— Метлби, вы про проволочные голософоны слышали? — Фигаро просто не мог не попытаться как-нибудь цапнуть ссыльного колдуна. — Или в Белом логе такие ещё не придумали?
— То, о чём вы говорите, — Метлби флегматично пригубил кофе из маленькой голубой чашечки, — называется «диктофон». И как я, по-вашему, буду одновременно надиктовывать заметки, пить и жевать? Или вы хотите чтобы я подавился?
На этот вопрос Фигаро решил не отвечать.
— Перо считывает мои мысли, редактирует и тут же записывает, используя психографические паттерны Моне-Клейна. Выражаясь проще, оно превращает мою мысль в записанную на бумаге сентенцию так, как сделал бы это я сам. Конечно, это заметно нагружает мозг, но для того он и дан, человеку. Вам, Фигаро, впрочем, это понять тяжело, знаю.
Как всегда Метлби легко и изящно сравнял счёт. Фигаро покраснел от злости, и мысленно поклялся не пропускать более ни одной тренировки с Артуром, дабы наслать на ссыльного колдуна понос, запор, облысение и ещё множество всевозможных бед.
Каюта чем-то напоминала железнодорожный вагон класса «люкс»: бархатная с золотом обивка стен, антикварный журнальный столик, круглый кофейный стол (не антикварный, но красивый и дорогой, красного дерева) возле которого на мягком пуфе сидел сейчас Метлби, а также стол журнальный, картографическая доска утыканная всякими сложными приборами с линзами и шестернями, больше похожая на некий декоративный элемент убранства, однако на этом сходство с «люкс»-вагоном заканчивалось. Крепкие стальные шкафы, оружейные полки, где за защитными решетками тускло блестели в мягком кремовом свете толстых противопожарных плафонов стволы винтовок и револьверов, три двухэтажные койки казарменного вида, противогазные маски в настенных креплениях, костюмы полной алхимической защиты на крюках под ними, и трубы, трубы, трубы… Вдоль стен тянулось невероятное количество труб, толстых и тонких; большая часть из них проходила через каюту транзитом, убегая дальше под защитные панели, но были и такие, из которых торчали штуцеры с вентилями и аккуратными надписями «Кислород», «Пропан», «Пар», и тому подобные. Военная нотка здесь витала в воздухе так же неизбывно, как запах машинного масла.
Но Метлби вносил в этот строгий выверенный порядок какой-то ползучий пушистый диссонанс, точно мелкое божество, восседающее на облачке, на минутку залетело в казарму — так, просто от скуки. Метлби выбивался из общей атмосферы, Метлби смотрелся тут как фургончик с мороженым в хвосте артиллерийского обоза, Метлби был нагл, чист и возмутителен своим белым воротничком, модной мантией, блестящими сапожками, серебряным кофейником и скучающей миной, Метлби, в конце концов, просто не должно было здесь быть.
Или, возможно, так казалось Фигаро, у которого со ссыльным колдуном были связаны несколько двусмысленные воспоминания. На самом деле (хотя следователь не признался бы в этом даже самому себе) он не считал Метлби совсем уж законченным уголовником. Да и убивал тот Фигаро в своё время на самом-то деле понарошку, просто запугивая, пусть даже ему это и удалось. Дело было в другом: Метлби до ужаса походил на Артура-Зигфрида Медичи. Более того: сам Мерлин видел в ссыльном колдуне чуть ли не равного себе.
О нет, Фигаро не рвался к вершинам колдовского могущества. Куда там! — он слишком хорошо знал, к чему это самое могущество приводит, и отлично понимал пределы своих возможностей (Артур, впрочем, считал это, скорее, сильной стороной). Дело было в другом: если Мерлин, несмотря на всю свою напускную жестокость на самом деле жестоким не был, предпочитая решать любые вопросы бескровно, и доставая из карманов сжигающее колдовское пламя лишь в самом крайнем случае (ну, или когда он нервничал, но тогда, как правило, страдала только мебель), то Метлби являл собой полную противоположность Артура: скучающее равнодушие было его настоящим, истинным «я», а эмоции он натягивал на себя лишь в крайнем случае. Метлби был социопатом, умным, но социопатом, и его бескрайнее безразличие ко всему, кроме его книг и блокнотов с цифрами постоянно напоминало следователю о том, каким мог бы стать в один из моментов своей долгой жизни Мерлин Первый, хозяин Белой Башни, Первый Архиколдун. Людей без совести Фигаро, как правило, ловил и заковывал в кандалы, людей же без чувств он просто до колик боялся. И хотя Метлби в своё время срезался именно на своих внезапно вспыхнувших чувствах к одной милой молодой особе, следователь не знал, какие выводы колдун сделал из всей этой истории.
А вот Френн, похоже, никак не рефлексировал по поводу Метлби. Он подошёл к столику, за которым, развалившись, сидел ссыльный колдун, и принялся внимательно рассматривать какой-то пакет, торчащий между стопок книг и свитков.
— Это что у вас такое в этой милой упаковке с черепом и костями? Алхимический яд? — Инквизитор был сама любезность.
— Нет. — Метлби усмехнулся, но близко к этому. — Это кофе, великолепный, прекрасный зерновой кофе с чудовищным содержанием кофеина. Фактически, это самый крепкий кофе на планете; я заказываю его в Британских Штатах. На вкус он, конечно, лишён всех прелестей обычной арабики, но вот эффект… Если у вас проблемы с сердцем, то искренне не советую. Если же нет — вот кофейник. Чашки вот там, в тумбочке.
— Что ж, попробуем ваш адский кофе. — Френн огляделся по сторонам и вздохнул. — Вот только стулья здесь, похоже, привинчены к полу. В принципе, болты можно…
— Не стоит. — Метлби пошевелил пальцами, и рядом со столиком из воздуха сгустились ещё два пуфа наподобие того, на котором сидел он сам. Колдун едва заметно кивнул в сторону приземистой тумбочки у стены, и кофейные чашки с блюдцами и ложечками сами выпорхнули из распахнувшейся дверцы. Всё-таки телекинезом Метлби владел на запредельном уровне.
Фигаро вздохнул, и шлёпнулся объёмистым задом на пуф. Изображать из себя обиженного не было никакого смысла, воротить нос — тем более. Ситуация сложилась так, что Метлби оказался их невольным союзником в этом путешествии, а иметь под рукой колдуна которым восхищался сам Мерлин Первый не помешало бы никому и никогда.
Ну, на своей стороне, разумеется.
— Кстати, — Френн с интересом наблюдал, как кофейные ложечки сами собой мелькают в воздухе, а кофейник начинает посвистывать, нагреваясь от колдовского тепла, — никто не в курсе, как далеко до Рогатой горы? Я имею в виду не в верстах, а сколько, по факту, эта штуковина будет туда ехать?
— Ну, — Метлби аккуратно приземлил чашечки с горячим напитком на блюдца, — это зависит не столько от погоды или качества дороги, сколько от уровня метафизической угрозы. Белый лог посылал к Рогатой довольно много исследовательских групп. Результат — когда как: некоторые не встречали ничего, страшнее лешака, другим пришлось отбиваться от вендиго, а третьи не вернулись вообще. Хлябь. Тут как получится, сами должны понимать.
— Честно говоря, мне сложно вообразить Другое существо, способное причинить какой-то вред этой махине. — Фигаро взял чашечку голубого фарфора двумя пальцами и аккуратно понюхал кофе. — А что, запах очень даже.
— Запах — да, но вот вкус лично я изысканным не назвал бы… Да, так вот: волки-оборотни и ледяные элементали, конечно, не смогут остановить «Мамонт». Но помимо них существует предостаточно Других тварей, способных сравнять эту гору металла с землёй.
— Например?
— Да мне вечера не хватит, чтобы перечислить. Демон-Сублиматор, Дискретный Дракон, Ловец Теней…
— Стоп, стоп! Какой, к чертям, Дискретный Дракон? Откуда он тут возьмётся? Мы, конечно, на Хляби, кто бы спорил, но что-то я не слышал, чтобы тут по лесам разгуливали Другие высшей категории!
— Это верно, — признал Метлби, — зато там, куда мы с вами направляемся, имеется вполне себе ничего такая эфирная аномалия высшей категории. Создаваемые ею разрывы очень даже могут довольно долгое время поддерживать существование в нашей реальности даже Оверлордов, не говоря уже о такой мелочи, как Дискретный Дракон или Сублиматор. Остаётся лишь надеяться, что данная конкретная аномалия создана для конкретных же целей, и её энергия расходуется направленно, а не просто создаёт хаотичные разрывы в пространстве-времени.
