— Редкий тип! — кивнул я и поддержал руку кунака, чтобы Тамара смогла обработать резаную рану.
— Ай-я! — завопил, дурачась, Юсеф, когда Тамара посыпала ему разрез мелкой солью.
— Скажи этому абреку, что, когда рана подсохнет, я наложу ему повязку с коровьим маслом. И менять ее нужно будет каждый день.
— А зачем тебе яйца и все остальное?
— Гипс буду делать Бахадуру. Ему булавой руку сломали.
— Видишь, Юсеф, этого несчастного? — показал я на очнувшегося алжирца, который недоуменно переводил взгляд с Тамары на меня. — Тот самый человек, который подарил мне тот самый нож! Мы с тобой в твоем дворе учились его бросать. Считай, мой учитель.
— Жалко, он сейчас не в форме. Я бы с удовольствием взял бы пару уроков.
— Мне кажется, он и пальцами ног способен метать свои железки!
Тамара захлопотала вокруг Бахадура. Он стоически выдержал вправление кости и наложение дощечек. Мы с кунаком удалились, чтобы не мешать.
— Яйца мне с птичника принесите! — крикнула нам в спину Тамара.
Вот так всегда! То девушку от злодеев надо спасать, то с курями воевать отправляют…
Имению крепко досталось. Пострадали и люди, и постройки. И виновники трагедии, братья Фабуа. Они-то хоть за дело. Но причем тут восемь зарубленных рабов и один задохнувшийся в дыму? Две старушки на женской половине? К этой повседневной жёсткости черкесского мира невозможно было привыкнуть.
Я прошел в унну, где лежал уже кем-то перевязанный Эдик-бей. Тяжелый бой и потеря крови никак не сказались на упрямом и суровом выражении его лица.
— Я забираю девушку! — с порога уведомил я хозяина.
— Согласия не даю! — зыркнул на меня убых из-под нахмуренных бровей.
— А я его и не спрашиваю! — констатировал я очевидное.
— Не имеешь права забирать мою собственность!
— Плевать! Поправишься, можешь поискать меня!
— Так и сделаю!
Я развернулся, чтобы уйти.
— Эй, урум! Черт с тобой! Давай свое золото!
— С тебя хватит и двоих абхазов, что мы захватили. Мое старое предложение не являлось публичной офертой! — озадачил я своим ответом Эдик-бея, покидая мужскую половину сакли. Судя по ругательствам за спиной, до него дошло, что золота не будет.
… Изрядно раздувшимся караваном мы двигались к реке Бзыбь. Трое моих «мушкетеров» не могли не нарадоваться. Каждому досталось по пять лошадей и куча оружия в качестве добычи. Я свою долю забрал в виде лошадок для Тамары и Бахадура. И последнего вооружил с головы до ног, от чего он в восторг не пришел. Дело было не в съедобном гипсе, который отчаянно ему мешал. А в его привязанности к своим полоскам из стали. Он только их признавал подходящими настоящему алжирскому убийце и телохранителю прекрасной дамы по совместительству.
Наш путь лежал к русской переправе на границе между Убыхией и Абхазией. Как ни отговаривали меня друзья, я был непреклонен. Тамару следовало вернуть в Вани и там официально попросить ее руки у братьев Саларидзе. Следовательно, нам нужно было как-то попасть в Грузию.
Кратчайший путь туда — через Бзыбь. Реку полноводную и с быстрым течением. Курчок-али, часто бывавший в этих края, называл ее «бешеной рекой». Форсировать ее на лошадях у устья с женщиной и раненым товарищем — нереально. Там следовало морем проплыть, описав приличную дугу. Просто переплыть в узком месте — еще более сказочный вариант с ожидаемо плохим концом. Сейчас, когда пошло таяние снегов, нас бы просто унесло течением и разбило о камни. Точно также обстояло дело с бродами возле Аджепхуне, в нынешнее время перекрытыми бурным потоком. Оставался русский паром-баркас у небольшой военной заставы на дороге вдоль моря, связывающей Гагры с Бамборами.
Там разойдутся мои пути-дороги с троицей побратимов. Чем я смогу им отплатить за их помощь? Самой жизнью им теперь обязан! Без Тамары я бы точно не выжил. Слишком захватила мою душу эта порывистая и прекрасная девушка!
В выбранном маршруте была одна проблемная деталь. Встречи с русскими я не боялся. Мой «вездеход» от Фонтона — я проверил — не пострадал. Пули, пробившие папаху, пролетели мимо. Зато перспектива свидания с князем Михаилом Шервашидзе и потенциальным женихом Тамары конкретно так напрягала. Но деваться было некуда. Дорога от переправы вела только в Бамборы, в русскую крепость в трех верстах от моря и на таком же расстоянии от Лехне, как прозывалось в нынешнее время село Лыхны, известное любому, кто жил в СССР и заходил в винный отдел. В этом большом селении издревле стояла резиденция абхазского владетеля.
Что за таинственные Бамборы, я не знал. Русская крепость со столь звучным названием до XXI века не дожила. Во время воронцовского морского круиза мы прошли мимо. Слышал лишь обрывки разговоров, что русские военные суда туда часто заходят, что рейд там неудобен и при малейшем волнении следует сниматься с якоря. Была надежда, что удастся договориться и нас подкинут до Грузии. Я, не без внутреннего сопротивления, был согласен даже на Поти. Все во имя безопасности и покоя моей царицы и будущей жены!
Я вез ее на своем Боливаре, подложив под неудобную переднюю луку седла маленькую подушечку. Крепко держал рукой, прижимая к себе. И задыхался порой от прилива нежности, которую вызывала во мне эта женщина! От запаха ее волос, который можно было унюхать, уткнувшись — вроде, случайно — в ее макушку! От ее строгого тона, с каким она меня отчитывала за дырки в папахе и ссадину «на пустой голове, которая думает не о том»!
В общем, клево было ехать в сторону моря, до того момента, когда пришла пора расставаться с друзьями. Когда показался причал и пучки канатов через реку, мы стали прощаться.
Обнялись.
Мои товарищи поворотили коней и медленно растворились в лесной тишине. Джанхот, Курчок-Али, Таузо-ок. Не факт, что именно в этой последовательности они двигались. Но именно в такой скрылись из моих глаз. Будто я приоткрыл щелку в невидимое и увидел их судьбу. Кто за кем уйдет из этой жизни…
На подъезде к причалу паромной переправы нас остановил пикет из донских казаков[1]в сопровождении отряда абхазских милиционеров.
— Стой, князь! — скомандовал мне урядник. — Кто такой и куда путь держишь?
Наша колоритная троица явно ломала все шаблоны. Еще менее он ожидал от меня услышать ответ по-русски.
— Имею поручение от Штаба корпуса. Сопровождаю грузинскую княжну, спасенную из плена. Вот мои бумаги! — как можно строже гаркнул я на донцов.
— Умел бы я читать, — хмыкнул урядник, — был бы офицером! Отправлю вас на тот берег. Пущай командиры разбираются!
— Что с нашими лошадьми?
— Прикажут — переведем морем! Эти удальцы привыкшие, — кивнул казак на абхазов. — Дашь им полтину, Ваше Благородие, и все исполнять в лучшем виде!
— Полтину или приказ? — подначил я ушлого урядника, игнорируя столь лестное обращение то как к князю, то как к офицеру.
Урядник вздохнул.
— Прикажут, переправим и лошадок.
— На водку дам!
Одна эта фраза мигом решила все сомнения казака. Сразу стало ясно, что я — свой. Без всяких указаний от вышестоящих он тут же все организовал. И посадку на баркас — Тамару и Бахадура занесли на руках, — и погрузку нашей поклажи, включая седла и попоны, и выбор охотников для переправы лошадей.
— Вы уж не забудьте, Вашбродь, про свое обещание! А еще того краше, попросите у офицеров меня в ваш конвой до Бамбор. Уж больно охота тамошнего чихиря отведать! Меня Щетиною кличут! — кричал нам на прощание урядник.
Для переправы использовался якорный канат, натянутый через реку под острым углом. С нужного нам берега баркас летел со скоростью стрелы. Нам же предстояло куда более суровое испытание. Более ста солдат боролось с рекой, вытягивая на блоке наш баркас. Переправа заняла более часа, хотя сама река в этом месте не превышала и ста метров. Вода ударяла в нос суденышка с такой силой, что казалось, оно вот-вот развалится. На наше счастье нам не попались несущиеся навстречу вывороченные деревья. И баркас не перевернулся, как нередко случалось.
