Его слегка потряхивало. Не от страха. От предвкушения! Все декорации расставлены. Ваш выход, сэр. Судьба мира в ваших руках!
Я был взволнован не менее шотландца. Если задача Белла в том, чтобы нарушить мировое равновесие, то моя — его спасти. Прочь сомнения и колебания! Настал звёздный час Косты Оливийского!
Я шел к нему тяжёлым путем, теряя куски плоти, кровь и веру в людей. Внедрился к англичанам, чтобы противодействовать их планам. Сложно придумать более серьезный повод раскрыть себя как двойного агента. Надеюсь, ни Фонтон, ни де Витт меня не осудят.
— Я поеду с вами на бриг, — максимально безразличным тоном сказал я Беллу.
— Зачем? — удивился шотландец. В его глазах я снова выглядел болваном, сующим нос куда не просят вместо того, чтобы драпать в свою Грузию.
— Не могу же я пропустить такое историческое событие!
При всем желании актер из меня посредственный. Я так и не смог скрыть нотку сарказма. Поэтому добавил:
— Вам понадобится переводчик. Вы не знаете русского.
— Предполагаю, морские офицеры должны свободно говорить на английском. Впрочем, черт с вами! Поедем вместе. Мне пригодятся свидетели.
Именно это обстоятельство сыграло решающую роль.
Шкипер шхуны побывал на борту «Аякса». Далее последовал вызов шиппера. Когда мы погрузились в шлюпку и поплыли к бригу, подпрыгивая на волнах, Белл признался:
— Все хорошенько запоминайте! Позже нам придется не раз давать интервью английским журналистам. Один из них, мистер Лонгворт из «Морнинг Кроникл», должен был присоединиться к нам. Но не успел добраться до Трапезонда до нашего отплытия. Пропустил репортаж всей жизни! Так что готовьтесь! Газетчики вытрясут из вас всю душу.
Отвечать я не стал. Сидел на банке, как натянутая струна, прижимая к груди ящик с револьверами. Каждый взмах весел приближал роковую минуту.
… На палубе брига, куда мы из-за качки забрались с превеликим трудом, было напряженно. Русские морские офицеры не спускали рук с эфесов абордажных палашей. Матросы, вооруженные тесаками и знакомыми мне не понаслышке переделочными пистолетами, смотрели волками, готовыми по первой команде броситься на злостных контрабандистов.
— Мы прибыли на этот берег открыто и не маскируясь! — попытался разрядить обстановку Белл, слегка растерявший свой апломб, но с ходу вступивший в словесную баталию. — И под британским флагом!
— Я — капитан-лейтенант Вульф, командир военного брига «Аякс», — отчеканил высокий офицер, глядя поверх наших голов. — С кем имею честь?
— Грузовладелец Джеймс Станислав Белл, к вашим услугам!
При более приятных обстоятельствах капитан снял бы фуражку и раскланялся, как было заведено на флоте. Но сейчас он лишь приложил руку к козырьку.
— Мистер Бель! — процедил сквозь зубы взволнованный Вульф, обозвав шотландца на французский манер. — Вы нарушили карантинно-таможенные правила Российской Империи! Ваш корабль будет задержан и доставлен в ближайший порт для разбирательства!
— Британия не признает русской блокады черноморского побережья Кавказа!
— Вы вступили в предосудительные отношения с подданными Империи, пребывающими в состоянии вооруженного мятежа!
— Обращаю ваше внимание, капитан, что наш визит предпринят по всем правилам морских законов, с уважением общих правил торговли и правил регистрации судов. Vixen of London находится под защитой юридических норм. Наши контакты с туземцами их не нарушили…
Капитан побледнел и стиснул кулаки. Вульфа можно было понять. Он оказался в крайне щепетильном положении. С одной стороны, морской устав предписывал ему принять все меры к задержанию нарушителя. С другой, английский корабль — не турецкая кочерма, которую можно захватывать или потопить без жалости и оглядки. И британский флаг — не простая тряпка, которую допустимо не замечать. И в мире действовали законы, регулирующие морские перевозки и морскую торговлю. Не капитану, а юристам решать, имело ли место нарушение.
— «Стремясь, достигаю»! Вот родовой девиз моей семьи, мистер Бель! Я вынужден настаивать на откомандировании шхуны в порт Геленджик. Вашу дальнейшую судьбу решит контр-адмирал Эсмонт, командующий Абхазским отрядом!
Просто «праздник» какой-то! Вульф придумал поступить, как на его месте сделал бы любой вояка. Решил переложить решение проблемы на плечи вышестоящего начальства. Я не мог этого допустить! Арест или задержание «Виксена» — это именно то, чего добивался Белл.
— Господин капитан! — громко крикнул я по-русски. — Вы совершаете ошибку! Англичане затеяли провокацию и…
— Ты кто такой⁈ — заревел Вульф, прерывая меня. — Взять его!
Боже, это я, а не капитан совершил ошибку! Дал повод командиру «Аякса» выпустить пар из перегретого котла с адской смесью из его гнева и растерянности!
На меня накинулись матросы и повалили на палубу. Я не оказывал сопротивления. Меня вздернули на ноги. Нахлобучили сбитую с головы папаху. Любую попытку хоть что-то сказать прерывали ударом под ребра. Через минуту я мог лишь судорожно хватать ртом воздух.
— В цепи негодяя! — разошелся не на шутку Вульф, не давая мне и слова вставить в свою защиту. — Уверен, он — из немирных черкесов! Мятежник! В трюм его!
— Вы совершаете ошибку! — повторил мою роковую фразу Белл. Он растерялся, не ожидая столь резких движений от русских моряков. Поэтому стал невпопад выкрикивать. — Это мой лоцман! Мой переводчик!
— Рот захлопни! — прервал его Вульф. — На моем корабле черкесу место лишь в карцере! Пакуйте его, ребята! Что в его коробке, мичман?
— Пистолеты, господин капитан! — удивленно воскликнул обер-офицер, склонившийся над моим распахнутым ящиком для револьверов.
— Вот ведь, шельма! Убить нас вздумал!
Меня снова повалили на палубу. Прибежал боцман с цепями. На меня стали надевать железо. Когда стальные браслеты закрепили на кистях, меня потащили вниз. Последним, что я услышал, был приговор Вульфа Беллу:
— Шхуна задержана! Вы, мистер Бель, останетесь на борту «Аякса» как заложник, дабы капитан Чайлдс проявлял послушание и непротивление моим указаниям! Отправить на шхуну призовую команду!
Меня притащили в темный затхлый закуток. Сорвали с меня кинжал, вытащили ножик для разделки мяса, охлопали, проверяя на предмет другого оружия. Мой счастливый пояс с монетами пропустили. Перекинули цепь через толстый вертикальный брус. Закрыли ее на замок и оставили меня одного. Длины цепи хватило лишь на то, чтобы я, полуобняв стойку, к которой меня приковали, смог опуститься на настил и вытянуть ноги.
Под этим настилом плескалась льяльная вонючая вода. В темноте шуршали крысы. Но пережитое потрясение и общая усталость сделали свое дело. Я закрыл глаза и отрубился.
Спал крепко. Меня разбудила не усилившаяся качка (бриг явно вышел в открытое море), а тусклый свет, громкий смех и тупые шутки матросов. Они явились в трюм полюбоваться на пленника. Нашли себе забаву после полуденной чарки и сытного обеда.
Особенно выделялся один, без форменной куртки, лишь во фланелевой рубахе с открытым воротом, под которой бугрились мощные бицепсы. Он презрительно бросил мне в лицо, выговаривая слова с характерным эстонским акцентом:
— Что смотришь, обезьяна⁈ На цепи тебе самое место!
Мне бы смолчать, но я не утерпел:
— Обезьяной была твоя финская бабушка!
Матрос тут же сильно ударил меня по лицу, разбив губы и заставив зубы заныть. Рот наполнился кровью. Я сплюнул кровавой юшкой под ноги морякам.
— Гля! Черкес по-нашему разговаривает!
— Не только разговариваю, гады! И по матушке отправлю на кудыкину гору!
Я выдал подобие малого боцманского загиба, присовокупив пикантное место для доставки якоря на тело ударившего меня матроса. Он снова замахнулся. Но его придержали остальные.
— Остынь, горячий чухонец! Не по-людски бить сидячего. Посадят тебя снова в железо[2]!
Моряки посмеялись, еще чуть-чуть беззлобно поглумились и ушли, забрав с собой слабый источник света в виде фонаря.
