Паника, прозвучавшая в голосе призрачной хозяйки в то время, когда она произносила последнюю фразу, отправила меня в состояние безмыслия. Поэтому к пропаже и звука, и изображения я отнесся почти бесстрастно. Разве что почувствовал, как обрывается душа, и куда более резко, чем стоило, забрал верхнюю одежду из рук слуги. В этот момент сознание Кэйлора, местонахождение которого я отслеживал, не задумываясь, полыхнуло болью, а через пару мгновений в эмоциях Сангора появилось сначала недоумение, а затем злость и какая-то уж очень нехорошая сосредоточенность.
— С какой стороны особняка находится конюшня⁈ — накинув на плечи теплую куртку, «лениво» спросил я у слуги, пытавшегося помочь моим супругам одеться. И сонно зевнул.
— Справа, арр! — поклонившись, ответил тот. И даже показал направление, в котором это «справа» находится. — Только на той дорожке темно и очень грязно!
— Мелочи! — отмахнулся я, и поплелся вниз по лестнице. А когда добрался до самой нижней ступеньки, вытащил из нагрудного кармана куртки два пузырька с зельем кошачьего глаза и протянул один из них Магнусу: — У меня очень нехорошее предчувствие. Поэтому лучше выпей!
Как любой нормальный воин, ар Койрен знал, что такое предчувствие. Поэтому, не задумываясь, опрокинул содержимое пузырька в рот, распробовал его вкус, и лишь потом сообразил повернуться к девушкам:
— А у вас есть?
— Уже выпили! — отозвалась Майра. А Вэйлька обожгла меня вспышкой отчаяния и выделила эмоциональным посылом сознание Кэйлора, от которого вдруг потянуло какой-то темной жутью.
Срываться на бег и, тем самым, демонстрировать всем и каждому наши из ряда вон выходящие способности было нельзя. Поэтому я продолжал идти в том же самом темпе. А в душе зверел от бессилия с каждой новой вспышкой эмоций в душе Сангора. В результате дорога до конюшни показалась мне бесконечной. Ведь каждый миг этого пути я задавал себе один и тот же вопрос: что правильнее, сорваться на бег и попытаться спасти умирающего вассала, но рискнуть жизнями всех ар Эвис, или позволить умереть одному, но тем самым уберечь от неминуемой смерти всех остальных?
От этой нескончаемой муки меня спас лишь тревожный возглас Магнуса. И шелест, с которым его меч покинул ножны:
— Что это там за звуки?
Эхо от его слов еще звенело в ночном воздухе, а мы с Майрой и Вэйлькой уже неслись вперед, как болты, выпущенные из арбалета. Тем не менее, в конюшню ворвались, прикрывая друг друга. А «когда убедились», что внутри, кроме Сангора, четверых перепуганных конюхов и шести трупов никого нет, убрали мечи в ножны и подошли к моему вассалу.
— Что тут произошло?
Парень с трудом оторвал взгляд от тела товарища, рядом с которым присела на корточки Вэйлька, убрал окровавленный меч в ножны и неимоверным усилием воли заставил себя собраться:
— Вон те пять ублюдков за двадцать пять золотых и бутылку хорошего вина показали хейзеррцам стойла с нашими лошадьми. И позволили их «осмотреть». Вот с этим… — тут Сангор кивнул на тощего паренька, стоящего ближе всех, — … не поделились. Ни вином, ни деньгами. Вот он мне все и рассказал. Но слишком поздно, когда Кэйлор уже умирал…
— Я рассказал сразу, как только вернулся из кузницы! — заверещал этот заморыш, увидев, как в его сторону качнулась Майра. — Клянусь Пресветлой! И-и-и… я обещал вашему вассалу, что расскажу все, как было, своему сюзерену!!!
— От чего умер Кэйлор? — придержав жену за плечо, спросил я и посмотрел на искаженное предсмертной мукой лицо покойника.
— Честно говоря, я толком и не понял! — признался Сангор. — Вроде бы, седлал кобылку арессы Вэйлиотты. Та толкнула его крупом. Он выругался, а потом вдруг выронил из рук седло и схватился за правую ладонь…
— Лурдский Шип! — выдохнул Магнус, помянул Бездну и сорвался с места. А через полтора десятка ударов сердца притащил к масляной лампе седло, держа его на весу за подпругу.
Бросив на землю, придавил сапогом юбку[1], взялся левой рукой за фендер и с силой потянул его вверх и вперед. Не обнаружив искомого, повторил то же самое со вторым фендером, в сердцах сплюнул себе под ноги и подозвал меня:
— Видишь штырек? Он торчит в ушке иглы, смазанной ядом, и служит ей опорой. Игла вставляется снизу вверх таким образом, чтобы ее краешек чуть-чуть не доходил до поверхности сидения — тогда она вонзается в плоть только после того, как всадник опускается в седло и продавливает его своим весом. Это шартский способ устранения неугодных. Давненько о нем не слышал…
— Снять иглы можно? — сглотнув подступивший к горлу комок, поинтересовался я.
Магнус замялся:
— Снять, конечно, можно, только толку? Говорят, что некоторые умельцы смазывают какой-то гадостью и поводья, в результате человек, который берется за них руками, сам втирает яд себе в кожу и через какое-то время умирает в мучениях.
Я на пару мгновений прикрыл глаза, чтобы унять рвущееся наружу бешенство, а затем посмотрел на конюхов таким взглядом, что они попятились:
— Через половину кольца я хочу увидеть своих лошадей оседланными. Сбрую возьмете хозяйскую. Приступайте! Сангор?
— Да, арр?
— Ты останешься здесь. Найдешь главу рода ар Шелл, перескажешь ему все, что тут произошло, покажешь седла с Лурдскими Шипами, а затем передашь мои слова: «Я, Нейл ар Эвис, возлагаю на вас вину за покушение на жизни моих супруг и за смерть своего вассала!» Потом потребуешь повозку и лошадей для перевозки Кэйлора в наш особняк и привезешь тело к нам…
…По ночным улицам ехали то рысью, то шагом — берегли ноги лошадей. Поэтому к Служивой слободе подъехали через три с лишним кольца после выезда из особняка Шеллов. Связь к этом моменту все еще не восстановилась, и я пребывал в состоянии, которое было сложно выразить словами. Правда, на вопросы Магнуса все-таки отвечал, ибо продолжал изображать лишь легкое беспокойство.
Майра с Вэйлькой чувствовали себя приблизительно так же. Только старшая жена изо всех сил старалась сдерживать нарастающее отчаяние и просто ждать, а Дарующая еще и разрывалась на части, пытаясь дотянуться своим Даром до дома чуть ли не через каждые десять ударов сердца. Само собой, пыталась не одна — я поддерживал ее своей волей и тоже тянулся вперед изо всех сил. Видимо, поэтому прикосновение к Дару Найты так сильно ударило нас по обнаженным душам, что ненадолго лишило способности соображать. Еще мгновением позже мы услышали всех и… захлебнулись знанием, от которого захотелось завыть. Или развернуть Черныша, рвануть к хейзеррскому посольству, ворваться в особняк и начать убивать. Всех подряд, не разбирая, кто виновен, а кто нет!
Но страх потерять еще и выживших заставлял держать лицо, поэтому мы изо всех сил давили это знание в себе. Все время, пока ехали по слободе. Мало того, увидев свет в окне своей спальни и в большой гостиной, я даже смог заставить себя «облегченно перевести дух»:
— Кажется, все спокойно…
— Угу… — «радостно» поддакнула мне Вэйлька, хотя в душе плавилась от боли и немого крика.
В ворота я стучал более-менее спокойно. Когда изнутри раздался приближающийся звук шагов, заулыбался. А услышав скрип открывающейся калитки, даже поинтересовался, почему Оден так нетороплив. Но, стоило мне увидеть Найту, залитую кровью с ног до головы, как я прыгнул вперед прямо с седла и подхватил женщину, еле стоящую на ногах, на руки:
— Что случилось⁈
— На нас посетила хейзеррская боевая звезда… — хрипло выдохнула она. — Раздан и Давел, стоявшие на страже, услышали их приближение и подняли остальных. А когда наши парни приготовились к отражению атаки, «гости» перебросили через забор какие-то непонятные штуки, которые настолько ярко вспыхнули и так дико заорали, что все, кто в это время находился во дворе, на какое-то время ослепли и оглохли.
— Они использовали против вас Гнев Ати⁈ — изумленно переспросил Магнус. — Но зачем⁈
Найта не обратила на его вопрос никакого внимания:
— Потом лучи перебрались через забор и начали резать тех, кто ничего не видел и не слышал. А когда закончили с находившимися во дворе, разбежались по зданиям…
