– Делли, ты можешь представить себе этого толстяка, лазающего по стеллажам под потолком чулана? – парировал я, невольно задумываясь над словами феи.
– Ха! Внешность обманчива! – Она щелкнула пальцами, превращаясь в почтенную матрону. – К тому же и о горгулье твой помощничек мог рыжему рассказать! И с колдуньей, которая в первый день сюда приходила, все подстроить… И кстати, записку о личной встрече он куда как раньше вас прочел! Так что уж не знаю, как там рыжий и кто он есть на самом деле, а вот Щек вполне мог всей этой затеей руководить! Люди у него в гостинице останавливаются разные, багажа много увозят. Вот и Машеньку принесли сюда без чувств, в сундук упрятали да и вывезли…
– Куда?! Зачем?!
– Вот это-то выпытать и надо! – заводя себя, выпалила Делли, потрясая кулачками. – И нечего напраслину на честных людей возводить!
– Постой, – попытался было перебить ее я.
– Субурбанцы – народ известный! – не унималась фея, вновь приобретшая свой обычный образ. – За хорошую мзду они тебе и шкуру с собственных пяток продадут!
Она, видимо, желала еще добавить лестных эпитетов по поводу алчных соседей и их передового отряда в лице Щека Небрита, но тут раздался стук в дверь и сам хозяин гостиницы возник на пороге нашего люкса. Раздосадованная сотрудница Службы Волшебной Охраны метнула на вошедшего гневный взгляд и молча отвернулась, не желая посвящать в суть наших споров всяких подозрительных личностей.
– Ваша вельможность, – как обычно низко кланяясь, заговорил Щек. – Там внизу посетители к вашей особе. Что прикажете им ответить?
– Сегодня приема царедворцев не будет, – досадливо поморщился я. – Пусть возвращаются на службу.
Субурбанец направился к двери, но у самого порога остановился и повернул ко мне вислоусую голову:
– Как прикажете, ваша вельможность. Токмо тут вот какая закавыка имеется. Это не царедворцы вовсе. Это работный люд всякого звания с того злополучного заводика, который давешние свечи ко двору поставлял.
– Это я намедни велела им сюда прибыть. – Делли обратила ко мне недовольное лицо и, скосив взгляд в сторону визитера, округлила глаза, напоминая о возможной причастности хозяина гостиницы к расследуемому делу.
– Зови сюда! – скомандовал я, направляясь к столу, где в идеальном порядке располагались чернила, перья и выскобленный чистый пергамент.
«А кстати, отработанный-то материал вчера здесь же в ларе оставался! – мелькнула в голове шальная мысль. – Если вдруг Делли права, а мы с Вадимом сваляли дурака, наивно полагая, что завербовали Щека, то этот жук мог весьма досконально ознакомиться с промежуточными результатами следствия. Впрочем, много ли он там разберет!» – попытался утешить я себя. «Кто знает, кто знает? – точно прозвучал в ответ голос феи. – Внешность обманчива!»
Между тем расторопный субурбанец успел пулей мотнуться вниз, и стоило мне устроиться за столом, как он вернулся во главе представительной делегации из восьми персон.
– Спасибо, Щек, – поблагодарил я хозяина и, памятуя о в общем-то небеспочвснных подозрениях Делли, напутствовал: – Не смею вас задерживать!
Тайный агент Головного Призорного Уряда, хронически любопытный, как и большая часть его соплеменников, изобразил на лице гримасу отчаяния, но, видя мой непреклонный взгляд, со вздохом удалился.
– По здорову ли славный одинец? – по обычаю поклонился в пояс предводитель делегации – видный пожилой муж в смазных сапогах с окладистой седоватой бородой поверх златотканого фряжеского [161] кафтана. – По здорову ли фея-матушка?
– По здорову, – кивнул я, поднимаясь со своего места. – И вам здравствовать желаем. С кем имею честь?
– Ну дык, – приосанился седобородый, – с позволения вашего, аз есмь онук дедов своих, да сын почтенного отца Горицвет Вящеславович. А то мои люди начальные. Я, позвольте заметить, от пращуров государя нашего особый почет имею на «ич» именоваться. Ибо как есть, уж поди без малого триста лет род наш свечным делом кормится и наипервейшего качества свечи выплавляет, так что те не токмо для простого люда доступны, но и ко двору поставляются, и за малиновую линию, и за Тын Железный, и даже за Хребет! – Слова владельца заводика были полны гордости, если не сказать высокомерия, какое бывает присуще большим мастерам, явственно осознающим, что не зависят ни от кого и ни от чего, кроме собственного высокого искусства.
– Угу, – кивнул я, улыбаясь. – Что-то такое я и надеялся услышать. Горицвет Вящеславович, вы уж простите, что оторвал от работы, но, если позволите, у меня будет несколько вопросов к вам и вашим людям.
– Да уж что ж, о чем сказ? Вопрошайте, господин одинец, зря, что ль в столицу перлись.
– Не возражаете, если я буду записывать наш разговор?
– Отчего ж! Мы люди почтенные, светолюбивые. Вины на нас нет, так что слова мы своего не таимся.
– Вот и прекрасно. Скажите, пожалуйста, уважаемый Горицвет Вящеславович, вы поставляли свечи на церемонию бракосочетания дочери его величества и принца Элизея?
– Вестимо, мы! Я ж не таранта [162] какая, балаболка суесловная! Коли уж рек, что мы свечи во дворец королевский возим, стало быть, так оно и есть. И ко всем престольным праздникам, и к торжествам всяким завсегда наш товар в цене.
– Прекрасно! – кивнул я, записывая слова заводчика в более привычной для восприятия форме: «Поставку свечей во дворец не отрицает». – Тогда, будьте любезны, посмотрите на вот эти изделия и скажите мне, пожалуйста, у вас они были изготовлены или же нет? – Я выложил на столешницу три еще не тронутые свечки из тех, что принес пару дней назад хозяин «Графа Инненталя».
Почтеннейший Горицвет в два шага оказался перед столом и, осмотрев восковые колонки так, точно они были заминированы, взял одну из них в руки, покрутил, потер заскорузлым пальцем, поглядел зачем-то на свет, нюхнул и положил обратно. А за ней и все остальные.
– Нет, не наша работа.
– Угу, так и запишем. «Предъявленные к опознанию свечи признавать выпущенными на своем заводе отказался». Все верно?
– Как из вещих уст, – кивнул седобородый свечедел.
– Хорошо. А эта? – На столешницу рядом с непочатыми белыми красавицами лег оплывший огарок.
– Да ну, и смотреть не стоит, – нахмурился Горицвет. – Оно же и вполглаза видно! Наша свеча эдакой соплей никогда не оплывет. У нас они горят неспешненько, чистенько. А это что? Тьфу!
– Вот как? Очень интересное замечание. А как же вы тогда объясните тот факт, что в церемониальной зале королевского дворца вдень бракосочетания, вернее, его вечер, горели именно эти свечи?
– Да никак! – пожал плечами почтенный собеседник. – Почем мне ведать, отчего вдруг коморий королевский, купив у нас десять пудов преотличнсйших свадебных свечей, вдруг удумал это жалкое хоботье [163] ставить? Наши-то не в пример лучше!
«Стоп! – мелькнула у меня в голове шальная мысль. – А если все было не так? Если Делли действительно права, и не коморий подсунул Щеку бракованный товар, а совсем наоборот?»
– Коли пожелаете, можете сами убедиться, – продолжал между тем знатный восковых дел мастер. – У нас, почитай, с самого первого дня на заводе железное правило имеется: от каждой партии мы для особого контроля дюжину свечей в каждый час работы отбираем да и сохраняем. Десять лет они у нас хранятся. Опосля одну оставляем для вечного хранения, остальные же в дело пускаем. А тут и месяца-то не минуло! Так что, ежели желаете, сами убедитесь, что мы сработали, а что не мы! – Он повернулся к своим начальным людям и поманил одного из них пальцем.
Тот подошел, вытащил из-под плаща аккуратную черную шкатулку и начал открывать ее затейливым ключиком.
«Ну хорошо, – между тем вертелось у меня в голове. – Десять пудов – не стакан семечек. Их в карман не засунешь и на себе не унесешь. Если поддельные свечи доставили ко двору люди Щека, куда в таком случае девались настоящие?»
