— Сами откуда? — не выдержал он.
— Я дам тебе еще столько же, — улыбнулся я, — если ты…
— Я никого не видел. Вас не перевозил! — паромщик был сообразительным.
Я внимательно посмотрел на него.
— Клянусь мамой!
Этого было достаточно. Если грузин клянётся мамой, будьте уверены, слово сдержит!
Паром причалил. Паромщик опять помог мне. Я выполнил обещание. Заплатил ему.
— Ты же не грузин? — опять он не удержался, когда мы стали прощаться.
— Нет. Грек.
— Откуда язык так хорошо знаешь?
Я подумал, что могу себе позволить похулиганить, памятуя о его клятве.
— Родился и вырос в Тифлисе. В «Африке». Знаешь такой район?
— Африка? — наверное, паромщик, вообще впервые слышал такое название.
— Не забивайте себе голову, батоно! Большое спасибо! Да хранит вас Бог!
— Как тебя зовут, скажи хотя бы?
— Коста.
— И тебя храни Бог, Коста! Заходи еще. Всегда переправлю. Меня Шота зовут. Если не я, то мой сменщик — Давид.
— Даст Бог, обязательно! Всего доброго!
Я решил поторопиться. Не хотел, чтобы наш «торжественный» въезд увидело много людей. Шота, дай Бог ему здоровья, маршрут указал идеально.
Я встал перед указанным домом. Спрыгнул с коня. Подошёл к воротам. Не удержался и перекрестился. Потом громко постучал.
Глава 22
Еврейский пенициллин
Ворота распахнулись. Мужчина средних лет, открывший их, тут же вздрогнул. Не мудрено. Думаю, что, если бы я сейчас увидел себя в зеркале, тоже отшатнулся. Новые черкески придали нам вид благородных господ, но лишь отчасти. Печать перенесенных испытаний так просто не убрать. Окровавленные бинты на руках никак не спрятать!
Я сразу его успокоил вежливым приветствием. Говорил как можно мягче. Мужчина сообщил, что Вано его хозяин и что сейчас позовет его. Предложил въехать во двор. Я решил успокоить его окончательно. Сказал, что подожду здесь.
Слуга побежал в дом. Через мгновение на пороге показались уже трое мужчин. Один из них — слуга, открывший мне ворота. Очевидно, что кто-то из двух пока незнакомых мне был Вано. Все трое быстрым шагом приближались ко мне. Были в недоумении. Ясно читалась тревога в их лицах. Наверное, боялись дурных вестей.
— Здравствуйте! — я чуть склонил голову.
— Здравствуйте! — ответил тот, кто шёл впереди.
— Вы Вано Саларидзе? — спросил я.
— Да.
— Простите, что так рано беспокою. Я хотел передать вам привет от вашего брата Георгия из Константинополя!
— Вах!
Дальнейшее происходило на бешеных скоростях. Я ждал и был готов к этому, зная нравы и традиции Грузии.
— Вах! Дорогой! — Вано тут же обнял меня. — Это наш с Георгием двоюродный брат — Малхаз!
Меня уже обнимал Малхаз.
— Баадур, ты чего встал⁈ — Вано «растолках» слугу, который засмотрелся на наши обнимашки. — Быстро всех зови. Столы накрывайте. Лошадей прими… Проходи, дорогой гость. Как тебя зовут, родной?
— Коста. В Черкесии — Зелим-беем.
Далее всё повторилось, практически, один в один как в Стамбуле. Узнали, что я грек. Восхитились моим знанием грузинского. Слова про Черкесию проигнорировали.
Уже набежали слуги.
— А это кто? — Вано указал на Спенсера.
Опять удивление по поводу пионера-англичанина в этих местах. Еле вставил слово.
— Осторожнее с ним, — предупредил слуг. — Вано. Мне дико неудобно. Я извиняюсь. Мой друг очень болен. Его нужно хорошенько помыть и уложить в постель…
— Коста! Коста! О чём ты, брат⁈ Что значит — неудобно? Не обижай нас! За последний год ты и твой друг — самые дорогие гости в нашем доме! Помоем, накормим, спать уложим! Друга вылечим! Ни о чем не думай! Баадур! Бочку наполните теплой водой! Давайте, давайте! И сестру позовите!
Когда сдавали на руки слугам несчастного Спенсера, я успел заметить, как мелькнуло, как взмах крыла, что-то белое у входа в дом. Догадался, что это была та самая сестра. Лица не смог разглядеть, всю фигуру с головы до ног закрывало большое покрывало.
— Скажи, Вано, у вас женщины всегда укутываются так, что лица не видать? В Кутаиси видел, что в армянских семьях так уже не принято. По крайней мере, дома…
— Э, нам армяне — не указ! Живем так, как предками заведено. Не положено женщине — что молодой, что старой — лица чужому мужчине открывать. Зато, знаешь, как красиво в Тифлисе утром в четверг. Все женщины города спозаранку идут в часовню к могиле святого Давида на горе. Все — в белых покрывалах, в чадри. Смотришь — сердце замирает, какая красота! Будто стая лебедей решила на склон приземлиться!
— Ва! Красиво сказал! — восхитился я. — Наверное, скучаешь по Тифлису?
— Скучаю, брат, скучаю, — вздохнул хозяин дома.
…Спенсер вышел из полуобморочного состояния только после того, как я начал поливать теплой водой его голову. Он долго приходил в себя. Очень удивился, обнаружив, что сидит в бочке, наполненной водой.
— Я в аду, Коста? В адском котле?
Я усмехнулся. Вполне возможно, что он сейчас пребывал ровно в том же состоянии, что и я в тот момент, когда разлепил глаза в Стамбуле, в первый день попаданства, полагая, что нахожусь в пресловутом тоннеле, ведущем на тот свет.
— По-твоему выходит, что я чёрт⁈ — «возмутился» я.
— Ты сделал это! Тебе удалось! В очередной раз! — Спенсер покачал головой. — Опять спас меня!
— Не говори глупостей. Мы спаслись. Мы выжили.
— А это…? — Спенсер в недоумении указал на бочку.
— Ну, раз ты так стремишься на тот свет, я подумал, что лучше явиться туда вымытым и в чистом белье. Я прав?
— Прав, прав! А если серьёзно?
— Если серьёзно…
Я мыл Спенсера и рассказал ему всё с момента его отключки.
— А как прошло с хозяевами?
— А ты прислушайся! — я улыбнулся.
Спенсер последовал моему совету.
После нашего появления в имении, на дворе поднялась суета. Забегали слуги, ловя уток на птичнике и разгоняя путавшихся под ногами кур. Блеяли бараны. Мужчины растапливали печи. Женщины тащили с огорода охапки зелени, а из погреба — сыры, овощи и корзинки с орехами. Беспрерывно стучали ножи. Гремели глиняные тарелки, расставляемые на столе. Невообразимый и весёлый шум.
— Да, — Спенсер улыбнулся. — Ты предупреждал меня об этом. Застолье! — тут до него дошло. — Погоди, погоди! Ты же не хочешь сказать, что мне сейчас придется пить из рога⁈
— В другой раз я, конечно, не отказал бы себе в удовольствии поизмываться над тобой… Но не сейчас. Успокойся. Я предупредил, что ты очень болен. Из бочки тебе сразу на руках отнесут в чистую постель. Так уж и быть: на этот раз винный удар приму на себя! Но учти, будешь мне должен рог вина!
— Договорились!
В сарай заглянули Вано и Малхаз.
— Как вы, Коста?
— Эдмонд, познакомься! Наши любезные хозяева.
Без смеха нельзя было взглянуть на знакомство английского «патриция», возлежавшего в бочке, с двумя робеющими грузинами, сейчас приближавшимися к нему мелкими шагами.
Эдмонд понимал, что я сейчас в игривом настроении. И понимал — почему. Я пережил две непростые ночи. Мы спаслись в очередной раз. Я никак не мог расслабиться. Наоборот, был очень возбуждён. Буквально, трясся. Мне нужен был выплеск. Я не мог упустить такого шанса, представляя джентльмена до мозга костей в столь неподобающем виде. Эдмонд бросил на меня короткий взгляд. И вдруг хитро улыбнулся.
«Сейчас мне прилетит ответка!» — догадался я.
Спенсер прочистил горло после того, как за руку поздоровался с братьями. И тут…
— «Быть, или не быть, вот в чём вопрос… »
Этот английский полумёртвый нехороший человек прочитал весь (!) монолог Гамлета, заставив меня изворачиваться ужом на сковородке, придумывая перевод. К концу монолога Вано и Малхаз чуть не плакали от того, сколько теплых, добрых, возвышенных слов они услышали в свой адрес. Могу поклясться, что ни разу до этого, ни за одним столом, ни один тост так их не восхвалил, как я, переиначивший гениальный текст Шекспира.
