"Фантастика 2025-58". Компиляция. Книги 1-21 (СИ) - Букреева Евгения

А вот люди ещё спали.

Хотя это тоже было не совсем так. Где-то там, за толстыми стенами, оставшимися позади, плескалась жизнь. Возможно, на одном из этажей сейчас лениво переговаривались охранники. Кто-то надсадно кашлял, и этот кашель эхом разносился по бетонному остову Башни, будя чутких соседей и заставляя их досадливо морщиться. На верхних уровнях, кому-то слепило в глаза солнце, а на нижних уже просыпались те, кто заступал на смену или выходил в море.

Кравец знал это, как и то, что в этой обманчивой и звонкой тишине на забытой людьми и Богом Северной станции он может быть не один, а это уже было опасно. Но не прийти сюда он никак не мог.

Накануне, отдав все необходимые распоряжения, Антон не стал подниматься к себе наверх. Провёл ночь на восемьдесят первом, в умело замаскированном от глаз властей притоне, в объятьях щедро раскрашенной девицы, бестолково изображающей из себя невинную девочку. В обычный день или точнее ночь Антон бы возмутился — на девочку эта баба не тянула даже при свечах, но сегодня он не сильно привередничал. Нужен был кто-то для снятия стресса, а с этим она худо-бедно справлялась.

Антон ждал исполнителей, но те отчего-то не торопились. Думать о плохом не хотелось, но, когда стрелки часов перевалили за полночь, против воли начал нервничать. Неужели план сорвался? Кто-то из них не пришёл — Савельев или Полынин. Или ненадёжные исполнители, получив нехилый аванс, сейчас спускают его в каком-нибудь похожем месте, если вообще не за стенкой, в соседней комнатушке, где явно царило большее веселье, и девочки, видно, были не так унылы, как та, что безуспешно пыталась его растормошить. И лишь когда в начале четвертого появился Татарин, Антон наконец-то выдохнул.

У него не было иллюзий по поводу тех, кого он нанял. Татарин, потрясающий симбиоз тупости и хитрости, смотрел на Антона маленькими узкими глазками, затерявшимися на жирном обвисшем лице. Кравец привык видеть в этих глазах лишь злобу и жадность, но сейчас его цепкий взгляд уловил ещё кое-чего. Неуверенность? Беспокойство?

— Пошла вон, — шикнул он на девицу, и та, подхихикивая, выскользнула из комнаты, растворившись в полутьме коридора.

Кравец ещё не задал главный вопрос, но уже по лёгкой тревоге, пробежавшейся по плоскому лицу Татарина, и даже по тому, что тот пришёл один, без напарника, который — Антон это тоже знал — был слегка поумней, было понятно: что-то пошло не так.

Потому-то он и оказался сейчас здесь, на Северной станции. Стоял у самого края, вглядываясь в гулко шумевший где-то далеко внизу океан. Ничего увидеть он там, конечно, не мог. Тёмная вода, грязновато-серая пена. И больше ничего.

Рядом, в двух шагах от него лежал Полынин. Вернее, тело Полынина, уже остывшее, закоченевшее на морском ветру. Он и лежал так, словно ему было холодно, чуть подогнув колени и обхватив себя руками, как будто пытался укрыться от утренней прохлады. Антон равнодушно посмотрел на то, что ещё несколько часов назад было Вадиком Полыниным. Ещё один глупец, жадный и алчный. Много чего имел, но хотел большего. Как и все они, эти, чистенькие парни сверху. Антону не было его жалко. С чего бы? Он никогда не любил жадных глупцов.

Антон отошёл от края платформы, чуть прошёлся, медленно, пытаясь сосредоточиться. Опять вспомнил плоское лицо Татарина, узкие невнятного цвета глазки, сломанный в двух местах нос. Где, интересно, ему его сломали? На разборках внизу или, когда Татарин пытался делать военную карьеру. Антон знал, что сразу после школы Татарин по распределению попал в военный сектор, но задержался там недолго. Вылетел за что-то, хотя понятно, за что — у Ледовского асоциальных типов никогда не держали. Впрочем, этого оказалось достаточно, чтобы Татарин научился управляться с оружием, что и требовалось для успеха намеченного предприятия. И всё же, увы, этого оказалось недостаточно, потому что на платформе лежало только одно тело, и именно это тело интересовало Кравца сейчас меньше всего. А вот тот, кто был нужен, его как раз и не было.

Налетевший порыв ветра обдал Антона холодными брызгами. Надо уходить. Чего уж теперь.

Он почти дошёл до ворот в Башню, но остановился. Что-то не давало покоя, скребло тонкими коготками, оставляя на душе тоненькие, саднящие дорожки. Внезапно его что-то толкнуло, и Антон, резко развернувшись, помчался назад. Мысль, закрутившаяся в голове с бешеной скоростью, быстро оформилась в цель, и Антон уже знал, что делать. Он нашёл спуск на лестницу в одной из уцелевших опор и осторожно, но споро принялся спускаться вниз, а, спустившись, поспешил к краю. Нижняя платформа была сильно деформирована, казалось, какая-то сила, бушевавшая здесь двадцать лет назад, пыталась приподнять железобетонную конструкцию снизу, но не преуспела — плиты лишь слегка накренились, ушли кромкой в тёмную и холодную воду.

Кравец огляделся, зацепился за что-то глазами и медленно присел на корточки. Провёл ладонью по шершавому мокрому бетону. На вымытой дождями и снегами поверхности виднелись рыжевато-бурые пятна. Сперва Антону показалось, что это кровь, но, присмотревшись, он понял, что ошибся. Просто ржавчина от старой, выступающей арматуры. Просто ржавчина. И грязь. Он поднялся. Наверно, не стоит паниковать. Тела Савельева нет, но и появится ему неоткуда. Павел Григорьевич мертв. Отправился прямиком в преисподнюю. Вслед за лучшим другом. Sic transit gloria mundi. Антон улыбнулся и даже почувствовал что-то вроде сочувствия. Вот этих двух даже было слегка жаль…

Волны слабо накатывали на платформу, лениво пытаясь дотянуться до торчащего из накрененной и треснутой плиты железного прута. Это мерное движение завораживало и успокаивало, настраивало на благодушный лад. Кравец улыбнулся. Все прошло, как надо. И он опять молодец. Молодец…

Мысль, не закончившись, прервалась, потому что рядом с этой ржавой железякой что-то было. Маленький белый квадратик. Волна, нахлынувшая в очередной раз, почти добралась до него, отбежала и собралась повторить попытку, но Антон её опередил. Он наклонился, поднял тонкий, очень лёгкий пластик — фотография! Быстро развернул лицом к себе.

Рыжие мягкие кудри, солнечные веснушки, твёрдые серые отцовские глаза.

Со снимка на Антона глядела Ника Савельева.

Ольга Скляренко

Башня. Новый Ковчег-3

Пролог

Солнце висело огненным, тяжёлым кровавым шаром. Кире, стоящей у окна в гостиной, широкой и светлой, как и все её апартаменты, это казалось зловещим предзнаменованием. Впрочем, в связи с последними событиями ей всё казалось зловещим. Привычный мир рушился, а все вокруг словно сошли с ума, решив утопить их Башню в крови.

В последнее время она почти не выходила за пределы квартиры. Арсений говорил:

— Кира, подожди. Потерпи ещё чуть-чуть. Они успокоятся. Вот увидишь.

Успокоятся они, как же. Кира презрительно дёрнула плечом. Эти никогда не успокоятся. Если только их всех не вздёрнут. Или не приставят к стенке.

Увы, надежда на это с каждым днём таяла всё больше и больше. Новости Кира узнавала не от мужа, Арсений не считал своим долгом ей что-либо рассказывать, ограничиваясь дурацким «всё будет хорошо» — фразочкой, которой мужчины обычно успокаивают своих жён-дурочек. Но Кира дурочкой никогда не была. О происходящем она узнавала от прислуги, вернее, от тех, кто остался, а остались даже не верные, а перепуганные, которые жались к Кире, инстинктивно чувствуя её силу и пытаясь укрыться в тени этой силы. Почти все они, как и сама Кира, предпочитали не выходить в общие коридоры — мужчины боялись быть убитыми, женщины изнасилованными — и только дура-горничная, молоденькая девчонка, водившая шашни с каким-то молодчиком из «этих», регулярно докладывала Кире что и как.

От этих новостей хотелось завыть в голос. Их надоблачный уровень, некогда вместилище красоты и порядка, превратился в ад. Эти (под этими Кира понимала и военных, стоявших во главе переворота, и работяг с нижних этажей, и даже собственного мужа, который переметнулся на сторону новой власти) похоже задались целью уничтожить всё вокруг, их топот и дикий хохот долетал до Киры даже сквозь толстые стены и плотно закрытые двери. Животные, опьяневшие от запаха крови. Необразованные дикари, которые даже не понимают, что тому, что они живы, не сдохли, не захлебнулись водой, всем этим они обязаны им, тем, кого они сейчас презрительно называют аристократами — неточный термин, конечно, но для этих невежд вполне сойдёт. Это родители Киры и ещё несколько семей, именно они, а не озверевший плебс, создали последний оплот человечества. Башню, огромную, прочную, в которой было предусмотрено всё или почти всё.