Корецкий снова похлопал ладонью по папке.
— У Леонида Васильевича Меньшикова, доктора из Москвы, четырнадцатого июля этого года родился сын. Четыре килограмма, сто грамм. Назвали Виктором. С ребёнком и с его матерью всё нормально. Доктор Меньшиков по-прежнему ездит на работу в своей белой «пятёрке». Павел и Иннокентий Битковы признали, что готовили ограбление журналистки Лебедевой.
Виталий Максимович покачал головой.
— Они выразили желание стать осведомителями КГБ и спасать Родину от преступников и шпионов. Вот только младший Битков, который Павел, потребовал за спасение Родины нехилую зарплату. Такую не получаю даже я. Идиоты, одним словом. Не удивительно, что они согласились на авантюру этого уголовника Серого. В редакции газеты, где работает Саша, сменился главный редактор.
Корецкий говорил и смотрел мне в глаза — он будто бы считывал в них мои эмоции.
— Рыков, моя дочь сказала: ты хороший человек, — заявил Виталий Максимович. — Вот только по моим данным, ты уже не первый год подрабатываешь наёмным убийцей. Причём, заработал себе неплохую репутацию в криминальных кругах. Мне сообщили, что с начала этого года ты выполнил для бандитов два заказа. А ведь ты офицер, мой бывший коллега. Как же так?
Он покачал головой, спросил:
— Или ты не только бандит, но и предатель? Рыков, откуда у тебя эта фотография?
Корецкий ткнул пальцем в лежавший на столе конверт (с фотографией желтозубого мужчины).
— Зачем она тебе? — сказал он. — Какие у тебя дела с этим человеком?
Я пожал плечами, почесал шрам на руке.
Ответил:
— Никаких. Фотографию я нашёл на столе у себя в квартире. Понятия не имею, как она там оказалась.
Виталий Максимович наклонился к столу — стёкла его очков блеснули.
— Это уже не шутки, Рыков, — сказал Сашин отец. — Я знаю, кто этот человек. Это Антанас Арайс, журналист из Риги. Ещё семь лет назад его завербовало ЦРУ. Он находится в нашей разработке. Зачем он приехал в Ленинград? Какие у тебя с ним дела, Рыков? Ты понимаешь, что это уже не простой криминал? Тут совсем другая тема. Дима, это измена Родине!
Последнюю фразу Корецкий произнёс громко, едва ли её не прокричал.
— Шутки закончились, Дима, — сказал он. — Это ты моей дочери рассказывай про перемещение душ и про путешествия во времени. Саша женщина впечатлительная… временами. Да и ты ей понравился. Она тебе поверила. Но я-то тебя, Дима, давно знаю. Прекрасно представляю, на что ты способен. Так что не ломай комедию, Рыков. Объясни мне, наконец, что за игру ты затеял.
Корецкий нахмурил седые брови.
Я покачал головой.
— Виталий Максимович, вы утратили хватку. Генеральские погоны, как вижу, расслабляют. С измены Родине следовало начать наш разговор. Покричать, постучать кулаком по столу. А не планировать рождение внука и свадьбу дочери. Лучше расскажите, почему у меня дома появилась эта фотография. Я же видел: вас она не удивила. Это новый заказ? От кого?
Корецкий снял очки, положил их на папку с отчётами. Потёр глаза. Взглянул на меня.
— Дмитрий, я всё же надеялся: у нас состоится откровенный разговор, — сказал он.
— Я тоже на это надеюсь, Виталий Максимович.
Сашин отец откинулся на спинку стула, взял сигарету, закурил.
— Значит, ты придерживаешься прежней фантастической версии? — спросил он. — Или изображаешь потерю памяти?
— Фантастической, — сказал я.
— Вариант с амнезией выглядел бы более правдоподобно.
— Я учту ваш совет, Виталий Максимович. В дальнейшем.
Корецкий кивнул.
— Учти, Дима. Учти. Но и вариант с перемещением душ ты отыгрываешь талантливо. Молодец. Пока я не заметил в твоём поведении фальши. А я враньё чувствую за версту, ты это знаешь. На все мои действия ты реагируешь превосходно: в соответствии с выбранной линией поведения. Хотя я надеялся: ты рассмеёшься мне в лицо. Хорошая школа, советская.
Он поднёс сигарету к губам, затянулся дымом, задержал дыхание.
— В любом случае, Рыков, тебя обследуют врачи, — сказал Виталий Максимович. — Я пообещал это дочери. Я покажу тебя всем: начиная от психиатра, заканчивая проктологом. Поищем у тебя и тромбы, и опухоли в мозге. Узнаю, какая наследственность досталась моему внуку. Проверим, тот ли ты Дмитрий Рыков, которого я знал. Или тебя подменили инопланетяне.
Генерал-майор фыркнул. Его рука дрогнула. С кончика сигареты на папки осыпался пепел.
Я смочил горло глотком тёплого чая и сообщил:
— Виталий Максимович, смерть от тромба мне уже не грозит. Во всяком случае, не в ближайшее время. Тот тромб был не совсем таким, каким я описал его Александре. Тогда было сразу два тромба. Свинцовых, калибром девять миллиметров. Они оба попали моему брату в сердце, когда он поднимался на крыльцо больницы. Димка приехал туда, когда ему сообщили, что я очнулся.
Я посмотрел Корецкому в глаза.
— Моего брата в прошлый раз застрелили из того же пистолета, из которого днём раньше ранили меня и убили мою жену. «Walther P38». Убийцу тогда не нашли. В тот раз не выяснили и причину этих убийств. Теперь я думаю, убийство Димки было лишь результатом неудачного стечения обстоятельств. Лёша Соколовский стал тогда главным подозреваемым. Он испугался Димкиной мести.
Я развёл руками.
— Так что помощь врачей мне теперь не нужна. Киллер ликвидирован. Им, кстати, оказался тот самый Серый, которому заказывали и журналистку Александру Лебедеву. Заказчик убийства мёртв. Исчезла и причина нападения на моего брата и на его жену. Так что я теперь здоров и полон сил. Встречи с новыми тромбами любого происхождения не жду. Во всяком случае, пока.
Корецкий постучал сигаретой по краю пепельницы.
— Да, — казал он. — Перед твоим приходом я как раз знакомился с отчётом обо всех этих убийствах и самоубийствах, что случились в Нижнерыбинске на этой неделе. Смерть Фролова и Соколовского признают суицидом: я прослежу. Информация о ликвидации нашим сотрудником связанного с иностранными спецслужбами особо опасного преступника Серого уже передана наверх.
Виталий Максимович качнул головой.
— Дима, в случае с Серым ты сработал грязно, — заявил он. — Не ожидал от тебя подобной халатности. Что за фиглярство? Неужели не хватило фантазии? Устроил бы ему аварию. Или отравление. Ну… не знаю, ты в этих делах лучше меня разбираешься. А то затеял, видишь ли, ковбойские разборки средь бела дня посреди города. Нам из-за тебя теперь по шапке прилетит от начальства.
— Виталий Михайлович, в прошлый раз… когда моего брата застрелили, мне в январе девяносто второго позвонил человек. Мужчина. Его голос я не узнал. Он выразил мне соболезнования в связи со смертью брата. Сказал, что Димка был хорошим другом, прекрасным офицером и до самого конца преданно служил своей Родине. Это не вяжется с тем, что я узнал теперь.
Корецкий выжидающе смотрел на меня сквозь пелену табачного дыма.
— Виталий Максимович, вы… мы с вами знакомы? — спросил я.
— Я бы твоему брату не позвонил, — сказал Корецкий.
Он покачал головой.
— В то время вы уже умерли, — сказал я. — Вы…
— Да, Сашка мне передала твоё пророчество.
— Виталий Максимович, я приехал…
— Знаю, зачем ты приехал, — заявил Корецкий. — Рыков, у дочери от меня секретов нет. Учти это… на будущее. Скажу тебе так: моё самоубийство в моей квартире мог бы инсценировать только один человек. Кроме него, в мою квартиру с оружием никто бы не вошёл. Это абсолютно точно. Без вариантов. Он уже дал показания. Признался. Подтвердил твои предположения.
Сашин отец взмахнул сигаретой и добавил:
— Не дождутся, твари. Зубы об меня сломают. Так что моё самоубийство пока откладывается. Это ещё одна из причин, почему ты, Рыков, сейчас здесь. А не сидишь в камере подвала Большого дома вместе с моим старым другом и коллегой. Вот только сразу тебе говорю, Дима… или кто ты там на самом деле: я ещё не пришёл к окончательному выводу относительно тебя и твоих рассказов.
Корецкий ухмыльнулся.
