Первой у моей палатки появилась Хадижа, ее спортивный костюм был не из брендовых, но на ее фигурке смотрелся классно. Мы сидели и болтали, ожидая других девочек, но время шло, а никто не появлялся. Если ждать больше, то пробежка закончится в темноте. Увидев сияющее лицо Хадижи, когда, наконец решив больше не тянуть время, я направился к выходу, понял, что не обошлось без манипуляций этого ангелочка. «Чему быть, того не миновать», — я мысленно произнес эту, ставшую крылатой фразу.
Выйдя за ворота, легким бегом припустил в сторону аэропорта, сопровождаемый моей красавицей арабкой. Аэропортом в полном смысле этого слова трудно было назвать взлетно-посадочную полосу посреди пустыни, здесь не было никаких радиотехнических маяков, диспетчерских кабин и прочих технических служб, и помещений. Это была взлетно-посадочная полоса из асфальта длиной чуть более километра. Единственным зданием на территории полосы была щитовая будка, в которой хранился инвентарь: веники, лопаты, ведра. Если полосу заносило песком, то перед прилетом самолета с гуманитарной помощью силами беженцев полоса приводилась в порядок. Садиться и взлетать с нее можно было только днем, так как никаких навигационных огней не было.
Я мог сразу направиться в будку, но решил пробежать до конца полосы и обратно, чтобы немного помучить и себя и Хадижу. Конечно, можно было вернуться в лагерь, просто продолжив пробежку. Но с самого утра мое тело требовало к себе внимания, внимания в определенном смысле. Добежав до конца полосы, мы развернулись и припустили обратно. Хадижа отставала понемногу с каждой секундой, девушка тренировалась всего-то ничего, я бегал практически три месяца с редкими перерывами на «женское недомогание». Поэтому неудивительно, что, подбежав к будке, я опережал девушку на добрую полсотню метров. Дверь кладовки не запиралась, никому и не пришло бы в голову переться в пустыню, чтобы украсть видавшую виды садовую утварь.
Вообще арабы — удивительный народ, им ничего не стоит стянуть кошелек у зазевавшегося туриста, но незакрытую машину или квартиру не тронут. Чужая собственность для них неприкосновенна, но почему-то на кошельки, особенно жирных и беззаботных туристов, это правило не распространяется. Хадижа добежала до меня и пыталась отдышаться, уперев руки в колени, ее легкие свистели даже на расстоянии.
«Самое удачное время для секса, — с иронией подумалось мне, — делай с ней что хочешь, она даже возразить не сможет». Через приоткрытую спортивную куртку девушки была видна грудь в простеньком белом лифчике, которая бурно вздымалась во время дыхания. Тем не менее, время шло, и надо было еще после всего возвратиться в лагерь до темноты: свалив стоявшие в углы веники и метелки я накрыл их небольшим тентом синего цвета с символикой ООН, получилось совсем уж неплохо. Конечно, впервые заняться сексом пропыленными и вспотевшими мне казалось противоестественным, но учитывая нашу ситуацию и тысячи глаз в лагере, пришлось закрыть глаза на эстетическую сторону вопроса.
Тем временем, отдышавшаяся Хадижа скользнула внутрь будки, не теряя ни минуты, обвила меня руками. Я ответил на неумелый поцелуй и мягко повлек ее за собой на наше ложе любви. Сегодня мне впервые в своей жизни предстояло узнать ощущения девушки во время секса, пусть и однополого. Но все было против того, чтобы я смог познать прелесть любви.
Звук моторов мы услышали лишь за секунды до того, как несколько машин остановились, резко тормознув перед нашей кладовкой. Я подумал, что это директор Труассо, обеспокоенный нашим отсутствием, послал за нами. Отстранив девушку, поднялся, кипя праведным гневом, с брезента, на который опустился секунду назад. Дверь открылась в тот самый момент, когда я взялся за ручку: сила рывка была такой, что я чуть не упал, и мне пришлось постараться сохранить равновесия, изображая фигуры из танцев на льду.
Подняв глаза, я проглотил свое возмущение, готовое вырваться из уст, наткнувшись на здоровяка в черной форме с винтовкой в руках. За его спиной виднелись фигуры еще нескольких людей в такой же черной одежде. Их появление было настолько неожиданным, что я, словно парализованный, стоял столбом. Только одна мысль успела промелькнуть, что сегодняшняя пробежка может закончиться сексом, только не тем, на который я рассчитывал. Мужчина молча посмотрел на меня, затем перевел взгляд на сжавшуюся в комок Хадижу, немного отошел в сторону от двери, по-прежнему не сводя с нас глаз и, полуобернувшись, сделал жест рукой.
Вот именно тогда меня охватил панический страх не потому, что люди были вооружены и нас ожидало неизвестное, страх был порожден молчаливостью, с какой отдавались приказы и с молчаливостью их выполнения. Двое мужчин чуть меньшей комплекции заскочили внутрь, не давая мне ни малейшего шанса на сопротивление, за считанные секунды затянули на руках пластиковую стяжку на руках и потянули за собой к выходу. Сидевшая на брезенте Хадижа, эта трусиха, молнией вскочила и кошкой прыгнула на одного из тех, что вытаскивал меня из будки.
Мужчина просто отряхнулся, и девушка отлетела, однако снова бросилась на мужчину. На этот раз мой похититель или будущий убийца встретил ее ударом кулака, пришедшимся девушке в область груди. С хриплым выдохом и отчетливо слышным хрустом Хадижу отбросило на метра два. Я увидел, как закатились ее глаза.
Этот бесчеловечный удар вывел меня из оцепенения: изогнувшись, я впился зубами в руку ударившего и изо всех сил сжал челюсти, жалея, что я не вампир. Успел почувствовать вкус крови, прежде чем небо обрушилось мне на голову, и темнота приняла в свои объятия.
Глава 20
Пустыня смертной тени
Кажется, я плыву в лодке и волны нежно переваливают лодку с гребня на гребень. Но как же сильно болит голова, и… Я с трудом разлепил глаза. Взгляд уперся в сиденье автомобиля, но почему сиденье в горизонтальной плоскости? Это не сиденье такое, это я висел на ремне безопасности почти горизонтально, на втором ряду. С трудом поднимаю голову и с большими усилиями выпрямляюсь, чему мешают стянутые стяжкой руки и ремень безопасности, ограничивающий мои движения.
Определенно, я в автомобиле, это внедорожник, судя по коже и вставкам из дерева, ленд крузер или что-то этого класса. А вот и водитель, вижу его шею, голову с черными волосами и торчащие уши. На пассажирском сиденье еще один человек, с моего ракурса его видно лучше: черные очки, двух-трехдневная щетина, большой нос, черная одежда. Кто эти люди, где я, куда мы направляемся? То, что машина едет, понятно по колебаниям кузова, звуку мотора и мелькающему пейзажу за окнами. Нестерпимо сильно болит голова, просто раскалывается, пульсирующая боль зарождается в теменной области и уходит к шее по затылку.
И я вспомнил! Взлетно-посадочная полоса, будка, Хадижа, люди в черном. Хадижа! Они убили ее. Я заскрежетал зубами, из груди вырвался стон.
Пассажир обернулся и улыбнулся, показывая желтоватые зубы:
— Очнулась, голова болит? Как же громко звучит его голос, словно молотком стучит по голове.
— Болит, — автоматически отвечаю я, пытаясь не расплакаться от беспомощности и боли.
— Это я тебя ударил. Меня зовут Фарух, ты мне руку прокусила почти до кости, — он демонстрирует мне руку, на которой отчетливо видны следы зубов и запекшаяся кровь. На губах улыбка, это он лыбится, довольный, что ударил связанную девушку, или у него такое дауновское выражение лица с рождения? Значит, ты ударил. Хорошо Фарух, тебя я убью мучительным образом, даю я себе зарок, пытаясь сдержать слезы. В данный момент возможность убийства не предвидится, откладываю месть на потом, клятвенно обещая отомстить за Хадижу, за моего ангелочка.
— Кто вы, почему вы меня похитили? Куда мы едем? — вопросы сами срываются с губ, но меня просто игнорируют. Посчитав наш разговор оконченным, Фарух, мать его, снова сидит и смотрит на дорогу, периодически опуская глаза на лист бумаги перед собой. Немного привстав, замечаю, что на коленях у него, похоже, карта, с моего места ни надписей, ни обозначений не могу разобрать. Я попытался прислушаться к ощущениям внутри организма.
