Лиза приняла букет с серьёзным видом, обронила:
— Димочка, подожди минутку.
Поспешила на кухню — я услышал, как она загрохотала там посудой.
Вернулась Лиза уже без цветов. Сообщила, что поставила их в воду. Посмотрела на тетрадь с «романом» «Барби против космических пиратов», которую я держал в руке.
Заглянула мне в глаза и тихо спросила:
— Димочка, ты прочёл?
— Конечно, — ответил я. — Даже два раза. И оба раза читал с огромным удовольствием.
Лиза улыбнулась, показала мне ямочки на щеках.
Я добавил:
— Честно тебе скажу: пока это твоё лучшее творение. Ты очень быстро прогрессируешь.
Лиза тряхнул косичками и заявила:
— Следующая книга будет ещё лучше. Димочка, вот увидишь!
— Жду её с нетерпением, — сказал я. — Когда мне за ней зайти?
Лиза задумалась, закусила нижнюю губу.
— Давай… не завтра? — сказала она. — В понедельник вечером. Нет, во вторник.
Она рукой указала на диван и сообщила:
— Хочу прочесть маминого Гюго. Выясняю, что именно маме в этой книге так понравилось.
Мне послышались в Лизином голосе грустные ноты.
— И как? — спросил я. — Интересный роман? Тебе он нравится?
Лиза дёрнула плечом.
— Ничего так…
Она чуть скривила губы и пояснила:
— Я только начала его. Но… читать можно. Хотя это точно не мой любимый Жюль Верн.
Племянница развела руками, печально вздохнула. Посмотрела мне в лицо.
Я увидел в её глазах отражение своей головы, над которой словно нимб светилась электрическая лампа.
— Димочка, — сказала Лиза, — ты же говорил, что я должна понять интересы своего читателя.
Она указал рукой на книгу «Собор Парижской Богоматери» и сообщила:
— Вот. Я разбираюсь.
* * *
С Лизой я пробыл в гостиной три четверти часа.
За это время мы обсудили с племянницей её рассказ «Барби против космических пиратов». Я вслух прочёл Лизе те моменты из рассказа, которые мне особенно понравились. Указал на особенно часто встречавшиеся в тексте орфографические ошибки — озвучил соответствующие правила русского языка, которые Лиза пока в школе не проходила. Лиза кивала головой и обещала, что непременно исправится. Сказала, что «возьмётся» за изучение правил русского языка самостоятельно (чтобы не краснеть перед читателями).
Вздохнула, погладила меня по руке и заявила:
— Как хорошо, что у меня есть ты, Димочка. Тебя я нисколечко не стесняюсь. Честное слово.
Она махнула рукой.
— А ошибки — это не страшно. От них я скоро избавлюсь. Вот увидишь, Димочка.
* * *
По пути во двор я увидел в кухне Лизин букет.
Племянница поставила его не в вазу.
Гладиолусы печально смотрели в окно кухни из большой эмалированной кастрюли.
* * *
Я скрипнул досками ступеней, спустился из веранды — голоса во дворе тут же стихли. Вовка повернул голову. На его щеках пылал румянец, будто мой младший брат только что явился с мороза. Похожий румянец я заметил и на лице Женьки Бакаева. У Коли Синицына всё лицо было красным, точно после парилки. Надя ко мне не обернулась. Но я заметил, как напряглись мышцы на её спине. Отметил: на столе снова стояла банка с красным вином (как и «тогда»). В большой алюминиевой миске увидел овощной салат. Что было в кастрюле, не рассмотрел. Но вспомнил, что в «тот раз» Надя потушила картошку с кусками добытой мною «вчера» синюшной курицы.
Женька Бакаев сдвинулся в сторону и передвинул вслед за собой тарелку (с картошкой), освободил место за столом между собой и Вовкой, напротив Нади. Надя тут же установила там чистую тарелку и стакан. Вовка указал на них рукой и сказал, чтобы я присаживался. Мне почудилось, что Синицын и Бакаев посматривали на меня настороженно. Но в глазах брата я настороженности не заметил. Я прошёл мимо Владимира, хлопнул его на ходу по плечу (так обычно поступал Димка). Уселся на лавку, поймал на себе взгляд Нади — Вовкина жена тут же опустила глаза. Синицын привстал, наполнил мой стакан вином насыщенного тёмно-рубинового цвета.
Вовка выждал, пока Николай усядется на место и спросил:
— Так что он тебе ответил?
— Ну… — промычал Коля.
Он взглянул на меня. Словно прикидывал, о чём стоило при мне говорить, а о чём следовало промолчать.
Я увидел, как Вовка в изумлении вскинул брови. Заметил, как он взглянул сперва на Синицына, затем на Бакаева.
— Мужики, вы чего? — спросил он.
Указал на меня вилкой.
— Это же Димка, мой брат! Какие от него могут быть секреты?
Женька Бакаев кашлянул и сказал:
— Действительно. Какие тут могут быть секреты? КГБ все наши секреты узнаёт раньше нас.
Он одним глотком наполовину опустошил свой стакан.
Синицын неуверенно произнёс:
— Ну, Верка сказала…
Коля посмотрел на меня, выдержал двухсекундную паузу.
— … Люди Соколовского вчера прочёсывали посёлок, — сообщил он. — К ней тоже заходили. Расспрашивали…
Я по-хозяйски наполнил свою тарелку тушёной картошкой и салатом, с удовольствием приступил к ужину. Слушал рассказ Коли Синицына и вспоминал, что уже слышал его «тогда». Сегодня (как и в ту субботу двадцать седьмого июля девяносто первого года, которую я однажды уже пережил) все разговоры за этим столом так или иначе касались милицейской работы. Точнее, милиционеры говорили о тех событиях, что произошли в Нижнерыбинске за последние три дня: о нападении на администрацию городского рынка (резиденцию Лёши Соколовского) и о трёх трупах налётчиков, найденных в пятницу в посёлке Зареченский.
Убедился, пока доел первую порцию картошки, что нынешние события на рынке и в посёлке Зареченский ничем не отличались от прошлых. Снова в деле о налёте на городской рынок имелись два мёртвых и два раненых охранника. Опять исчезли деньги из сейфа Лёши Соколовского. Случился ночной звонок неизвестного мужчины на домашний телефон Бакаева. Вовка, Коля и Женя вчера днём побывали в посёлке Зареченском на острове и отыскали там три трупа. Личности трупов уже установили (там же в доме нашли документы убитых). Бакаев ещё вчера вечером позвонил в Белгородскую область по месту прописки гастролёров.
Я уже сейчас мог сказать, что именно в ближайший понедельник сообщат Бакаеву белгородские коллеги. Вот только теперь я видел тот ответ в ином свете. Я прикидывал, что связывало Лёшу Соколовского с теми тремя временно безработными уголовниками. Пока не решил: сам Соколовский организовал налёт на свою резиденцию, или же Лёша вовремя распознал в рядах своей организации предателя. Над этой дилеммой я размышлял со вчерашнего дня. Но так и не пришёл к однозначному ответу. Хотя и не вспомнил, чтобы примерно в это время исчез один из Лёшиных подручных. А он наверняка бы исчез, если бы Соколовский распознал в нём предателя.
Коля Синицын замолчал — мы отсалютовали друг другу стаканами, выпили по порции креплёного спиртом вина. Я воспользовался паузой в разговоре милиционеров, похвалил картошку. Вовка поддержал мою похвалу и тут же толкнул тост «за умелую хозяйку». Надя смущённо улыбнулась, но выпила вместе с нами. На меня она почти не смотрела. Впрочем, как не поглядывала Вовкина жена и на Колю с Женей. Бакаев вытер ладонью с губ следы вина и тихим голосом продолжил прервавшийся разговор. Он деловитым тоном сообщил, что Лёша Соколовский уже оповестил городских кооператоров о пятидесятипроцентном увеличении взносов с первого августа.
— Вот же сволочь! — воскликнул Синицын. — Деньги лопатой гребёт. А ему всё мало.
— Денег всегда мало, — заметил Бакаев.
Вовка указал на меня вилкой.
— Кстати, Димка, — сказал он. — Мы с Надей на прошлой неделе присмотрели себе холодильник. В коммерческом магазине около городского рынка. Двухкамерный. Этот… как его…
Вовка щёлкнул пальцем. Взглянул на жену.
— Минск, — подсказала Надя.
Мой младший брат кивнул и сказал:
— Точно, «Минск». Семнадцать тысяч за него просят. Шкуродёры. Мы бы ещё в пятницу его купили, если бы не этот случай на рынке. Он нам все карты спутал. Из-за него у меня и нормальных выходных теперь нет.
