Так, Александр, давай мыслить логически: тебя не убили, не насиловали. Из двоих девушек забрали тебя иностранку, а арабку убили. Убили, суки, Хадижу, ребенка, который и жизни-то не видел. Во мне закипала злость и ненависть: я убью их всех до одного, самой мучительной, самой позорной смертью!!! Как это сделаю, не имел ни малейшего понятия, связанный и пришвартованный к сиденью, я даже вертикальное положение сохранял с трудом.
Так, а сколько их? Я видел троих, но в машине двое, значит, или есть еще машина, или третий остался в другом месте. Вернусь к логике, раз меня не убили и не насиловали, значит, я представляю ценность, но так как ценность девушек здесь невелика, значит, соль вопроса в том, что я иностранка. Отсюда вывод: меня похитили для выкупа, похищение иностранцев для выкупа — обыденное дело для Сирии. Но мы в Иордании, и там такое я не помню, хотя, может, просто не было огласки. К тому же граница с Сирией в десяти километрах от лагеря.
Все стало на свои места: террористы оторваны от мест нефтяных месторождений. Финансовая подпитка третьих стран, вероятно, иссякла, а для войны им нужны средства, война без денег невозможна. Интересно, сколько за меня запросят и у какой страны? Или, может, у Красного Креста? Стоп, а кто вообще будет платить за меня: гражданином какой страны я являюсь? Сделают запрос на Иванову Александру, таможня ответит, что такая границу для вылета в Иорданию не пересекала. Что тогда?
К физической боли добавилась и моральная: если за меня не платят, то меня попользуют, пока я не сдохну от тестостеронной интоксикации. А с учетом выносливости женского организма, сексом меня пресытят на пять человеческих жизней.
Мои размышления пришлось отложить, потому что машина, приняв влево, остановилась. Я попытался сориентироваться через окна слева и справа: неказистая лачуга, виден пес, похожий на пастушью собаку, небольшой колючий кустарник. Из лачуги вышел пожилой мужчина в белых шароварах и длинной полотняной рубашке, с намотанной на голове чалмой. Хлопнула дверь, это водитель вышел и о чем-то разговаривает с бедуином. Разговор был коротким, мужчины пожали друг другу руки, старик свистнул собаке, зайдя в дом, вышел через пару минут с котомкой в руках, пошел в сторону запада.
«Кто он? Связной бандитов? Или просто бедуин, который за деньги уходит, предоставляя свою лачугу в пользование. Или сейчас мне придется ублажать этих бандитов», — от этой мысли я инстинктивно сжался от страха.
Фарух вышел из машины, открыл мою дверь, перегнулся через меня, дыхнув луком и мясом, отщелкнул мой ремень, не давая мне времени отреагировать, рывком вытащил из машины, заставив плюхнуться в пыль на пятую точку. Взвыл копчик от столь негуманного обращения, и я с трудом сдержал крик. Фарух загоготал, к нему присоединились еще двое голосов. Это был третий и четвертый, появившиеся из второй машины.
Теперь. сидя на земле, я видел, что второй джип — это хаммер армейского образца, некогда бывший очень популярным в России. В первой машине я не ошибся, лендкрузер двухсотый. Меня подняли на ноги и, немного посмеиваясь, повели в лачугу. Там было темно, электрического освещения не имелось, но было на удивление прохладно. В первой комнате стоял грубый низкий стол и пара низких табуреток, в углу была печь-тандыр, небольшой шкафчик, видимо, для посуды и несколько медных кувшинов с высоким горлышком. Во второй комнате, куда меня довели и швырнули на пол, были старые овечьи шкуры и несколько выцветших ковров.
Пахло шерстью, потом и пылью. «Неужели это произойдет? Я же не женщина, я мужчина! Что я смогу сделать, если бандиты решат удовлетворить свою похоть?» Я задыхался от страха, сердце колотилось, липкий пот струйкой стекал по подбородку.
— Располагайся, это твой Шератон до ночи, — сказавший был из второй машины. Голос спокойный, нет намека на похоть. Как робот. Мужчина вернулся в комнату к подельникам. Кажется, пронесло. Я начал дышать спокойнее, насилия, похоже, не предвиделось. «Возможно это идейные, у них вроде строго с сексом вне брака», — я вспомнил одну из передач, посвященных борьбе с терроризмом, в которой аналитик рассказывал про внутренний быт и правила в некоторых террористических организациях Ближнего Востока.
Но возникла другая проблема, после пережитого я хотел в туалет так сильно, что заболели мышцы: страх заставляет организм реагировать усиленным выделением пота и мочи. Еще немного, и обмочусь прямо здесь, позывы становились сильнее и болезненнее.
— Мне нужно в туалет, — мне было страшно сказать это мужчинам, тем более неизвестно, с чем у них будет ассоциироваться моя просьба, но терпеть больше не было сил.
— Фарух, — позвал мужчина, — ты ее нянька, вот и отведи ее на улицу, да смотри, чтобы не сбежала.
Фарух появился злой, видимо, за проводы в туалет у них не было добавки к заработку. Взял меня за плечо, он вывел на улицу. Мы обошли лачугу и у задней стены остановились.
— Давай, делай свое дело, — буркнул Фарух и демонстративно отвернулся.
— Развяжи мне руки, — попросил я, — я не убегу, куда могу убежать в пустыне, не зная, где нахожусь. Мой довод был убедительным и он, вытащив нож из-за пояса сзади, одним движением перерезал пластиковую стяжку.
— Давай быстро! — Отойди за угол, — попросил я, — я стесняюсь, это неприлично. — Пожалуйста, ты же араб, ты же мужчина, — пришлось мне польстить самолюбию этого урода. Фарух посмотрел по сторонам и, убедившись, что мне некуда скрыться, завернул за угол. Как я ни старался сделать это тише, хотя песок поглощал влагу и звук, мне казалось, что меня слышат все. Это было неописуемое блаженство. Я на секунду забыл, что за углом меня ждет террорист, я сам похищен и нахожусь неизвестно где. Закончив и попутно прокляв анатомию женщин, вызывающую такие затруднения в деле справления нужды, посмотрел по сторонам: на многие километры вокруг простиралась бесплодная пустыня, лишенная растительности и гладкая, как стол, скрыться было нереально. Я завернул за угол и вслед за Фарухом покорно вернулся в свою импровизированную тюрьму, попросив его не связывать мне руки. На мое удивление он послушался меня.
Теперь я мог потрогать голову: пальцы нащупали огромную шишку и высохшую кровь. «Вот тварь, разбил до крови», к счастью, крови было мало, и я нащупал небольшую корочку. Каждое прикосновение к шишке отдавалось болью, мне приходилось сдерживаться, чтобы не стонать. Мужчина, сидевший за рулем в нашей машине, заглянул в комнату. Без слов бросил мне полулитровую бутылку с водой и лепешку. Я поймал лепешку, дав упасть бутылке. Не уверен, что смог бы есть, упади лепешка на эти грязные овчины.
Откусывая маленькими кусками и запивая водой, вслушивался в разговор в соседней комнате. Речь шла о том, что границу пересечь надо после полуночи, чтобы не встретить патруль. О какой границе шел разговор, было непонятно. Насколько я помню, Иордания граничит с Израилем, Сирией, Ираком и Саудовской Аравией. Израиль я отмел сразу: израильскую границу не пересечет мышь, не то, что кортеж из двух машин. Значит, граница могла быть любой из остальных трех стран. Учитывая, что террористы воевали в Сирии и Ираке, вероятнее всего было, что в одну из этих стран везут меня. Подумав, я решил, что речь идет о Ираке, все-таки в Сирии ВКС России и коалиция сильно утюжили позиции боевиков, и только небольшие анклавы контролировались террористами.
Ничего хорошего в этом открытии для меня не было, кроме одного весьма сомнительного момента — безвизового пересечения границы с Ираком. Лепешку доел всю, а вот воду оставил половину, неизвестно, когда мне ее дадут. Насыщенный желудок клонил ко сну, и я отключился.
Разбудил меня чувствительный удар по мягкому месту: я люблю спать, свернувшись калачиком и подтянув ноги к животу, этакая поза эмбриона. Я вскрикнул, инстинктивно пытаясь прикрыть ушибленную попу руками, чем вызвал омерзительный смех у своих похитителей.
— Правильно, девочка, береги задницу, она нам еще пригодится, — самодовольный и мерзкий голос Фаруха. Но, несмотря на угрозу, в словах не чувствовалось особой злости или желания претворить угрозу в жизнь.
