— Ой, да ладно тебе, все в этом мире возможно, — его собеседник, еле заметно поморщившись, разъединил скрещенные руки и, подтверждая свои слова, махнул в сторону Эрика зажатым в левой руке резиновым колечком, — Если уж ты проигнорировал вопрос про дела, может, хочешь что-то узнать сам? Давай, спрашивай, я сегодня прямо-таки на редкость добр, может быть, даже отвечу.
Татьяна в замке, слушающая эту беседу с изумлением, пожалуй, едва ли меньшим, чем то, что испытывал сейчас сам граф де Нормонд, недоуменно повела головой из стороны в сторону.
— Какой еще «братик»… — не в силах сдержать изумление, пробормотала она, — Ничего не понимаю… Кто это вообще такой? — взгляд ее снова обратился к Ричарду, однако тот, слишком поглощенный происходящим, да и, вероятно, собственными мыслями обо всем этом, даже не заметил ее взгляда. Девушка, видя, что на оборотня надежд возлагать не приходится, чуть вздохнула и хотела, было, уже обернуться за ответом к Винсенту, замершему на балюстраде, как неожиданно раздавшийся с улицы насмешливый и даже язвительный голос юноши заставил ее вновь обратиться в его сторону.
— Боюсь, песику вряд ли известно мое имя, — не скрывая несколько жестокой ухмылки, хладнокровно говорил молодой человек, — Кажется, я не успел представиться, когда бил его… — он на мгновение закусил ровными белыми зубами нижнюю губу, похоже, сдерживая смех и, неожиданно широко улыбнувшись, перевел взгляд на ошарашенного графа де Нормонд, — Ну что, никто не хочет меня представить? — он замолчал на мгновение и, не видя реакции на свой вопрос уточнил, — Нет? — после чего, тяжело вздохнув, демонстративно опустил плечи, — Вот так всегда, опять придется взваливать на себя груз непосильной ответственности… — юноша негромко рассмеялся и неожиданно выпрямился вновь, слегка склоняя голову набок и устремляя взгляд прямо на девушку. Та, почему-то мигом ощутившая себя до крайности неуютно, немного поежилась и как-то машинально подвинулась ближе к Ричарду. Тот, заметив некоторый испуг девушки, слегка приобнял ее за плечи, приободряя и поддерживая. Юноша, наблюдающий это, еле заметно сузил глаза, растягивая губы в подобии вежливой улыбки. Голос его, когда он заговорил, прозвучал гордо.
— Людовик Филипп де Нормонд, — молодой человек слегка приподнял подбородок, однако тотчас же, словно бы спохватившись, опустил его и, галантно прижав к груди резиновое колечко, склонился в почти незаметном поклоне, — Конечно же, не к вашим и не к услугам, мадемуазель, — взгляд зеленых глаз опять скользнул к Ричарду, и вежливая улыбка юноши обрела какой-то неприятный оттенок, — И уж точно не к твоим, песик. А впрочем, если нужно подправить носик — только обратись, я с радостью это сделаю.
Оборотень, словно забыв о том, что обнимает Татьяну, стиснул ее плечо сильнее и, скрипнув зубами, попытался рвануться вперед, в гневе даже не думая о собственном нежелании провоцировать этого юношу. Девушка, с трудом сдержавшая негромкий вскрик, ибо внезапно усилившаяся хватка на плече причинила ей некоторую боль, поспешила удержать его.
— Ой-ой-ой, какие злобные песики! — назвавшийся Людовиком жизнерадостно рассмеялся и, переведя взгляд на братьев де Нормонд, заинтересованно приподнял бровь, — И что, никто даже не хочет поздороваться?
Роман, вздрогнув от этого вопроса, будто от ожога, растерянно приоткрыл доселе плотно сжатые губы.
— Луи… — сорвался с них полный не то изумления, не то потрясения, не то даже ужаса, вздох. Татьяна, услышав это, удивленно моргнула. Почему-то в момент, когда молодой человек столь церемонно представлялся ей, она не подумала, что полное его имя можно сократить таким образом.
— Луи Филипп… — пробормотала она и, невесело усмехнувшись, чуть качнула головой, негромко прибавляя, — «…И короля назовут королем в честь короля иного…» [8] — неожиданная острая догадка, некое воспоминание вдруг кольнуло ее, точно иголкой, и Татьяна, пораженная, совершенно ошеломленная возникшим у нее предположением, снова предприняла попытку обратиться к Винсенту, — Подожди, но не может же это быть…
Попытка ее вновь, как и прежняя, оказалась безжалостно оборвана еще в самом начале голосом находящегося перед замком юноши, полным, судя по всему, абсолютно искреннего изумления.
— Ого… — даже несколько растерянно произнес он, каким-то очень изящным, элегантным, даже можно сказать изысканным, жестом вздергивая красивые брови, — Я, конечно, ожидал восторгов на свой счет, но такого даже и предположить не мог. Благодарю за комплимент, при случае сделаю попытку его вернуть, — он неожиданно скривился и, почесав в затылке, уточнил, — Наверное, — подумал еще секунды три и махнул в сторону собеседницы все тем же пресловутым резиновым колечком, — Может быть, — после чего замер на мгновение и, обреченно вздохнув, развел руки в стороны, — Во всяком случае, вероятность такая точно имеется. Можешь радоваться.
Татьяна, как-то совершенно не испытывающая желания радоваться столь невнятным обещаниям возвращения невольного комплимента, слегка фыркнула и, отвлеченная от собственной догадки, открыла рот, намереваясь в не самой вежливой форме высказать молодому человеку все, что думает о его заверениях, однако, не успела произнести и слова.
— Кто ты? — резкий и довольно холодный вопрос молодого графа показался дуновением ветра на этом утопающем в солнечной жаре холме. Юноша, наконец узревший куда как более привлекающий его объект для беседы, с улыбкой обратился к блондину и, демонстрируя некоторое удивление, слегка склонил голову набок.
— Я? — невинное изумление прозвучало в его голосе при этом вопросе, а улыбка, растягивающая губы, стала еще шире, — Людовик. Бога ради, неужели твой склероз за три века обострился до такой степени, братец, что ты не способен вспомнить даже того, что я произнес несколько мгновений назад?
Роман, слегка нахмурившись, сделал небольшой шаг вперед, взирая на молодого человека почти неприязненно. Выпадов в сторону близких он не любил, пожалуй, еще больше, чем в свою собственную.
— Полагаю, брат имел в виду «что ты?», — абсолютно нетипичным для него, жестковатым и совершенно не шутливым тоном уточнил он. Юноша медленно перевел взор на него и, сдерживая ухмылку, вновь легонько куснул себя за губу, щуря зеленые глаза.
— О, так ты тоже здесь? А я прямо-таки, знаешь, как-то сразу и не признал… Хотя, наверное, да, наивно было надеяться, что ты за три столетия соизволишь подстричься.
Лицо виконта де Нормонд ощутимо помрачнело, будто скрытое тяжелой грозовой тучей. Выпады в сторону своей шевелюры он не выносил еще больше, чем наезды на родственников.
— С чего бы это? — нарочито медленно процедил молодой человек и, скрестив руки на груди, слегка приподнял одну бровь, делая это с видом оказываемого собеседнику безмерного одолжения.
— Ну, как же, — молодой человек хмыкнул и, перехватив свое колечко в другую руку, слегка отвел ее в сторону, — А в память о любимом младшем братике? Ты же знаешь, я всегда ненавидел твои патлы.
Глаза Романа потемнели. Казалось, грозовая туча, собирающаяся на его челе, вот-вот грянет бурей.
— Если ты и в самом деле Людовик… — медленно начал говорить он, однако, закончить не успел. Его собеседник, вновь чуть склонив голову набок (видимо, этот жест входил у него в число любимых), слегка сузил глаза.
— А ты сомневаешься, — спокойно констатировал он и, прокрутив на указательном пальце теперь уже правой руки колечко, ухитрился запустить его в воздух, затем легко ловя и сжимая, — Интересно, и почему же это я не удивлен?
— Если ты и в самом деле Людовик! — немного повысил голос виконт, взирая на него холодно и даже несколько надменно, — То ты должен бы помнить себя с волосами до плеч. Сильно же ты ненавидел мои «патлы», если пытался отрастить такие же…
— Чего? — на лице юного собеседника интантера отразилось совершенно детское недоумение, на какой-то миг смягчающее резкие черты его лица, и Эрик, не сводящий с него взгляда, вздрогнул. Лицо графа де Нормонд выглядело сейчас настолько потрясенным, до такой степени растерянным и обескураженным, что Татьяна в замке вдруг ощутила, как по коже побежали мурашки. Давешняя догадка вновь вернулась и категорически потребовала высказать ее, дабы получить себе подтверждение или опровержение, однако, промолвить девушка ничего не успела.
