— И? — тихо спросил я.
— Трое вошли в дом. Там и остались. Четвертого мы зарубили в домике прислуги, когда он пытался справиться с Рогером и Оденом, согнавшими всех, кого успели, в одну комнату, завалившими дверь мебелью и отбивавшимися лавками. Пятого убили Дитт с Фиддином. Как — не понимаю до сих пор…
— В смысле? — спросил Магнус.
— В момент вспышки они несли службу на заднем дворе, но поглядывали в сторону особняка Витзеров. Когда ослепли и оглохли, как-то доковыляли до большого тренировочного зала, прикрыли за собой дверь и натянули над полом куртку…
— … а когда она начала проминаться под ногой луча, явившегося по их души, рванули ее вверх или в глубину зала, после чего ударили ножами туда, где должен был находиться противник? — сообразил я.
— Ага… — вздохнула Дарующая. — Только атаковали, не видя, и не слыша! Поэтому, убив хейзеррца, нащупали друг друга и продолжили бой…
— … так как не были уверены, что убили именно его⁈ — скрипнул зубами Магнус.
— Да! — голос Найты плеснул такой болью, что дикое желание отомстить я ощутил даже в эмоциях ар Койрена. А через несколько мгновений Дарующая справилась со своими чувствами и закончила предложение: — Слава Пресветлой, что мы успели их растащить до того, как они друг друга добили.
— Выживут? — глухо спросил я.
— Выживут. Но только благодаря подаренным тобою кольчугам, поддоспешникам и наручам…
…Магнус уехал только после моей настоятельной просьбы. Вернее, после фразы — «прости, но сегодня нам, Эвисам, надо побыть одним». Уехал, пообещав вернуться с утра и помочь всем, чем потребуется. Я его поблагодарил, проводил взглядом, затем сказал Вэйльке с Майрой, чтобы заводили лошадей во двор, а сам понес Найту в дом. А когда поднялся на второй этаж, то уселся на самую верхнюю ступеньку, чтобы постепенно привыкнуть к свету, слишком яркому для взгляда, обостренного зельем кошачьего глаза, и «позвал» Тину с Алькой.
Со стороны малой гостиной тут же раздался грохот двери, с разгону влетающей в стену, и через считанные мгновения к моим плечам прижались две окровавленные, заплаканные, но до безумия родные женщины.
— Как вы выжили? — спросил я, накинув петельки на всех трех, и дав почувствовать свою любовь.
— Благодаря Альке! — устало усмехнулась Тина. — И твоим занятиям…
В это время по лестнице взбежали Майра с Вэйлькой, и нас всех окутал еще один Дар.
— Она права… — хрипло пробормотала старшая Дарующая. — Первые несколько мгновений после вспышки я вообще ничего не соображала: каталась по земле и орала от утроенной боли и утроенного ужаса, так как готовилась к бою и взяла управление девочками на себя. А потом один из трех «ужасов» вдруг превратился в очень хорошо знакомые чувства: в злость, жгучую ненависть и желание убивать!
— Алька перешагнула через свой страх⁈ — догадался я и, притянув мелкую, благодарно поцеловал ее в липкий от крови и пота лоб.
— Не перешагнула, а перепрыгнула! — кивнула Дарующая. — Мало того, что она не боялась, так еще и тащила нас обеих за ремни куда-то в сторону дома!
— Потом Найта пробудила Дар, кое-как привела в порядок свои глаза, дотолкала нас до спальни, сорвала со всех одежду и принялась лечить… — продолжила Тина. — Знаешь, эти мгновения я, наверное, не забуду до самой смерти!
— Я тоже… — Алька вытаращила глаза, чтобы удержать слезы, но первые капельки все равно сорвались вниз и расчертили окровавленные щеки еще двумя вертикальными дорожками. — В это время хейзеррцы убивали Конгера, Тиммела и других наших ребят. А мы чувствовали каждую смерть, ревели, кусали себе губы, протыкали ногтями ладони, но не шевелились…
— Зато, когда начали нормально видеть, мы, дуры, дорвались до возможности отомстить! — Дарующая плеснула одновременно чувством вины и ненавистью: — Первого хейзеррца изрубили в фарш. А пока вымещали на нем злость, кто-то из его товарищей бросил нам под ноги еще одну вспышку. Только она больше никого не испугала: я приморозила уродов «стужей» — сначала ближнего, а потом дальнего — и держала их по-очереди до тех пор, пока не вылечила себе глаза. Затем убила. После чего снова взялась за зрение и слух Тины с Алькой…
— А почему ты не остановила им сердца, вместо того чтобы примораживать⁈ — тихо спросила Вэйлька.
— Не подумала! — мертвым голосом призналась ее «сестричка». — Делала только то, что вбито в ноги…
— В бою получается только то, о чем думать не требуется! — постаравшись ее успокоить, сказал я.
— Если бы мы не сглупили, в живых осталось бы не пятеро слуг, а все до единого! — горько заплакала Алька, которая, кажется, даже не услышала моих объяснений. — И Дитт с Фиддином не убивали бы друг друга, а вышли бы из боя без единой царапины…
— Вы и так сделали невозможное — выжили в бою с пятью не худшими воинами Хейзерра, да еще и пользовавшимися какими-то устройствами Ушедших! — рявкнул я.
— Нейл прав! — поддержала меня Майра, прижавшая мелкую к своей груди. — Сравните: три женщины, не имеющие никакого боевого опыта, да еще и взявшие в руки клинки только в середине прошлого лета, и сыгранная боевая звезда с оружием Ушедших! Ну и кто, по-вашему, должен был победить⁈
Почувствовав, что «боевой тройке» слегка полегчало, я решил направить их мысли в другую сторону:
— А на остров вы не переходили? Что с Амси, не знаете?
— Неа! Рогер с Оденом закончили таскать тела незадолго до вашего возвращения, а сейчас помогают Селии, Анике и Лиире обмывать парней… — ответила Тина. — Ну, а в каком состоянии Найта, ты видишь не хуже меня…
— Я чуть-чуть перенапряглась, пока удерживала парней на этой стороне Грани… — виновато вздохнула старшая Дарующая. А я неожиданно для самого себя вдруг оказался на ногах. Поднял женщину на руки, отнес в нашу спальню, опустил на кровать, встал на колени и с чувством поцеловал в тыльную сторону ладони:
— Спасибо, что спасла нам себя, Тину и Альку!
— Мелкую благодари! — смутилась Дарующая. — Если бы не она…
— Каждая из нас сделала все, что могла. А ты — чуточку больше! — перебила ее самая юная меньшица. И поклонилась Дарующей в пояс…
…Когда Найта более-менее оклемалась, я вверил «боевую тройку» попечениям Майры и отправил девочек мыться, а сам на пару с Вэйлькой спустился на первый этаж, в гостевые покои, которые Тина выделила для раненых. Пока я разглядывал пребывающих в беспамятстве парней и потрясенно пересчитывал повязки на их ранах, Дарующая села на край кровати и возложила ладони на грудь Фиддина. А через четыре с лишним сотни ударов сердца открыла глаза, обошла кровать с другой стороны, почему-то еле переставляя ноги, и повторила то же самое с Диттом. Когда закончила, целую вечность сидела на месте, закрыв глаза и дыша, как загнанная лошадь. Потом кое-как встала, оперлась на протянутую руку, вытолкала меня в коридор, закрыла дверь и вымученно улыбнулась:
— Лечить того, кого не любишь, да еще и чувствуя одними ладонями, так же тяжело, как вычерпывать ложкой море.
Я сглотнул. А она, прочитав мои эмоции, отрицательно помотала головой:
— Лечить так, как тебя, мы будем только членов нашей семьи, а для всех остальных только ладони, причем во время беспамятства. Впрочем, даже это — лишь за особые заслуги перед родом.
— Но ведь…
— Дору мы приводили в порядок так же! — криво усмехнулась она. Потом обхватила меня за шею, встала на цыпочки и заглянула чуть ли не в душу: — Да, и мама тоже! Нет, это не мое решение: после вашего последнего разговора она очень сильно изменилась. Теперь живет только семьей, а весь окружающий мир воспринимает, как досадную помеху, мешающую общаться с тобой и нами.
— Да ладно! — не поверил я. — Она с таким удовольствием пела вместе с Ивицей…
— Она пела только для нас! А удовольствие испытывала из-за того, что наслаждалась нашими эмоциями.
— Но ведь это неправильно! Найта должна научиться жить не только в нашем маленьком, но и в большом мире!
Дарующая испугалась, причем по-настоящему:
— Ты ведь понимаешь, что я знаю ее лучше тебя, правда?
