— Щербет, — одним словом ответил мужчина на мой немой вопрос.
Я всегда думал, что щербет — это типа халвы, а у них щербет — это напиток. Я поблагодарил и отказался, чувства жажды не было и, кроме того, живот был набит, как рюкзак туриста многодневщика.
Абдель-Азиз колебался после моих слов, это я видел отчетливо. Если в оставшиеся два дня продолжить гнуть эту линию с раскаянием и извинениями, может, и сработает. Он меня выкрал, в его глазах я напугана и схожу с ума, что ему еще надо для удовлетворения? Секса? Да у людей с таким положением дефицита секса не бывает: стоит щелкнуть пальцами — и профессионалки оближут с ног до головы. В любом случае, надо продолжать свою линию поведения и параллельно думать о побеге. Не надо настраивать принца и его слуг против себя, не смелость города берет, а хитрость.
Двор был пустынен, наступало время самого сильного зноя, от которого даже арабы прятались в домах. Стоило мне только встать, как из дома показалась Сафия: видимо, она там и стояла все время моего обеда. Значит, без внимания меня не оставляли ни на минуту, несмотря на видимость свободы.
Во дворце было заметно прохладнее, но сколько я ни вертел головой, кондиционеров не заметил. Значит, здесь централизованная система кондиционирования, спрятанная либо на крыше, либо в подвале.
У двери Сафия остановилась и, не входя в комнату, обратилась ко мне:
— Хозяин просил передать, чтобы после Магриба вы были готовы. За вами пришлют Бадра, вам предстоит выехать с хозяином. Хозяин требовал надеть арабскую одежду, он дважды повторил это.
— Сафия, куда мы едем, не знаешь? Магриб — это предпоследняя молитва или ночная?
— Предпоследняя, после захода солнца. Нет, госпожа Зеноби, я не знаю. Никто не знает, кроме Фуада и Бадра, планы хозяина, только им он доверяет.
Девушка была расстроена, что не смогла дать мне больше информации. Интересно, куда это мы намылились на ночь глядя? Пока я гостья, не стоит бояться, даже такие мерзавцы, как Абдель-Азиз, не нарушат законы гостеприимства. Сейчас меня терзало любопытство: может, решил свозить на шоппинг? Путь к сердцу мужчины лежит через желудок, а путь в недра женщины — через покупки. Но я-то не женщина, и мне глубоко плевать на все эти безделушки. Хотя даже мне стало любопытно, что же такого он мне хочет купить?
До указанной молитвы было еще несколько часов, которые я решил посвятить отдыху и приведению себя в порядок. В комнате было прохладно. Отпустив Сафию, я развалился на кровати. Требовалось проанализировать последние события и выработать примерный план поведения. Отношение Абдель-Азиза несколько смягчилось, в глазах его не полыхала ненависть и разговор был более вежливым. А не влюбляется ли в меня, часом, этот старый козел? Мне стало не по себе от этой мысли: если от врага можно избавиться хотя бы по причине его ненависти к тебе, то назойливый влюбленный — это геморрой похуже.
Мне ясно дали понять, что одежда должна соответствовать местным традициям. Гардероб у меня был небогатый, выбирать особо не из чего. Призыв муллы к молитве застал меня перед зеркалом, отчаянно пытающимся навести более-менее приличный макияж. Арабки хоть и одеваются с ног до головы, в части наведения стрелок на веках и контуров на губах дадут фору европейкам, что с их выразительными глазами и густыми ресницами делает их невероятно привлекательными. То ли мои ресницы не подходили под местную тушь, то ли моя рука не была набита, у меня это получалось плохо.
Открылась дверь и Сафия бесшумно проскользнула в комнату.
— Госпожа Зеноби, что вы делаете? Вы же испортили свои прекрасные ресницы!
Девушка всплеснула руками, отобрала у меня кисточку и решительно начала наводить макияж. «Прекрасные ресницы, вы слышали? Это обо мне», — непонятное теплое чувство разлилось в груди. Даже будучи мужчиной, мне нравились комплименты моему телу.
Буквально за пару минут Сафия превратила мои ресницы в произведение искусства: я даже невольно ощупал их, натуральные или нет. Окинув меня критическим взглядом, девушка осталась довольна.
— Нам надо выйти раньше хозяина, если опоздаем — будет гневаться.
Сафия открыла мне дверь, поправила платок на моей голове, и мы быстрым шагом двинулись к выходу. Принца еще не было, но была куча охранников и два ленд крузера: серебристый и черный. Все охранники были похожи друг на друга, как сиамские близнецы. Не сводя с меня взглядов, они стояли у машин и негромко переговаривались. Интересно, это те, что были в лагере Заатари, или другие? Их нежелание смотреть мне в глаза мне показалось странным, о чем я не преминул спросить Сафию.
— Вы — женщина хозяина, им не следует смотреть вам в глаза, это неуважение, — пояснила девушка шепотом.
Так, стоп: во-первых, никакая я на хрен не женщина и, тем более, не этого козла. Во-вторых, Бадр смотрел мне в глаза довольно пристально и спокойно, порой даже насмешливо. Это Сафии знать не следует, но для себя я делаю зарубку: Бадр не пес, ждущий подачки от хозяина. Кусок мяса он, пожалуй, добывает себе сам.
Мурашки пробежали по телу, впервые за все время нахождения в женском теле. Что это было? Понимание того, что для этого крепкого парня ты интересна как женщина или… скрытая симпатия к нему с моей стороны? Видимо, приближались критические дни: за пару дней у меня повышалась чувствительность, я видел эротические сны, а обоняние обострялось до невозможного. Вот и сейчас, даже на расстоянии, я почувствовал аромат «Амуаж» за секунды до появления Абдель-Азиза и Бадра, который сегодня надел легкий хлопковый костюм молочного цвета.
Абдель-Азиз был в хорошем настроении. Посмотрел на меня, причмокнув языком, выражая восхищение или удовлетворение, и коротко скомандовал:
— Поехали.
По знаку Бадра я сел в черный внедорожник. Рядом, с левой стороны, примостился принц. Сам Бадр уселся на пассажирское сиденье. Водитель, все время сидевший в машине, тронул с места по его кивку. Второй джип с пятью охранниками последовал за нами. Проехав будку охраны, мы свернули вправо и выехали на хорошо асфальтированную дорогу. Скорость движения сразу возросла в разы. Однако, вопреки моим ожиданиям, мы, не сворачивая миновали трафарет, указывающий на центр города, и через десять минуть выехали в сторону пустыни.
Сгущающиеся сумерки давали мало информации. Попадались встречные машины, мы обогнали несколько фур. Движение в абсолютной тишине продолжалось около получаса. Меня терзало любопытство, но заводить разговор, на что, несомненно, рассчитывал принц, не хотелось. Так, в тишине, водитель, ориентируясь по только ему ведомым знакам, свернул в пустыню, и дальше мы катили по песчаной колее между барханами.
Надеюсь, меня не везут закапывать в песок, мною даже не попользовались. Глупо хоронить, не попробовав!
Пошловатым юмором я пытался скрыть волнение, которое грозило перейти в панику и даже истерику.
Свернув куда-то между очередными, поднадоевшими барханами, мы фарами выхватили из темноты огромное количество таких же внедорожников с выключенным светом. В стороне стояла пара легких палаток-тентов, под которыми горели светодиодные лампы.
Все, пиздец, это саудовский ку-клукс-клан, теперь точно отымеют во все щели и здесь же прикопают.
Мои мысли чуть не сорвались в крик, когда принц, гаденько улыбнувшись, сказал:
— Три дня не истекли, не бойся.
Только после этого я заметил, как тяжело дышал: грудь вздымалась, воздух шумно выходил, бисеринки пота усеяли все мое лицо. Сердце колотилось так сильно, что, вероятно, его слышали даже сидевшие под тентами арабы. Сглотнул с усилием — во рту была самая настоящая пустыня — я одарил этого мерзкого старика ненавидящим взглядом, что привело его в настоящее веселье. Бадр открыл мне дверь, подал руку: мою дрожь он ощутил отчетливо, потому что незаметно сжал мои пальцы, словно говоря: «все будет хорошо, не бойся». Я с признательностью посмотрел ему в глаза. В темноте было трудно понять, но кажется, в них было сочувствие и жалость. Выдернув руку, я сделал два шага и остановился.
