— Тут нет ничего удивительного. Как верно говорят русские, — Айваз здесь перешел на шепот, — с волками жить — по волчьи выть!
И засмеялся. Я улыбнулся в ответ.
— Можно… — я хотел было задать очередной вопрос, как Айваз, продолжая улыбаться, весело меня поощрил. — Можно, можно! Спрашивай! Я же вижу, как тебе все интересно.
— Благодарю! А ваша фамилия?
— Для горцев я Айваз Шах-Назар. Русским представляюсь как Айваз Шахназаров[1].
«Эвона как!»
— Как русским? Они вас не трогают?
— Зачем же им нас трогать⁈
Я пожал плечами.
— Мы мирные люди. Торговцы. Посредники между черкесами и русскими.
— Без вас не обойтись?
— Нет. Черкесам нужны зерно и соль, например. Берем у казаков. Туда везем мед, вино, орехи, фрукты…
«Как безобидно: орехи, фрукты… Хотя, наверняка, в первую очередь торгуют людьми».
Вслух произносить, конечно, не стал.
— Судя по дому, дела у вас идут хорошо…
— Да. У меня хорошо, слава Богу.
— Не страшно?
— Страшно, — спокойно подтвердил Айваз. — Не тебе говорить, сколько наши народы испытали в этой жизни. Но так сложилось.
Из дома вышел один из горцев. О чем-то накоротке переговорил с Айвазом.
— В лесу были? — спросил меня Айваз.
— Да… — ответил я, пока ничего не понимая.
— Махмуд говорит, что, скорее всего Джанхот отравился. Не удивительно. Ягоду какую-то дурную съел, наверное.
— Скажите Махмуду, что Джанхоту тогда нужно срочно сделать промывание желудка.
В первый раз Айваз выказал удивление.
— Что это такое — промывание желудка⁈
— Пусть заставят выпить Джанхота не меньше литра кипяченой воды. Лучше даже два. И держат рядом таз. Его сразу вырвет. Это поможет, — я не стал выкручиваться, объясняя свои познания, и допуская, что торговцам известны любые меры весов. — Поверьте мне, уважаемый Айваз!
Айваз все перевел Махмуду, который не посмел возразить, но тоже был поражен. Пошел исполнять.
— Промывание желудка! — усмехнулся Айваз. — Хорошо звучит!
— Махмуд и те другие двое…?
— Нет, не сыновья! — опять предупредил мой вопрос Айваз. — Это уже понятно по имени. Не правда ли?
— Да. Но тогда…
— Мои крепостные, — спокойно сообщил мне армянин-черкесогай.
Пчелиный рой в моей голове тут же ожил. Его жужжание вот-вот взорвало бы мне черепную коробку.
— Что ты так удивился? — рассмеялся Айваз.
— Как же мне не удивляться⁈ Горцы и твои крепостные⁈
— Ну, да. Я же уздень[2]. Знать. Я имею право на собственные земли, поместье, крепостных…
Из дома раздались громкие звуки. Крепостные выполнили мои рекомендации: Джанхота обильно рвало.
— Действительно, промывание! Если быть совсем точным, то — проблевание! — с улыбкой отметил Айваз.
Внимательно посмотрел на меня, видимо ожидая оценки своей шутки. Я не реагировал.
— А ты никак не можешь успокоиться?
— Потому что все это…
— Все это нормально, если вдуматься. Черкесы считают торговлю «подлым» делом. Черкесу-дворянину подобает лишь воевать. Но кто-то же должен думать о мире, когда кругом война⁈
«Ну, правильнее было бы сказать, Айваз, — подумал я про себя, — кому — война, а кому — мать родна!»
— А если война закончится? А она, наверняка, когда-нибудь закончится…
Хоть я задал вполне разумный вопрос, видимо, в моем тоне и в моей улыбке проскользнуло то, что за мгновение до этого пронеслось в голове.
Айваз пристально посмотрел на меня. Я перестал улыбаться.
— Ты же не считаешь нас стервятниками, которые наживаются на чужой беде?
Опа! Попадос!
— Я прошу прощения, уважаемый Айваз, если мой вопрос мог вызвать такое толкование. Конечно, я так не считаю.
Айваз кивнул, принимая извинения.
— Да, скрывать не буду, война нас кормит. На Кавказе она никогда не заканчивается. То черкесы между собой воюют, то с пришлыми… Нам выгодно сейчас быть под рукой темиргоевского князя. И нет нужды выходить из-под неё. Если его не станет — будем думать, что делать дальше. Ты можешь назвать еще какой-нибудь народ, кроме нас, армян и греков, которые столько раз за свою историю снимались с насиженных мест и отправлялись на новые. Есть ли еще такие переселенцы в мире?
— Тут, уважаемый Айваз, должен сказать, что есть те, кто кочует с места на место и поболее наших народов. Евреи!
Айваз рассмеялся.
— Да, да! Тут не поспоришь.
— И куда вы двинетесь в таком случае?
— Посмотрим. Или в горы. Или на русский берег.
«В общем, как фишка ляжет!» — подумал я.
Тут одновременно во дворе появились Натан, Спенсер и Махмуд. Махмуд взял слово первым. С некоторой опаской косясь на меня, он сообщил хозяину, что мой совет подействовал и Джанхоту стало лучше. Он, конечно, очень ослаб после всех мытарств и процедур, но сейчас заснул.
— Когда он проснется, накормите его куриным бульоном, — я решил уж довершить взятые на себя обязательства продвинутого знахаря. — И завтра весь день ничем тяжелым не кормите. Это возможно?
— Конечно! — опять с интонацией «обижаешь!» ответил Айваз. — Не волнуйся, Коста-урум!
— Что, что тут у вас? — спросил обеспокоенный Спенсер.
— Все в порядке. — успокоил я его. — Идет на поправку. Но, как минимум, день должен отлежаться. Его нельзя сейчас беспокоить.
— Но хозяин согласится же оставить его столько, сколько нужно?
— Да, он уже согласился. А что у вас, Эдмонд?
— Тоже порядок. Старейшины удовлетворены. Но нам срочно нужно выдвигаться.
Я перевел Айвазу.
— Куда вы поедете на ночь глядя! — удивился Айваз. — Переночуйте, а на рассвете выезжайте!
Спенсер, выслушав перевод, вынужден был согласиться.
С первыми лучами солнца мы покинули странный аул. И хотя все увиденное и услышанное, действительно, поражало, жужжание в моей голове прекратилось и уже не беспокоило.
Мы добрались до лагеря на Абине в сопровождении молодого черкесогая. Он не выглядел торговцем. Наоборот, всем своим видом подчеркивал свой воинственный вид, гордо восседая на коне. Утверждал, что не раз бывал за Кубанью в набегах. Картина черкесского мира еще раз усложнилась.
В лагере задерживаться не стали. Распрощались со своим проводником и большой колонной выдвинулись в аул князя-поручителя.
В прошлое посещение мне как-то не довелось разглядеть окрестности. Зато теперь я оценил стратегическое расположение Мансурова аула. Он разместился между Кубанью и Абинской крепостью и был для русских как кость в горле. Любая воинская колонна тут же вычислялась. В считанные часы мог собраться отряд для нападения. Чтобы исключить внезапность появления русских, на каждой крупной возвышенности находился наблюдательный пост с приготовленной кучей хвороста для подачи сигнала.
Сам аул расположился глубоко в ущелье, узкий вход в которое было несложно защищать. Из него в горы уходили тайные тропы. В случае нападения женщины и дети легко могли укрыться в заранее подготовленных убежищах. Таковыми могли быть, например, большие ямы с разложенными циновками и укрытые ветками. Одним словом, жизнь в приграничье диктовала свои законы.
Встретили нас еще теплее, чем в первый раз. Княгиня не знала, как нам угодить, благодарная за помощь ее брату. Все уже знали, что Эдмонд на горе врачевал раненых в бою.
Его слава, как лекаря, росла. К нему за два дня выстроилась целая очередь из страждущих. Он бесплатно раздавал небольшие порции лекарств, которые он с собой захватил. Утверждал, что этого достаточно, чтобы больные поправились.
— Незнакомым с современными снадобьями организмам достаточно и малой доли, — авторитетно заявил он мне.
Я не спорил, хотя и сомневался. Бесцельно слонялся по аулу, так и не встретив на пути богиню Кавказа — она исчезла, так и оставшись «мимолетным ведением». Или коротал время в тренировках. Я решил освоить искусство метания стального ножа-пластины, подаренного мне Бахадуром. Пока выходило неважно. Но я не отчаивался. Поразить ничего не подозревающего врага внезапным броском — ценный навык.
