Я пожала плечами:
– Дядя, увы, передо мною не отчитывается… И не «Клэр», а «сэр Клэр Черри», он не прощает фамильярности. Страшно даже представить, что он способен с вами сделать! – в шутку попугала я Эллиса.
– О, это вы ещё не знаете, что он уже со мной сделал, – в тон ответил детектив и трагически задрал брови. – Но если кто и может дать дельный совет… Впрочем, пока оставим мои сердечные неприятности, – усилием воли переменил он тему. – Посмотрите-ка лучше, что я раздобыл.
Эллис торжественно вручил мне слегка промокший клочок бумаги. Чернила в углу расплылись, однако я сумела различить написанное.
– «Твайлайт-Гарден, сто четырнадцать, мистер Г.Р. Монк»… – прочитала я вслух. – Неужели Горацио Монк, похоронных дел мастер? Но я ведь Лайзо просила найти его.
– Мы с Лайзо по старинке махнулись обязанностями, я кое-что разузнал для него, а он – для меня, – хмыкнул детектив, припадая к кружке; он наконец ожил достаточно, чтоб оценить тёплый пирог и имбирный чай. – Не сомневайтесь, Виржиния, это тот самый Монк, который когда-то изготовлял гробы и готовил покойников к погребению, а кроме того, мастерил прелестные безделицы вроде искусственных цветов из воска и ткани. Ему уже девяносто лет, он похож на сгорбленного цверга, а его лавка переехала на окраину города, однако он по-прежнему берётся за несложные заказы. Детей у старика нет, подмастерьев тоже, за исключением одной презабавной особы. Словом, наведайтесь к нему. Не пожалеете.
Разумеется, после такого вступления я не могла не загореться любопытством и мысленно переиначила своё деловое расписание на ближайшие дни, освобождая для визита второе апреля.
– Благодарю за заботу, – улыбнулась я. – А что за новости вы хотели рассказать, согревшись – до того, как увлеклись перепалкой с моим поваром?
Эллис снова помрачнел.
– Собственно, это они и были – адрес похоронных дел мастера. Что же до расследования, то я, признаться, в тупике. Лайзо по моей просьбе завёл дружбу с чжанцем, Ченгом – помните, он ещё одним из первых примчался на помощь, когда Фея пристрелила медведицу? Однако новые показания ещё больше всё запутали. Нож, которым убили дрессировщика, принадлежал метательнице, Норе Томпкинс по прозвищу Ягодка. Прелестная женщина, хотя и вспыльчивая. Однако алиби у неё железное – выяснилось, что она в то время, когда произошло убийство, ходила вместе со своим братом и напарником Джоном и с берейтором Салихом на рынок.
– А не могли они солгать, выгораживая её? – засомневалась я. – Вы упоминали, что другие циркачи не любили мистера Конделло. Может, они только рады его смерти? Вдруг это сговор?
– Допускаю – исключительно теоретически, ибо её на рынке видела куча народу, – отмахнулся Эллис. – А между тем исследование ножа ничего не дало – на нём отпечатки пальцев только самой мисс Томпкинс. Я рассказывал вам о дактилоскопии, Виржиния?
– Увы, нет.
Нечто подобное точно упоминал ла Рон, излагая историю о кошмарном происшествии в Колони, когда мать изобличили в убийстве собственных детей по невидимым следам, оставленным на рукояти топора… Но стоит ли верить журналисту? Наверняка историю он приукрасил до полной неузнаваемости.
– Напомните мне как-нибудь рассказать, интересный метод. Довольно новый, а значит, большинство преступников пока перед дактилоскопией бессильны: они не представляют, что это такое и как избавляться от следов на орудиях убийства. Весьма удобно, знаете ли. Но, увы, не в случае с тем клятым ножом, ибо всё, что я могу сказать по результатам исследования – никто не прикасался к орудию убийства, кроме владелицы, у которой алиби. Похоже, что преступник носил перчатки – на гарде была крохотная металлическая заноза, под которой мы нашли кусочек перчаточной кожи. Но что это даёт?
Эллис произнёс это с таким пренебрежением, что меня словно молнией ударило.
– Носил перчатки, и никто на это не обращал внимания? Значит, он был джентльменом. Лайковые перчатки или замшевые? Какого цвета? Белые перчатки – вечерние, для весьма богатого человека, который не пачкает рук, или для человека в форме. Цветные, например, зелёные, серые, коричневые перчатки – дневные, для выхода в город, по тону они должны соотноситься с верхней одеждой, а тёмно-жёлтые или светло-рыжие подходят для загородного костюма… А вы говорите – что даёт!
Свою импровизированную речь я произнесла на одном дыхании, и к концу её голос у меня сделался глупым и писклявым. Однако Эллис не рассмеялся, напротив, лицо его стало торжественным и задумчивым. Он молча обошёл стол и поцеловал мне руку, затем вернулся на место.
– И что это значило? – улыбнулась я. – Кроме того, что теперь, пожалуй, очередь Мэдди ревновать.
Он тяжело вздохнул, взъерошил себе волосы – и уставился исподлобья.
– Однажды, помнится, мне довелось вас упрекнуть в том, что вы, описывая человека, обозвали его просто «слугой», не упомянув, был ли то мужчина или женщина, старик или ребёнок. И вот теперь я оказываюсь в том же положении, какова ирония!
Несмотря на похвалу, наверняка искреннюю, я ощутила укол стыда: получалось, что люди более низкого происхождения заслужили меньше моего внимания, чем какие-то перчатки, которые приходилось заказывать сразу по двадцать пар и выбрасывать, как только они порвутся. Но Эллис, разумеется, не имел в виду ничего такого, потому разговор я продолжила как ни в чём не бывало:
– Что ж, надеюсь, мой скромный совет окажется вам полезен, хотя леди Вайтсберри могла бы поведать о перчатках куда больше.
– Обойдусь без привлечения леди, теперь-то я знаю, в какую сторону копать, – усмехнулся Эллис, немного откидываясь на стуле. Розоватые лампы на противоположной стене причудливым образом делали седину детектива более явной, подсвечивая её из-за спины так, что над пробором появлялся ореол. – Не нравится мне ваш взгляд, Виржиния. О чём вы задумались?
– О том, что седых волос у вас, кажется, прибавилось, – ответила я рассеянно, поглощённая собственными мыслями.
О, роковая ошибка!
Эллис тут же вспомнил о грядущем свидании Мадлен с Миреем и помрачнел. Ни дополнительный кусок тёплого пирога, ни крепкий чай не смогли развеять его меланхолию и остановить поток самоуничижительных речей. Но дурное настроение не лишило детектива привычной изворотливости: он воспользовался моим чувством вины и взял с меня обещание подвезти его особняка на Спэрроу-плейс – «перекинуться с Клэром словечком». На город уже опустилась ночь, завешивая окна густым туманом, и даже ароматы кофе, ванили и шоколада в «Старом гнезде» сменились успокоительным запахом лаванды и фиалки от душистых палочек, которые Мэдди зажигала с некоторых пор перед сном. Не самое лучшее время для джентльмена, чтобы заглянуть к знакомой, даже если на самом деле он навещает её дядю… но как отказать Эллису! Лайзо, без сомнений, догадывался, о чём я думаю, и потому всю дорогу подтрунивал – то над детективом, то надо мной.
Катастрофы, впрочем, не случилось.
Сэр Клэр Черри, как услужливо предупредил меня мистер Чемберс, закрылся в библиотеке наедине с историями Игнасиуса Монро. Эллис глубоко вздохнул, зачем-то пересчитал наличные деньги – и решительно толкнул дверь. Мы все – дворецкий, Лайзо, спустившаяся на шум Юджиния и я – замерли в ожидании взрыва, скандала, убийства… Небесам ведомо, чего ещё. Однако через несколько минут раздался всего-навсего требовательный звон колокольчика. Явившийся на зов Джул выслушал пожелания, растворился в полумраке особняка и вскоре вернулся с колодой карт, графином и двумя бокалами.
От сердца у меня отлегло.
Мы разошлись: Лайзо – посмеиваясь, мистер Чемберс – бледнея и держась за грудь, а Юджиния – явно изнывая от любопытства. Клэр же проговорил со своим незваным гостем до самого рассвета и на завтрак явиться не соизволил. А Эллис, похоже, задремал прямо в библиотеке, в кресле – как мне потом рассказывали, покинул особняк он уже за полдень, потирая поясницу, и выглядел при этом изрядно озадаченным.
– Боюсь, дядя ему наговорил всякого… – вырвалось у меня, когда мы вечером возвращались из кофейни.
