Переместившись во вторую половину спецвагона — здесь у нас спортивные снаряды — встали по разные стороны теннисного стола, и Оля предложила:
— Камень-ножницы-бумага?
— Давай, — согласился я.
— Камень, ножницы… — начала она отсчет, и тут вагон тряхнуло, заскрежетали тормоза.
Рухнувших на пол нас немного потрясло, и все стихло. Дверь открылась, и заглянувший дядя Семен проинформировал:
— С рельс сошли. Разбираемся.
Поднявшись на ноги, я помог встать Оле — она запуталась в упавших на нее скакалках — и посмотрел в окно, показывающее пограничный столб. Я тоже тебя терпеть не могу, Европа.
* * *
Проснувшись, потянулся и посмотрел на едва забрезживший за окном рассвет над улицей Бельведерска. Рука шлепнула по кнопке будильника. Голова — мутная, потому что в посольство вчера мы прибыли с задержкой в добрых три часа — полетела колесная пара поезда. Никаких диверсий, просто такое иногда случается. Мистическому сознанию — бой! Сходив в ванную, выпил таблетку цитрамона и постоял под теплой водичкой. Так-то все равно выспался бы, но как отказать посольским деточкам в двухчасовых посиделках под гитару? Хорошо Оле — она-то хоть до обеда дрыхнуть может, а вот мне нужно идти в телевизор.
Вытираясь и одеваясь, вздыхал: наговорить долбаным полякам хочется очень много — мало какая страна гадила моей так много и самозабвенно. Херовы шляхтичи — просрали из-за своего гонора империю, и до сих пор страдают от фантомных болей. И ладно бы проблема была только в элитах, но среднестатистического польского рабочего или крестьянина шляхта эксплуатировала так, что приверженность русофобии и идеям Великой Польши можно объяснить исключительно Стокгольмским синдромом. В начале века Польша вообще была нищей парашей, элиты которой видели спасение только в иностранных инвестициях. То есть: «белый человек, сделай все за нас!». К моим временам не сильно-то это и изменилось, но в копилку польских активов добавилась идея о западном форпосте против орд восточных орков. Америке такое нравится — идиоты охотно и добровольно сливают бюджет на закупку нахрен не нужных железяк, что может быть лучше? Отдельная история — приграничные районы бывшего СССР, там на поляков открыв рот и пуская слюни смотрят. Тот же стокгольмский синдром, полагаю — хлопчика с условной Галичины шляхтич в рожу сапогом тычет, а тот этот сапожок целует. Ладно, об этом думать грустно, лучше не буду. Долой тяжелый груз «псиопов», даешь твердую поступь в светлое будущее!
— Доброе утро, товарищи! — с подчеркнутой бодростью поприветствовал я дежурящих в коридоре дядей Диму и Женю. — Куда сложили трупы ночных разбойников?
Хохотнув, мужики поздоровались в ответ, и дядя Дима условно постучал в дверь напротив, вызвав сменщиков в виде полковника дяди Вити — моего старого партнера по загранкам — и дяди Семена. Ночная смена отправилась отдыхать, а мы — в столовую.
Здесь нас встретил невыспавшийся товарищ посол — Станислав Антонович Пилотович. Его назначили только в марте, и вчера, когда ему доложили о «чп на жд», бедолага изрядно понервничал — еще толком в дела не вник, а уже такие неприятности. Для сотрудника дипкорпуса относительно молод — сорок девять лет, по национальности — Советский человек. А других нынче и не водится! В годы войны партизанил на территории Белоруссии, товарищ проверенный и порядочный.
— Доброе утро, Станислав Антонович, — подсев, пожал я ему руку.
— Доброе утро, Сергей, — пожал он в ответ. — Доброе утро, товарищи, — пожал и подсевшим дядям.
— Не обязательно было в такую рань вставать-то, — улыбнулся я ему. — Я же уже не ребенок, а взрослый, женатый… — с огромным удовольствием показал ему колечко. — Человек, могу и в компании менее занятых товарищей по славной Варшаве покататься.
— Извини, замотался, совсем забыл поздравить, — вздохнул он. — Поздравляю!
— Спасибо большое, — с улыбкой кивнул я. — Вы и не обязаны были, Станислав Антонович… Спасибо, товарищи, — поблагодарил поставивших перед нами завтрак официантов. — Мы ведь с вами только вчера познакомились, незнакомцев поздравлять — это странно. А вы еще и на такой ответственный, и, прямо скажем, проблемный пост совсем недавно заступили, дел поди непочатый край.
Слушая ответ посла на тему: «дел много, но справляемся», я пододвинул себе суп-журек: поданный в хлебе суп из мясного бульона на ржаной закваске с картошкой, колбасой и половинкой яйца. Сдобрив традиционное польское блюдо сметаной, принялся за дело. А неплохо! Супчик закончился, я доел пропитавшийся им хлеб, промокнул рот салфеткой и принялся за чай с сырниками.
— … посадили, — закончил Степан Антонович рассказ о выявленной и нейтрализованной пару недель назад банде из двадцати «борцов за независимость Польши».
— Хорошая работа, — похвалил я местные спецслужбы. — И ужасная глупость со стороны польских студентов. В нашем непростом мире только Советский Союз может по-настоящему обеспечить суверенитет братской социалистической Польше.
В масле таких дебилов варить, на площадях и прилюдно, чтобы даже голову поднять боялись. И чего это меня потряхивает? Ну-ка успокойся, Сережа — процент порядочных, социалистических поляков в эти времена очень даже высок.
— Очень грустно, когда молодые люди поддаются вражеской пропаганде и лишают себя будущего, — согласился со мной Станислав Антонович и допил чай.
— Вы предпочитаете завтракать легко? — спросил я.
Потому что посол съел пару сырников и всё.
— А надо? — осторожно спросил он.
Ржака — серьезно ведь спрашивает.
— Просто спросил, — развел я руками. — У всех ведь по-разному организм работает. Мы вот с товарищами, — кивнул на охрану. — Завтракаем плотно, считай — еще один обед. А моя жена… — невозможно перестать хвастаться! — Так, немножко клюёт. Можем идти?
— Можем, — подтвердил посол, и мы покинули посольство.
По пути на студию я активно глазел по сторонам из окон посольской «Волги». Со времен бунтов прошло много времени, и никаких следов волнений на улицах Варшавы не осталось. Зато очень хорошо, судя по многочисленным вывескам, развивается кооперативность.
— Насколько велик дисбаланс ассортимента в кооперативных и государственных магазинах? — спросил я посла.
— Некоторый дисбаланс имеется, но в основном в провинциях, — ответил он. — В Варшаве проблем со снабжением нет, и этим злоупотребляют провинциальные кооператоры — целые караваны порой присылают, метут всё, что отпускается без лимита.
— У нас так же, — вздохнул я.
— Я бы на твоем месте не переживал, Сергей, — заметил Степан Антонович. — Кооператоры тоже не идиоты, цены ставят вменяемые, иначе брать никто не будет — поляки в массе своей товарищи практичные, и, если условному колхозу будет выгоднее отправить пару односельчан со списком в городской государственный магазин, они так и сделают. Кооператор в этом случае разорится.
— Невидимая рука рынка.
— Именно! — не понял горькой иронии посол.
Первый польский телеканал называется «ТР1», и именно на нем меня показывать и будут, я же важный. Русский язык в ПНР в той или иной степени знает очень много людей, но на чужих (ха!) землях вежливо пользоваться языком традиционным.
— Dzień dobry! — поприветствовал меня ведущий.
Бобр, курва!
— Dzień dobry, товарищ Длугош, drodzy telewidzowie, — поздоровался я в ответ.
Пошел привычный процесс.
— Нет, в Польше уже бывал, но проездом через Освенцим. Да, пробирает до дрожи. Хорошо, что союзные силы СССР и Польши положили конец нацистской оккупации.
— Экономические проблемы были, есть и будут везде, но уровень жизни по всему социалистическому блоку объективно растет и не собирается останавливаться.
— С товарищем Первым секретарем ЦК ПОРП Эдвардом Гереком пока не имел возможности познакомиться, но слышал о нем много хорошего.
— Закрепленную по итогам Постдамско-Ялтинской конференции территориальную целость европейских государств Советский Союз нарушать не стремится, а наоборот — выступает одним из ее гарантов. В частности, только Советский Союз может в полной мере обеспечить суверенитет и возможности развития Польской Народной республики. В противном случае гордый польский народ будет превращен в инструмент враждебного воздействия на Советский Союз — с печальнейшими последствиями для всего мира. Что бы там себе не думали вражеские пропагандисты, но никакой «оккупации Польши» не существует — ваша страна вполне суверенна, и только этим объясняются недавние грустные события: находись Польша под прямым контролем Москвы, товарищи из Кремля ни за что бы не допустили принятия настолько тупой и бьющей по рабочим и крестьянам экономической, с позволения сказать, стратегии.
