Я все же еще не пришел в себя до конца. Стоял с идиотским видом перед этой парочкой, упорно изображавшей, что ничего особенного не произошло. И не мог подобрать слов, чтобы высказать все, что было на душе.
Нашел в себе силы сделать резкий шаг в их сторону, покачнулся. Лука подхватил меня, а Белл проворно выскочил в дверь, не желая рисковать.
Киприот поспешно забормотал:
— Не вини меня! Он заставил… Дал джин с собой… Я не знал, что там снотворное…
Он с подчеркнутой заботой помог мне опуститься на циновку. Подпихнул под спину сложное стеганое одеяло. Больше суетился, чем помогал.
— Пояс с золотом? — хрипло спросил я, притворяясь совсем ослабевшим.
— Сейчас, сейчас…
— Ну же!
Георгий полез в кучу барахла в углу каюты. Копался-копался и вытащил мой пояс. Хотел отдать мне в руки.
— Рядом положи!
Он наклонился, опустил мой «личный сейф» на циновку. Я схватил его за шиворот свободной рукой, чтобы не вырвался, а правой располосовал ему щеку ножиком для мяса на две неравные части, как позже турки разделят его родину — на Северный и Южный Кипр.
Он завизжал и заплакал, опустившись на колени. Прижал ладонь к кривой красной линии от края рта к уху. Между пальцев стекали тонкие струйки крови, пачкая мою подстилку. Он судорожно искал в карманах платок, чтобы перевязать рану.
— Прекращай визжать! Не то в Джокера превращу!
Не стал ему объяснять, за что Красный Клоун из Готэм-сити получил свое прозвище. Молча забрал пояс и вышел из каюты на палубу.
…Одномачтовая кочерма с нижней палубой для гребцов размерами не поражала. Но пассажиров набралось прилично. Несколько турок-купцов, какой-то старенький мулла и пять черкесов разного возраста. Последние сидели на рваном ковре и готовили свое оружие. Сразу видно, люди бывалые. Поездка нам предстояла серьезная — как-никак блокаду еще никто не отменял. И нужно было быть готовым ко всему, вплоть до боя.
Каюта Белла располагалась на носу. Сам же он переместился на противоположный конец корабля, на задранную к верху корму с развевающимся Санжак-Шерифом. Предавался неге, попивал кофе и курил трубку в обществе нескольких турок. Расселся, как фон барон, на двухместном диванчике, прислоненном к перевернутой шлюпке. О несчастье, приключившимся с его слугой, он пока не ведал. Ему еще предстоит узнать, как Лука — абсолютно аналоговым способом — один раз упал на нож. Мог бы и два, и три, но я сегодня был добрым. Очень добрым.
Я решительно зашагал на корму.
Черкесы меня окликнули. Один — на натухайском диалекте. Я ответил. Он радостно стал что-то быстро говорить.
— Не спеши, прошу тебя! — остановил я его словесный поток. — Я — Зелим-бей. Урум. Еду в гости к Гассан-бею под Адлер.
Мне стали отвечать по-турецки, и дело пошло живее. Выяснилось, что все возвращались с товарами домой после того, как продали на рынке Стамбула рабынь. Лишь один черкес по имени Хассан съездил в Турцию на заработки. Думал наняться в пастухи, но неудачно. Пастухов в Анатолии и своих хватало.
Остальные горцы тоже были недовольны своей поездкой. Думали хорошо заработать. Но долго не могли распродать свой живой товар и сильно потратились на проживание.
— Этих баб прокормить и причипурить — сплошные расходы! — сетовали они на свои беды. — А ты, урум, не слишком кружной маршрут выбрал до Адлера? Мы, вроде, в Пшаду плывем.
— А меня никто не спрашивал! Опоили зельем и бессознательным на борт доставили!
— То-то мы видели, что тебя, как бревно, на борт приволокли. Думали пьяный. Мулла на тебя ругался! Что сделаешь с обидчиком? Если англичанин виноват, лучше его не трогай. Нас попросили уважаемые люди за ним присмотреть. Он полезный нашему делу человек. Видишь наш флаг на корме? Это Якуб-бей его повесил.
Ха, шотландцу уже имя дали. Неплохо он подготовился!
— Руки чешутся этому бею шею свернуть! Но пока погожу! А слугу его наказал. Это он мне зелье подлил в питье.
— Не он ли в каюте визжал?
— Он самый. Попортил личико красавчику! — я показал горцем свой нож.
— За такие дела мог бы и нос ему отрезать! — серьезно кивнули мне черкесы. Принялись сразу бурно обсуждать, сколько скота назначили бы старейшины в уплату за обиду.
Дослушать или вставить слово мне не дал Белл. Окликнул меня с кормы:
— Зелим-бей! Идите к нам! Представлю вас капитану Кодеру! Это самый веселый турок, которого я встретил в жизни!
Я пожал плечами. Шкипер «торговца», на котором я отплыл из Одессы, был не прочь посмеяться. Просто Белл не оценил его юмора. И этот пожилой и толстый Кодер оказался той же породы — любитель подшучивать над окружающими. Но в одежде оставался османом с ног до головы. Таким же попугаем, как все турки. Желтые домашние туфли, красное и синее вокруг тучного тела и оранжевый тюрбан над загорелым до черноты морщинистым лицом.
И неизменная трубка в руке, заменявшая ему датчик указателя ветра. Он ставил ее на планшир и смотрел, куда уносит дым. Его уносило в нужную сторону. Капитан был доволен. Кочерма на приличной скорости удалялась от турецких берегов.
— Присаживайтесь рядом! Поговорим, — сказал Белл, похлопав рукой по свободному месту на диванчике.
Я кочевряжиться не стал.
— Зачем меня было похищать? — первым делом спросил, удобно расположившись. По сигналу кэпа мне сунули в руки чашку с кофе.
— А что мне было делать? Вы встали в позу. А мне нужно, чтобы мы попали в Черкесию вместе.
Я подозрительно смотрел на чашку, не решаясь сделать первый глоток. Вздохнул. Чего уж там, пусть будет, как будет. И выпил.
— Не воображайте себе невесть что о своей персоне, — Белл даже в нынешней ситуации оставался верен себе. — Задержание «Лисицы» и наш с вами арест произвел очень дурное впечатление на горцев. Они засомневались в могуществе моей страны. И нет лучше способа развеять их опасения, как обоим им показаться там!
— Это все причины? — уточнил я, возвращая турку-слуге пустую чашку.
— Нет, не все. Вами крайне недоволен лорд Понсонби. До него дошли известия, что вы имели наглость передавать в Лондон какие-то сообщения. А это — прерогатива исключительно посла. Ему решать, что, как и когда сообщать.
— Или искажать? — хмыкнул я.
Белл пропустил мимо ушей мою ремарку.
— Он просил вас уведомить, что не желает вашего присутствия в Турции! Если бы вы не были нужны мне в Черкесии, все могло бы повернуться иначе.
Что ж, все яснее ясного. Лишь стечение обстоятельств меня уберегло от того, чтобы мой труп с высунутым языком не нашли в синопской канаве. Чертовы аристократы! Им плевать, что я оказал английской короне неоценимые услуги!
— Я не понимаю, чем вы сейчас недовольны? — искренне признался Белл. — Вы хотели попасть в Черкесию. Мы туда плывём под всеми парусами. С отличным экипажем. Вы только посмотрите, как они ловко управляются с парусами. Здесь, на «Ени», я чувствую себя в большей безопасности, чем на «Аяксе» с его командой из новичков.
— У меня не было возможности оценить выучку моряков русского брига, — напомнил я Беллу пикантный нюанс. — Я в трюме сидел — в цепях!
— Зато сейчас плывете, куда вам нужно. И совершенно бесплатно! А мне наша поездка обошлась в две тысячи пиастров. И — вы только представьте — Кодер в последний момент потребовал удвоить сумму. Сколько споров мне пришлось выдержать! Лишь Лука смог уговорить его соблюдать взятые на себя обязательства!
— Думаю, в ближайшее время из него не выйдет достойного переговорщика! — рассмеялся я громко.
— Что вы с ним сделали? — взволнованно вскричал Белл.
— Попортил ножом его слащавую рожу!
Белл вскочил.
— Вы — чудовище! — он бросился на бак.
— Какой сегодня день? — крикнул ему в спину.
— 14 апреля, пятница! — ответил он, не оборачиваясь[1].
Я очень удивился. Конечно, солнце уже давно перевалило за полдень (не хило я поспал после зелья Белла), но отплыть в священный для мусульман день?
— Капитан Кодер! — обратился я к турку. — Как так вышло, что вы отплыли именно сегодня?
