– Ещё посмотрим! – вскинулась Глэдис боевито, снова окинула «Человека судьбы» взглядом и обратилась ко мне: – Леди Виржиния, если не ошибаюсь, непревзойдённая мисс Дюмон теперь стала миссис Уэст?
Я вспомнила смелую рыжую женщину с чуткими руками, влюблённую в искусство, и несколько воспрянула духом:
– О, да. Полагаю, нужно послать за ней сегодня же. Она творит чудеса.
– Верно. И к «Человеку судьбы» у миссис Уэст особое отношение, вам ли не знать, – с энтузиазмом подхватила Глэдис и посмотрела на Абигейл немного виновато: – Право, неловко спрашивать, но есть ли у вас доверенный мальчик, который смог бы сегодня же… нет, сейчас же отнести письмо миссис Уэст? Она лучший реставратор Бромли, а то и всей Аксонии, я готова поручиться за неё!
– Да, дорогая, конечно, у меня есть посыльный! – прочувствованно ответила леди Абигейл и крепко стиснула розовый веер. Затем повернулась к экономке, почтительно застывшей у дверей: – Миссис Баттон, подготовьте письменные принадлежности, я сейчас лично напишу просьбу миссис Уэст. Право же, как неловко!
– Позвольте мне, – вмешалась я. – Уэсты часто бывают в «Старом гнезде». Можно даже сказать, что нас связывают дружеские отношения. И я помню адрес наизусть, – добавила я зачем-то, и прозвучало это хвастовством.
К счастью, никто не обратил на мою бестактность внимания – все были поглощены картиной. Леди Эрлтон и леди Стормхорн вспомнили давний случай, который произошёл ещё до моего рождения, когда ревнивая служанка, влюблённая в некоего графа Т., прожгла красивое платье его сестры, удостоенное неосторожного комплимента за обедом. Я же, пользуясь небольшой паузой, жестом отозвала в сторону Даниэля и тихо спросила его, как давно появилось пятно на картине.
– Накануне ничего не было, – задумчиво покачал головой Даниэль. – Но лучше уточнить у Кристиана. Вчера он осматривал гостиную и решал, где поставить музыкантов. Сегодня же тут постоянно был либо я, либо Кристиан… Или Уотс, это наш дворецкий. Это помимо прислуги. Никто не оставался наедине с картиной, а значит, не мог испортить.
– Может, ночью? – предположила я. – Ночью ведь картину никто не сторожил.
– Дверь на ключ запирается, – вздохнул он и тут же оживился: – Правда, его не так уж сложно украсть. Винс, кстати, мог бы, но он далеко… О, ещё кое-что вспомнил. Винс говорил, что если происходит что-то абсурдное, необъяснимое, то виновата наверняка женщина.
Право, не знай я хорошо близнецов – оскорбилась бы. А так формальное выражение неудовольствия прозвучало даже кокетливо:
– Неужели?
– Святая истина, – по-взрослому усмехнулся Даниэль. – Винса это суждение никогда не подводило. Но, судя по тому, как оно гладко звучит, Винс его где-то вычитал.
Тут разговор пришлось закончить – вернулась миссис Баттон и сообщила, что письменный прибор готов. Стайка леди перепорхнула прямо в кабинет герцогини Дагвортской, шелестя подолами. Послание для Джулии Уэст мы составляли все вместе; точнее, в итоге я написала по-своему, но сперва испортила несколько листов, внося исправления по указанию Абигейл и Глэдис. Затем экономка забрала письмо, чтобы отдать его Дику – посыльному, но скорее юноше, чем мальчику. Отойдя к окну, я проследила за тем, как он выбежал за угол.
Затем мы вернулись к чаепитию.
Однако меня не оставляла мысль: поможет ли картине реставрация? Ведь змея превратилась в чёрную и наяву, точнее, во сне… или всё же наяву? Одним словом, взаправду, когда Сэран почтил вниманием «Старое гнездо». Так станет ли она белой снова – или удастся исправить лишь материальное воплощение, а суть останется непоправимо повреждённой?
Вопросы без ответов…
Кристиан не смог никак дополнить рассказ брата, разве что подтвердил, что накануне никаких пятен на картине не было.
– И я, конечно, не очень хорошо разбираюсь в сортах ваксы, – добавил он осторожно, – однако так мои ботинки никогда не пахли. Не то чтобы я их нюхал…
Эта деталь отчего-то показалась мне очень важной.
Через некоторое время Кристиан и Даниэль под безупречно благовидным предлогом покинули общество леди, что немало опечалило Абигейл. Как она выразилась, «из развлечений нам остались только скучные музыканты». Что верно, то верно – пара скрипачей и флейтист никак не могли заменить остроумных и чарующе дерзких близнецов. Я же погрузилась в размышления о том, что ещё сделать для Сэрана. Оградить от посягательств, пока Джулия Дюмон не заберёт картину в мастерскую? Хорошо бы, но тут всё целиком зависит от Абигейл и от того, насколько надёжны её слуги. Отыскать вредителя? О, было бы прекрасно, вот только руки связаны обещанием дяде Рэйвену – о каждом шаге приходится докладывать, любой выезд согласовывать.
Остаётся, конечно, излюбленный женский способ – переложить трудности на мужские плечи. Если маркиз мешает мне самой разбираться с делами, то пусть сам ими и занимается. Готова спорить, что одного взгляда какого-нибудь скучного неджентльмена из Особой службы хватит, чтобы вредитель сознался в содеянном и принёс извинения не только Абигейл, но и картине, и даже святому Игнатию. Заманчиво… Но это будет означать, что я сдалась, подчинилась оскорбительному повелению.
Что же делать…
– Вы нынче грустны, леди Виржиния, – трескуче произнесла леди Эрлтон и в шутку стукнула меня по запястью сложенным кружевным веером. – Неужели из-за картины? Похвальный интерес к живописи, да. Раньше вы прискорбно мало внимания уделяли искусствам.
Я была так погружена в свои мысли, что не сразу сообразила, что ответить. Но Глэдис прекрасно справилась:
– О, у леди Виржинии особое отношение к Нингену. Помните ту историю с подделкой? С якобы утраченной «Островитянкой»?
Леди Эрлтон медленно и тяжело кивнула; больше всего это было похоже на то, как если бы голова сама склонилась вниз под грузом седых волос, убранных в «анцианскую раковину» на затылке, и золотых шпилек.
– А ведь верно, припоминаю нечто подобное… Значит, порча картины действительно стала для вас ударом. Право, сочувствую…
– Негодяя надо немедленно поймать! – воскликнула Глэдис, и щёки у неё разрумянились от избытка чувств. – Леди Виржиния, может, лучше прибегнуть к помощи детектива Норманна?
– Боюсь, он не берёт дела… – «без трупов», чуть не сказала я, но вовремя опомнилась: – …столь незначительные. И к тому же есть обстоятельства непреодолимой силы, которые не позволяют мне обратиться к нему сейчас, – добавила я осторожно, размышляя, как заручиться поддержкой леди, не слишком испортив репутацию маркиза Рокпорта и не сказав лишнего.
Всё-таки он близкий человек, что заботится обо мне, друг моего отца, бывший мой опекун и – пока ещё – жених. Словом, с какой стороны ни подойди, часть семьи, и разногласия наши вполне можно назвать родственными. Вынести их на широкое обозрение – значит уподобиться сварливым особам, что бранят мужей меж подругами, или неблагодарным дочерям, которые прилюдно упрекают строгих отцов за недостатки, истинные или мнимые. Пожалуй, если бы дядя Рэйвен ограничился угрозами в мой адрес, не стал бы трогать Эллиса и Клэра, я бы вовсе не стала ничего предпринимать; взбунтоваться меня заставил именно шантаж.
Когда победа будет на моей стороне – а это случится рано или поздно – мы непременно поговорим, уже искренне, как равные. И, надеюсь, дядя Рэйвен поймёт, что честность – лучший способ добиться желаемого. По крайней мере, со мной; я бы согласилась вести себя тихо и сама, если бы с самого начала знала, что дело в политике.
– Обстоятельства непреодолимой силы? Как загадочно! – откликнулась Абигейл, по-прежнему растревоженная из-за картины, а потому более порывистая, чем обычно. – И не думайте сделать теперь вид, будто вы ничего не сказали! Я прошу, нет, требую объяснений!
– Дело весьма деликатное…
– Оно ещё и деликатное? О, теперь я просто сгораю от нетерпения!
– Возможно, не стоило вовсе говорить об этом…
– Леди Виржиния, я настаиваю. Мне хорошо известно, что вы никогда бы не стали упоминать о непреодолимых обстоятельствах, если бы не считали, что кто-то из нас поможет вам их преодолеть, – улыбнулась проницательная леди Клэймор. – Вы не из тех легкомысленных особ, что вовлекают посторонних в свою жизнь лишь из прихоти.
