Пират - Большаков Валерий Петрович

После письма его тоже стала волновать Прекрасная Испанка. Волновать по-настоящему, хоть это и не было нормальной, здоровой реакцией на красивую женщину (разумеется, красивую! А как же иначе?).

Тут иное — Олег почувствовал, почуял, как потянуло надеждой. Надеждой на возвращение.

В мыслях пока сумбур царил, но кое-какие идеи уже выблёскивали.

К примеру, такая странность: он на Тортуге, да и вообще в этом мире находится вторую неделю. Спрашивается: откуда донна Флора могла узнать о нём? Даже если она проживает в том самом Эль-Пуэрто-дель-Принсипе, то весть о нём могла достигнуть ушек донны лишь на корабле. Пока туда, пока сюда…

Нет, никак не получается! Потребовалось бы ещё недели две времени на то, чтобы Прекрасная Испанка узнала о нём и послала письмо. А оно — вот! Уже у получателя.

Что же это выходит? Донна Флора — экстрасенс?

Сухов усмехнулся. Он всегда ехидничал насчёт всяких Кашпировских с Чумаками, называя их «экстраскунсами».

Да и не в этом дело. Если бы даже Прекрасная Испанка реально обладала экстрасенсорными способностями, что с того?

В любом случае, она просто не успела бы узнать, написать, договориться с доном Педро, с Томом Кларком, доставить письмо по назначению.

Это нереально, ей бы просто не хватило времени на всю эту суету сует.

Вот если бы послание нашло его в следующем месяце, тогда версия о необыкновенных способностях сеньориты Флоры имела бы полное право на существование. Но не сейчас!

Выходит, что Прекрасная Испанка — обычная женщина, только она…

Как бы это выразить покрасивее… «Гостья из будущего».

Слово было сказано. Олег кивнул своим мыслям.

Да, кое-какие странности, им замеченные, получают своё объяснение, если признать: донна Флора — такая же «попаданка», как и он сам.

Только из ещё более отдалённого будущего, чем год 2012-й. Лишь этим можно объяснить «послезнание» Прекрасной Испанки — она не прозревает будущее, она его просто знает, потому что учила по учебникам истории! Вот и «предсказала судьбу» Мансфелта, да Олонэ.

А с Олегом Романовичем Суховым всё ещё проще — папка с его делом вполне может храниться в каком-нибудь Институте Времени, или в Институте Экспериментальной Истории, или как там ещё обзовут потомки подобное учреждение.

Уж он-то в истории точно не засветился, и в учебники не попал!

Замечательно. Во всём этом крылось одно весьма важное обстоятельство: Флора могла знать «дорогу обратно», могла помочь ему вернуться к своим, в свой век…

Хоть это и сомнительно. Почему тогда она сама здесь?

Или у неё тут задание, как у Алисы Селезнёвой?

Скажем, донна Флора — сотрудник Института Времени в двадцать-каком-то веке… Но это уже фантазии, впрочем.

Однако можно и нужно вычленить главное: эта женщина — реальная зацепка, реальный шанс на обратную дорогу.

Смогут ли ему помочь друзья из будущего, неизвестно, да и не в его правилах сидеть и ждать помощи. Надеяться нужно только на себя!

Сухов аккуратно свернул письмо Прекрасной Испанки, постучал в задумчивости по губам скатанным посланием.

А ведь вопросиков в «повестке дня» куда больше…

Не исчерпываются все странности письмом Прекрасной Испанки. В принципе, самое поразительное в случившемся — совпадение.

Всего несколько дней, как он узнал о послании Мансфелту, и вот уже сам получает нечто подобное. Правда, в письме донны Флоры описывалось не его печальное будущее… Но — sapienti sat. «Умному достаточно».

А этот странный «балам», ни с того ни с сего накинувшийся на него? Он-то здесь с какого боку?

Или вот, тоже интересное наблюденьеце: когда буканьеры устраивались к нему матросами, они как-то странно переговаривались.

Один спросил: «Он?» — другой подтвердил: «Он».

Так им что, рекомендовали идти к нему?

Ещё и особые приметы описали, получается! Кто?

И как это всё связано с донной Флорой?

Или у вороха загадок разные кончики, и надо тянуть за них по очереди, чтобы распутать весь этот клубок? Бог весть…

…Минуя усадебку «Брюне», что занимала место к востоку от Бастера, среди живописных холмов, засаженных сахарным тростником, Олег с Ташкалем выбрались в местечко Пуант-а-Масон.

Неподалёку, на мысе Кокильяж, был устроен «Домашний форт» — небольшая крепостца с бойницами понизу да с немногими пушками наверху, дабы грозить ворогу.

А дальше было море.

Пронзительно верещали чайки, качаясь на воздушном течении, монотонно громыхал прибой, накатывая пенные волны, шелестели перистые листья пальм. Хорошо…

И тут же раздался продолжительный злобный вой.

Сухов выругался.

— Опять балам? — раздражённо спросил он у Ташкаля, изрядно струхнувшего.

И тут «оборотень» явился во всей своей красе — выпрыгнул из кустов, загораживая Олегу путь.

Огромный, хоть и сгорбленный, с ощеренной пастью, с могучими лапами.

Снова завыв, балам бросился на Сухова, рассекая воздух когтями.

«Тоже мне, Фредди Крюгер нашёлся!» — подумал Олег, мгновенно обнажая палаш. Человек-ягуар перемещался очень быстро и резко, с нечеловеческой силой и скоростью — то к земле приникнет, то подскочит, метнётся в сторону, замрёт на мгновение и тут же буквально взорвётся движениями.

Больше всего он напоминал Сухову берсерка — эти великолепные бойцы, опившись зелья, входили в транс — и будто в самом деле оборачивались медведями, превращаясь в чудовища войны. Похоже…

А тут медведи не водятся, зато хватает ягуаров. Тоже неплохой тотем…

Молниеносно придвинувшись, балам взмахнул лапой, растопыривая когти. Олег увернулся в последний момент — родимый эпителий он уберёг, а вот просторную рубаху человек-ягуар располосовал с краю на ленточки.

Достав чудо-юдо в выпаде, Сухов ранил балама, пустил ему кровь — и разъярил ещё пуще.

Отскакивая, «оборотень» испустил вой, подпрыгнул на высоту человеческого роста и обрушился на Олега сверху. Неудачно.

Сухов уклонился, падая и перекатываясь.

Балам навис над ним, вздыбливаясь, вскидывая лапы…

Палаш вонзился ему в нутро.

С утробным рычанием человек-ягуар отшвырнул одною лапой Олега, а другой выдернул клинок, отбрасывая его в кусты.

Кровь хлынула ручьём, но балам не чуял ни боли, ни слабости.

Он бросился на Сухова, вытягивая когтистые конечности, и тут прогремел выстрел.

Увесистая круглая пуля, угодив человеку-ягуару в грудь, остановила наскок.

Олег воспользовался мгновением, чтобы вскочить и выхватить собственный «Флинтлок», краем глаза замечая Ташкаля, стоявшего на коленях и обеими руками державшего дымящийся пистолет.

Но контрольный выстрел не потребовался — балам глухо заурчал, покачиваясь в неустойчивом равновесии, а затем опрокинулся навзничь, раскидывая лапы.

— Х-ха! — исторгли остаток воздуха необъятные лёгкие.

Что-то звякнуло о камешки на дороге, и Сухов поднял «когти» — четыре обсидиановых лезвия, насаженных на золотой наруч. Натягиваешь такой на пятерню и распарываешь противнику утробу. Ежели дотянешься.

— Спасибо, Ташкаль, — сказал Олег и перебросил индейцу «улику». — Погляди!

Краснокожий, кивнув в ответ на выражение благодарности, медленно поднял «когти».

Рассмотрел их, словно не доверяя собственным глазам.

Сухов же, попинав балама, дабы убедиться, что тот сдох, наклонился и хоть и с трудом, но стащил-таки с головы «оборотня» увесистый шлем, искусно сработанный из головы настоящего ягуара. Ох и матёрый зверь был…

— Вот и весь фокус… — пробурчал Олег, выпрямляясь.

Лицо «берсерка» было типично индейским, разве что кожа выглядела непривычно бледной, да волосы на голове были сведены наголо.

Смазанные узоры боевой раскраски покрывали щёки «балама», лоб его и темя.

— Эт-то человек… — с запинкой проговорил Ташкаль, поднимаясь на ноги.

— Ты разочарован? — усмехнулся Сухов.

— Как? А-а… Нет, моя не… это… не ра-зо-ча-рова-на. Моя терпеть оскорбление.

Подойдя ближе, индеец внимательно осмотрел лицо незадачливого оборотня.