Он подался вперед, жадно вглядываясь сквозь стекло в незнакомца, безмятежно прогуливающегося перед замком, затем отшатнулся и, внезапно побледнев еще сильнее, чем обычно, прошептал едва шевелящимися губами:
— Эрик…
Молодой граф, расслышавший это обращение лишь благодаря собственному нечеловечески острому слуху, обеспокоенно шагнул вперед.
— Что такое?
— П… посмотри… — пробормотал его брат, все так же не сводя взора с оконного проема. Татьяна поежилась. Заикающийся, побледневший, явно обескураженный и испуганный Роман — Роман, всегда находящийся, что сказать, не теряющийся ни в какой ситуации! — наводил откровенный ужас.
Эрик, вероятно, испытывающий схожие чувства, и вдобавок ко всему, беспокоящийся за брата, поспешил сам подойти к окну, выглядывая наружу.
На некоторое время в холле вновь повисло молчание.
Яркий луч солнца мягко скользнул по побледневшему, а в безжалостном свете дневного светила кажущемуся еще более бледным, лицу графа; слабо разнесся по пространству холла тяжелый вздох, вероятно, о чем-то догадывающегося хранителя памяти.
— Э… это?.. — прошептал Роман, поднимая взгляд на старшего брата и пытаясь по выражению его лица угадать ответ. Блондин не ответил, продолжая вглядываться в фигуру молодого человека снаружи и замерев без какого бы то ни было намека на движение.
Прочие, будто боясь спугнуть это оцепенение, замерли вместе с ним, ожидая вердикта молодого графа. И, наконец, дождались.
Эрик Стефан де Нормонд, буквально сорвавшись с места, бросился к входным дверям и, вцепившись в ручку, замер, будто не решаясь открыть их.
— Я не знаю… — глухо произнес он, — Не знаю, Роман. Но если это лишь очередная шутка Альберта, на сей раз он дорого за нее заплатит!
Глава 6
— Святые угодники! — молодой, полный веселого изумления голос, совершенно не похожий на ставший уже более, чем привычным, голос мага, находящегося здесь же, рассыпался над холмом каскадом звонких отголосков, заставляя только, было, покинувших пределы замка Эрика и Романа пораженно замереть. Неизвестный молодой человек, за то время, что понадобилось хозяину замка и его брату, чтобы рассмотреть нового визитера и покинуть замок, выходя к нему, успевший, прогуливаясь возле дверей старинного строения, подойти к Альберту и стоящий теперь к нему лицом и, соответственно, спиной к замку, медленно поднял голову, переводя взгляд с чего-то в своих руках на ясное и чистое небо над собой. Лицо его пока что рассмотреть возможным не представлялось, однако, яркое солнце очень четко выделяло его худощавую, даже откровенно худую фигуру и непостижимым образом бросало золотистые отблески на копну темно-русых, немного вьющихся волос.
— С ума можно сойти, какая великая милость свалилась на наши головы! — продолжал, между тем, выражать молодой человек свои явно ненатуральные, откровенно насмешливые восторги, — Если слух меня не обманывает, то скрип двери значит, что его светлость господин граф таки соблаговолил предстать пред светлы очи любящей родни, промурыжив ее предварительно целый час на улице!
— Кто-то тут со временем не дружит, по-моему, — весьма и весьма хмуро прореагировал на последнее заявление незнакомца оборотень и, шмыгнув носом, слегка коснулся переносицы, лишь недавно принявшей нормальную форму, кончиками пальцев, — «Любящие» они, как же…
— До крайности любящие, — категорично заявил юноша, стоящий перед замком и, все так же не поворачиваясь, подбросил в воздух небольшое резиновое колечко, тотчас же ловко его поймав, — А с песиками никто не разговаривает вообще. То, что ты так быстро нашел себе нового хозяина, предав прежнего, конечно, похвально, но…
— Собаке нужен поводок, — негромко перебил, вероятно, довольно говорливого на его взгляд, молодого человека, маг и, очаровательно улыбнувшись, перевел взгляд на Ричарда, не обращая ровно никакого внимания на совершенно растерянных братьев де Нормонд. Оборотень гневно выдохнул, но предпочел промолчать. Память о сильных кулаках кажущегося довольно хрупким юноши была еще слишком свежа, и провоцировать его на новую стычку Ричарду в данный момент не хотелось.
Тем временем, девушка, стоящая подле оборотня и решительно не понимающая ни растерянности выскочивших так быстро наружу Эрика и Романа, ни поведения незнакомца, который, заявившись к их дверям, по сию пору не поворачивался, демонстрируя созерцателям лишь свой темно-русый затылок, тяжело вздохнула.
— Наглость, я смотрю, у этой «родни» просто зашкаливает, — пробурчала она себе под нос и, быстро глянув на странно напряженного Эрика и не менее напряженного Романа, опять воззрилась на спину молодого человека, — Какие там «светлы очи», если он затылком разговаривает? Интересно, его надо, как избушку, попросить передом повернуться, что ли? — при сих словах взгляд ее обратился к стоящему рядом оборотню, как, вероятно, к тому, кто уже определенно имел дело с этим юношей. Тот, и без того выглядящий не особенно радостно, нахмурился, еле заметно качая головой, правда, выражая этим скорее незнание, нежели решительное опровержение.
Молодой же человек, без особенного труда расслышавший слова Татьяны (впрочем, она и не пыталась особенно понизить голос), неожиданно весело расхохотался и, повернув доселе все еще немного приподнятую голову, резким движением опустил подбородок. Прядь темно-русых волос от этого движения упала на его лицо и, повиснув вдоль носа, бросила на него какую-то зловещую тень, в то же время удивительным образом подчеркивая четкий профиль незнакомца.
— А вот насчет наглости я совершенно согласен, — как-то очень уж весело заявил он, крайне медленно поворачиваясь вполоборота не то к собеседникам, не то все-таки к хозяину замка и его брату, — Интересно, доколь еще я буду выслушивать наезды от каких-то невнятных девочек и хамоватых песиков? Боже-Боже, — он на мгновение закатил глаза, а затем неожиданно вновь взглянул на пришедшего с ним и, даже более, вероятнее всего, приведшего его сюда, мага, — Ты не говорил, что за три столетия они настолько растеряли культуру, что будут меня прямо с порога обижать! — в последних словах юноши неожиданно прозвучала абсолютно искренняя, какая-то детская обида, и Эрик, вздрогнув, неуверенно шагнул вперед. Говорить он пока что ничего не говорил, кажется, ненадолго потеряв дар речи.
— Ну-ну-ну, — Альберт, изобразив в ответ сочувствие, мягко и ободряюще улыбнулся, — Не стоит принимать это так близко к сердцу, мой мальчик. Тем более, что тебя еще никто не обижал, — в голосе и улыбке мага при этих словах тенью скользнула насмешка.
Парень, к которому он обращался, негодующе фыркнул и, прокрутив на указательном пальце левой руки свое колечко, легко сжал его в кулаке, возмущенно оборачиваясь к ошарашенным собеседникам.
— И что мне теперь, ждать, пока обидят, а потом потребовать сатисфакции? — яркое солнце сверкнуло в его пронзительно-зеленых глазах, почему-то очень сильно выделяя темный зрачок и озарило лицо, как-то очень уж резко подчеркивая четкие, почти точеные его черты.
— Ну, зачем же, — маг, широко улыбаясь, немного приподнял брови, демонстрируя вежливое и довольно легкое удивление, — Я думаю, что потребовать ее ты можешь прямо сейчас… — в темных глазах мужчины блеснули насмешливо-холодные искорки, и он, будто бы стремясь скрыть их, чуть опустил ресницы, безмятежно добавляя, — Или ты можешь просто начать мирную беседу, в ходе которой, надеюсь, с мальчиков спадет оцепенение, — он задумчиво потер подбородок и, будто бы беседуя с самим собою, пробормотал, — Возможно, мне следовало предупредить, что я приду не один…
— Чтобы они вообще к нам не вышли? — насмешливо и вместе с тем гневно фыркнул в ответ юноша и, скрестив руки на груди, тяжело вздохнул, немного склоняя голову набок, — Ну, и с чего я должен начать? «Здравствуй, братик, как дела»?
— Бра… тик?.. — в два выдоха выдавил из себя в ответ молодой граф и как-то пошатнулся, будто бы намереваясь сделать еще один шаг вперед, но почему-то не делая его, — Ты… нет, это невозможно… — он замотал головой и, коснувшись заметно дрожащей ладонью лица, медленно провел по нему, словно бы пытаясь снять паутину наваждения.
