Зашли в квартиру, Лизонька схватила что-то из своих пакетов и заперлась в туалете, опередив меня, тоже туда желавшего, заняв его на добрые четверть часа. Надо бы затопить титан, он с утра слегка остыл. Я поставил чайник, чего-то нарезал к чаю, заменявшее лёгкий ужин. Разложил диван.
Моя дражайшая выпорхнула, наконец, вся из себя лёгкая и весенняя — в коротком зелёном платьице, лёгких туфельках, тонких колготах, подкрашенная. Такой контраст морозу и снегу за окном! Напрашивалась на комплимент и получила его.
Никакие варианты «сразу в койку» с ней не прокатывали. Сначала — долгая пауза, неторопливые посиделки за чаем, непременный этап «а поговорить». Предвкушение следующего этапа.
— Знаешь, а я тоже пела. Не таким низким голосом «хорошо-то хорошо, да ничего хорошего», — Лиза довольно правдоподобно спародировала Пугачёву. — В училище у нас был вокально-инструментальный ансамбль. Чисто девчачий, сам понимаешь, мужики в счетоводы не стремятся. Мы называли его рок-группа, но тихо, чтоб педагоги не слышали, потому что рок-группа — это реакционное и буржуазное, а ВИА — советское и прогрессивное. Нам даже купили две гитары, ударную установку, усилитель с колонкой и два микрофона. А ещё в училище имелось пианино, старое, правда, но державшее строй.
— Ого! У тебя бездна талантов. Не устаю удивляться. Можешь спеть что-то? Лучше из репертуара рок-группы, а не ВИА.
— Если не забыла… Так, мне пространство нужно.
Она убрала в коридор один табурет, меня вжала в стену, освободив себе место квадрата в три. Чуть нагнула голову и ссутулилась, взлохматила себе волосы, опусти чёлку на глаза, потом взяла в руки воображаемую ритм-гитару. И как выстрелила!
— A Goddess on a mountain top, was burning like a silver flame…
Она била правой рукой по невидимым струнам, пальцы левой брали аккорды, туфелька притоптывала каблучком в такт, а голос, ставший вдруг чуть хрипловатым, наполнил мою берлогу легендарной песней Venus группы Shocking Blue, причём She’s got it yeah пропела довольно правильно, а не как «шысгара» подобно исполнению у костра в дни моей прежней молодости. Голосом изобразила гитарный проигрыш после At your desire, стоя на левой ноге и подняв правую коленку, будто поддерживала бедром корпус гитары.
Я перехватил её рукой за бёдра чуть выше колен, второй под попу, приподнял и начал кружиться, стремясь не задеть ничего в микроскопической кухоньке, в этот миг более приятной, чем все хоромы мира.
— Это «Весёлые ребята» должны выстраиваться к тебе в очередь — брать автограф, а не ты ими восхищаться из зала.
Лизонька быстро чмокнула и упёрлась в плечи.
— Отпусти! Ещё не время распускать руки.
Вернул её на пол. У моей подружки такая игра — в неприступность. Каждый раз: я не такая, я жду трамвая, нет-нет, вы что, даже не думайте. Уговаривать-совращать приходится каждый раз заново, это отнимает массу времени, о «давай по-быстрому» и речи нет, зато каждая встреча выливается в мини-спектакль.
Вот оно преимущество жизни порознь. Вставали бы и ложились всегда вместе, пусть даже без регистрации брака, близость моментально перешла бы в обыденность. Сейчас, в мои свободные вечера от тренировок по рукопашному бою и автоспорту, мы обязательно видимся среди недели и больше времени проводим в выходные. Часто заходим к друзьям или её подругам, а не сразу ко мне.
Наверно, останется на ночь, но только на одну, на две подряд — никогда. Значит, пойду провожать её, не заводя мотор стылой «ренухи», их общежитие через два дома от моего барака.
— Как же ваши педагоги реагировали на «Венеру»?
— Они её не слышали. Дамочки старорежимные, их слух мы ублажали репертуаром Майи Кристалинской.
— Не надо. Давай лучше ещё рок-н-ролл.
— Как нефиг делать. Только места мало. Пошли в комнату.
— Там уже диван разложен, — признался я.
— Куда ты торопишься? Вдруг сегодня откажу!
В спальне она сбросила туфли, забралась на ложе любви с ногами, три раза громко щёлкнула пальцами и начала: one, two, three o’clock, four o’clock, rock…
Мы танцевали Rock Around the Clock, автор, кажется, Билл Хейли, скакать в рок-н-ролльном стиле более чем сложно на мягком, я и правда зря поторопился с раскрытием дивана. Но не складывать же! Поэтому, уловив момент, ухватил плясунью и перевёл борьбу в партер.
Лиза сопротивлялась, отталкивала мои руки, но ровно в той степени, чтоб даже подозрений не возникло, будто сопротивляется всерьёз. Когда я преодолел последнюю линию обороны, набросилась, выждав в засаде.
Боюсь, к моменту отъезда в Минск, если он произойдёт, уже не смогу без неё обходиться. Не только в постели. Мне важно… вот это всё.
Глава 8
Гореносцы
Наверно, самая уникальная в мире организация, десятилетиями массово разрабатывавшая легковые автомобили, это, бесспорно, московский НАМИ, Научно-исследовательский автомобильный и автомоторный институт. Он бесподобен тем, что за все десятилетия существования ни единая созданная в его стенах модель, ни оригинальная, ни модернизация уже освоенной, а их многие десятки, ни разу не пошла в серийное производство. Этот институт далеко не пустышка, здесь осуществлялись полезнейшие разработки, внедрённые в проектах заводских КБ. Тем не менее, я непроизвольно сжал зубы, когда по приказу нового отраслевого министра товарища Полякова в наш цех прибыла троица инженеров-конструкторов НАМИ — для ускорения работ по переднеприводным «жигулям». Несчастливая у них карма. Гореносцы.
Тот день вообще не задался. Состоялось профсоюзное собрание цеха, думали уместить его в обеденный перерыв и закрыть вопросы за четверть часа, но куда там! Пришли путёвки на лето — в Анапу, в Пицунду, в Гурзуф и Феодосию, а также попроще — в дома отдыха средней полосы. Делёж перешёл в крик, в итоге собрание постановило: избрать комиссию для изучения вопроса, сколько вообще АвтоВАЗ получил путёвок, сколько заныкало начальство в заводоуправлении, в результате чего в цех пришла только половина от заявок на Черное море, а что касается средней полосы России — так мы сами в ней и находимся.
Просвещённый Лизеттой, ошивающейся не около кормила власти, но всё же в корпусе заводоуправления и автоматически получающей какие-то крохи интимной информации, я вставил свои 5 копеек, которые кому-то обойдутся куда дороже, чем в 5 рублей.
— Товарищи! У меня есть все основания предполагать, что Крым и Черноморское побережье Кавказа — далеко не единственные места на Чёрном море, куда ведут путёвки, выделяемые на АвтоВАЗ. Есть ещё болгарские Золотые Пески, это уже заграница. На себя одеяло не тяну, но хочу подчеркнуть: в нашем цеху работают ветераны завода, кто пришёл сюда с первого дня, люди заслуженные, награждённые. С детьми, кому не помешает оздоровление в Болгарии. Давайте зададим вопрос: что ещё до нас не дошло? Давали Болгарию в этом году? И у кого она?
— Правильно! — заголосили коллеги.
Если бы оделся в костюм Микки-Мауса и принялся танцевать, такого эффекта не добился бы. Официальная идеология объявляет рабочий класс господствующим, гегемоном пролетарской революции и основным строителем коммунизма, крестьянство и интеллигенция (вроде меня) являются лишь его союзниками и спутниками. Если тихо распределили путёвки — то и ладно, цеховой председатель профкома скромно смолчал бы, знающий обо всех путёвках, поскольку сам получает какие-то брызги с барского стола. Ему поручить — доложит, что пришедшее на завод богатство распределено по справедливости. А вот несколько наших женщин, которые призовут для массовости супругу Яши и других энергичных жён сотрудников, поднимут хай до небес. Дойдут до областного и отраслевого комитета профсоюзов. Жалоба в партийные органы о распределении путёвок по блату, для начальства в ущерб рабочему классу, систему ничуть не изменит, но кое-кто огребёт неприятности.
Не потому вылез, что желал скандала ради скандала. В этом мире созданы условия, чтоб справедливости было больше. Поэтому нельзя упускать случай на ней настоять.
