— Что происходит? Я не хочу! — он хватается за дерево, обнимает ствол.
Илай и Хелен топчутся на месте, обхватив друг друга. Неужто у этой стервы хватит сил, чтобы подчинить нас всех?
Вся воля уходит на то, чтобы побороть внушение. Начинает ныть голова, с каждой секундой боль все сильнее, словно ее мощность регулируют тумблером. Перед глазами двоится, но я не сдаюсь. Рио бьется лбом о дерево, однако не отпускает ствол. Илай сидит на земле, трясет головой, покачиваясь из стороны в сторону, щеки блестят от слез. Хелен сначала стоит неподвижно, а потом, болтая руками, шатающейся походкой зомби направляется за Викторией, которую уже не разглядеть между колючим кустарником.
— Сука! — орет Илай и, упав, катается по земле, загребает ее руками.
Мир плывет, малейшее движение вызывает болевой взрыв, и перед глазами пляшут разноцветные мушки. Начинает подвывать Рио, а я уже готов молиться о том, чтобы поскорее свалиться в обморок, но это вряд ли входит в планы Виктории, ей нужно заполучить нас, и мы будем корчиться до тех пор, пока либо не взорвется голова, либо она не отменит команду. Учитывая, как тут относятся к юнитам-игрокам, если мы передохнем, никто не расстроится…
Черт! Мысли лихорадочно скачут, не могу толком думать.
— Да и фиг с тобой! — орет Рио и срывается с места — маменькин сынок не выдержал страданий.
Да и я уже готов к тому, чтобы прекратить пытку. Стискиваю зубы. Здравый смысл спрашивает: а в чем, собственно, смысл сопротивления? Я собираюсь выжить, вернуться, убить Ганка. Значит, надо быть гибким. Словно считав мое намерение, боль отступает, перед глазами светлеет. Я делаю шаг к кустам, где скрылась Виктория.
— Идем, — говорю Илаю.
Кажется, что сейчас он в ответ заносчиво скажет, мол, лучше сдохнуть, но нет, на его потном лице облегчение, хотя в глазах тоска. Илай встает, громко хрустнув коленями, и ковыляет за мной.
Понемногу отпускает, остается лишь слабость после борьбы с чужаком, забравшимся в мозг. Виктория ждет нас на поляне, опершись о ствол дерева-свечки, похожего на тую. А может, это она и есть. Напротив Виктории столбом замерла Хелен, напоминающая марионетку, которую кукловод перестал дергать за нити, хотя и не отпустил их. Наш приход не вызывает у Виктории эмоций, по крайней мере, она не выдает своих чувств.
— Разрешите присесть, белая госпожа? — Илай сверлит ее ненавидящем взглядом.
Если бы наши взгляды убивали, она была бы уже мертва. Непостижимым образом Виктория смотрит на громадного Илая сверху вниз.
— Не разрешаю. Ты, черный мальчик, стой, остальные — по желанию.
Из солидарности мы тоже стоим, переглядываясь. Она рядом со мной, можно дотянуться… С трудом подавляю желание врезать ей. Интересно, а получится?
— Срал я на тебя, — Илай плюет ей под ноги и садится в траву. И сразу же начинает морщиться, тихо покряхтывать, но делает вид, что все в порядке, хотя видно, как ему нелегко. Вот ведь упрямый дурак! По его рубахе расползается красное пятно, и до меня доходит, что это кровь, бегущая из носа, и надо его выручать.
— Илай, а ничего, что мы все стоим, ты один расселся тут?
Глупо звучит вопрос в этой ситуации, но ничего лучше в голову сейчас не приходит, а он лишь рад — только и ждал предложения подняться. Вскакивает, рукавом размазывает кровь по лицу и озирается с таким беспомощным видом, словно это потерявшийся ребенок в незнакомом лесу.
— Вы можете ненавидеть и проклинать меня, — говорит Виктория таким тоном, словно зачитывает приговор. — Ваша задача — выжить на Арене, моя задача — победить, у меня не получится без вашей помощи, а вам все равно придется искать когорту, чтобы примкнуть к ней. Я еще не самый жестокий командир, и вам придется смириться с тем, что вы переданы мне.
Тупая стерва! Разве так набирают команду? Мы уже ее ненавидим, ей нравится нас унижать, мы это понимаем, поэтому будем слушаться только из-под палки внушения. Но пусть чувства пока подождут, нужно лучше разобраться в происходящем.
— Вика, а что мы…
— Виктория! — злобно шипит она, кажется, вот-вот кинется и ужалит, как змея. — Викой меня даже родная мать не называет… не называла! Еще раз: Вик-то-ри-я!
С каждым выплевываемым мне в лицо слогом в голове толчками расходится боль. Такое впечатление, что стерва-фюрерша сейчас начнет топать ногами и размахивать кулаками у меня перед носом. Морщась от тягучей тяжести в затылке, я слегка пожимаю плечами:
— Виктория, хорошо. Так что мы делаем дальше, Виктория? А главное — зачем мы это делаем? Объясни. Когда подчиненные понимают цель, они действуют лучше.
— Подчиненные? Вы просто отбросы. Биомусор. Я рискую, связываясь с вами! — она все еще дико злится.
— Меня вообще обманули! — вдруг начинает возмущенно тараторить Рио. — Я не преступник!
— Да ну? — Виктория задирает бровь в злой насмешке. — Не советую мне врать, мелкий. Рассказывай, как же тебя, бедненького, обманули?
Рио выпучивает глаза, пару раз, как рыба, глотает воздух, и, похоже, против воли начинает свою историю:
— Моя мать — очень жестокий человек. Она родила меня поздно, в сорок, я у нее один. Родился слабым, много болел…
Виктория морщится:
— Ближе к теме!
— Она умерла, назначив опекунов и поручив им сделать из меня сверхчеловека. Теперь мне сказали, что я поеду в закрытую школу, где меня обучат. Они даже денег за это заплатили!
Наша командирша зло хохочет, но выражение глаз у нее странное.
— А-ха-ха! Вот ведь! Почти не обманули. Ты и правда станешь сверхчеловеком, но ненадолго. Понимаешь ли, на Арене высокая смертность юнитов. Да и… — она машет рукой, передумывая договаривать; или мне кажется, или история Рио ее расстроила.
Вот бы человека с ее способностями — в суд! Тогда меня не приговорили бы. Ну, может отсидел бы пару лет за ограбление.
— А что нам нужно делать? — спрашиваю я.
— Развить в себе способности и победить на Арене.
— Что за Арена? — продолжаю я. — Как мы там будем драться? Как гладиаторы, против нас выпустят каких-то, не знаю... львов? Или стенка на стенку?
— Это Королевская Битва, так называется принцип. Но не каждый сам за себя, игроки объединяются в когорты, вместе развиваются, добывают пропитание, сражаются. Главная задача — победить. Все, идите за мной.
Мозг раскладывает крохи информации по полочкам, пока сделать вывод не получается — слишком много пробелов.
В шелест ветра, играющего листьями, вплетается чужеродный звук: далекий бой барабана. Ритм то тревожно нарастает, то замедляется; то теряется за холмами, то становится гулким, умноженный эхом, отражающимся от скал. Виктория начинает нервничать, озирается и ускоряет шаг, мы еле успеваем за ней. Надо же, строгая госпожа превратилась в загнанного кролика. Мне кажется, или она вправду напугана? Вообще, какая-то она дерганная — поначалу было впечатление, что перед нами девица-кремень, безжалостная и холодно-стервозная, а теперь чудится, что в ней есть какая-то надломленность, как будто бы обреченность.
— Что это за звук? — спрашивает Рио, вертя головой, то и дело оглядываясь через плечо.
— Так звучит твоя смерть, — с ненавистью бросает Виктория, не оборачиваясь.
— Пожалуйста, объясни! — просит он почти жалобно, а Илай что-то невразумительно мычит, тоже намекая на то, что хотело бы услышать пояснения. Тогда она сдается:
— Это Шаман, главный могильщик Альянса. С огромной вероятностью вы умрете от его рук.
Что же, обнадеживающе звучит. Шаман, блин! Воображение рисует черную мессу, вуду-ритуал — под такие ритмы вряд ли творятся добрые дела. Звук отдаляется и вскоре затихает, только в голове еще стучит невидимый барабан. Враг Виктории — наш друг? Из движений командирши-фюрерши уходит резкость, наконец она останавливается, поворачивается к нам.
— А теперь вы должны войти в мою когорту. Всем немедленно принять приглашение!
* * *
Перед глазами возникает:
