясь в них из пищалей. Видать у них тут все по одной схеме работают, подумал Завадский устало слезая с телеги и поднимая руки. Лицо его оживилось только когда он увидел, как из лесу к нему идет тощий купец Агриппушка Дрынников в сопровождении какого-то офицера с объемным пузом, с которого тот раздражительно стряхивал листья и хвойные иголки.
— Ба! — просиял Филипп. — Старые знакомцы! Вижу, Агриппушка, промысел твой теперь не на Ангаре, а на большой дороге!
Клинобородое вытянутое лицо Дрынникова сияло умасленной улыбкой. Он замахнулся и как-то женственно отвесил Завадскому пощечину.
Филипп моргнул, продолжая вместе с братьями недвижимо стоять с поднятыми руками под прицелами пищалей.
— Тьфу ты, как невежливо, братец! Где же твоя купеческая солидарность? Продался разбойникам в стрелецких кафтанах?
— Якой ты мне братец, чужеяд! — пропел Агриппушка, сцепив в замок старушечьи руки. — Я разбойную рожу за версту чую!
— Эй, Агриппушка! — крикнул тем временем его пузатый сопроводитель, приподнимавший рогожи с телег. — Еже сие за лайно?
— Ась?
— Ты сказывал он су богат, везет злато-серебро, а зде сплошная дрянь!
Дрынников подскочил как ужаленный и забегал вдоль телег, срывая старые рогожи, из-под которых сыпались гнилые корнеплоды, которые Завадский купил по дешевке у монголов. Лошади увидав на земле такое лакомство, потянулись к нему мордами, двигая за собой телеги.
— Тпру! — гаркнул пузатый. — Еже за говно деянится?
Филипп с Данилой улыбались. К ним подбежал Агриппушка и схватив Завадского за отвороты балахона, затряс.
— Иде злато?! Амо запрятал, окаём?! — визжал он, брызгая слюной. — Жгите его, стрельцы! Пытайте!
Но стрельцов уже не интересовал Дрынников — как и Филипп с братьями они смотрели на хребет кряжа, из-за которого в мрачнеющем небе появилась целая тьма всадников.
— Чертовщина! — выругался пузатый.
— Это кто аще?! — взвизгнул Агриппушка, прячась за стрельцами.
Тем временем орда всадников с дикими воплями, напоминавшими индейские боевые кличи хлынула на них с кряжа страшной черной волной. В числе первых Филипп увидел Савку, Антона и Бакана, за которыми летели тунгусы. Жалкие выстрелы утонули в оглушительном кличе, замелькали стрелы и сияющие лезвия «пальм».
Через минуту тридцать изрубленных стрельцов лежали на дороге и опушке сосняка. Прислонившись спиною к сосне сидел пузатый офицер, из расколотого почти надвое черепа кровь залила ему лицо и грудь. Рядом дрожал как осиновый лист Агриппушка, каким-то чудом оставшийся в живых.
— Пощади-и-и! — взмолился он, глядя на приближающегося Бакана, достающего длинный нож.
Бакан ничего не говоря, словно барану перерезал ему горло и вытер нож о его кафтан, после чего обернулся к Филиппу с широкой улыбкой.
— Ну ты просто зверь, братан, — сказал ему Завадский, разводя руки в стороны.
Они обнялись и похлопали друг друга по спине.
— Сказывают деяния твои с цинами идут в гору? — спросил Бакан и, привлеченный грохотом повернул голову направо. Оттуда в низину спускался обоз с настоящим товаром из семидесяти подвод, возглавляемый Акимом.
— Да, дела идут хорошо, — согласился Филипп, — а с твоей помощью пойдут еще лучше. Ты ведь готов к большим делам?
— С самого рождения.
Филипп одобрительно кивнул.
— Еже делать буде с мертвяками? Отволочити в лес?
— Нет. Оставим послание тем, кто еще не понял, что времена меняются.
Бакан растянул губы в улыбке.
* * *
Много времени для дум дает русская дорога — день за днем, неделя за неделей. Филипп почти не спал и все думал, пока на распутье не попрощался с братьями. Основная колонна во главе с Акимом, сотней наемных рабочих, под охраной тунгусов, сопровождавших обоз, выросший в ходе попутной перепродажи на три сотни подвод направились в Храм Солнца, а путь Филиппа лежал в Красноярск, где в статусе воеводы доживал последние денечки Мартемьян Захарович.
С тех пор, как Красноярский уезд передали в управление Енисейскому разряду, ходили слухи, что уездным красноярским воеводой правитель Енисейского разряда поставит своего человека. В общем-то и без слухов это было логично. Но пока они пировали со старым другом-воеводой — пили хлебную водочку под звуки рожков и балалаек. На радостях охочий до всяческих услад Мартемьян даже раскурил табаку с опиумом, после чего плясал с девками целый час. Действовал он на него странно. Визгу, шуму и смеху стояло на три версты кругом.
Сутки отдыхали они, Мартемьян Захарович радовался богатым подаркам, новому жалованью, но больше всего — оглушительному успеху Филиппа в Урге. Глубокой ночью, когда оба были уже мертвецки пьяны, они стояли на восточном острожном мосту, смотрели в ночную тайгу, как когда-то в отвоеванном ими Причулымском остроге.
