Теперь Варт не спешил. Он медленно отвел руку за спину и, чуть шевельнув кистью, распустил кнут на полную длину.
Оба замерли друг перед другом, готовясь к решающей схватке: расчетливый, холодный человек, в котором не было ни капли страха, и яростно бьющий себя хвостом по бокам, израненный, обезумевший от боли и неистовой злобы зверь.
Уже никто из сидящих на крышах зрителей не сомневался в благополучном для Варта исходе поединка, уж больно виртуозно он владел своим смертоносным оружием, и все только гадали — он сразу убьет самку горгуди или всё-таки поиграет с ней в смертельную игру, постепенно калеча и лишая конечностей. Вон как она уже тяжело припадает на поврежденную лапу, да и на ее серой шерсти прибавилось темных кровавых пятен.
Варт, не спуская глаз с клыкастого противника, шагнул назад, и зверь тут же решился на атаку. Из-за поврежденной лапы это получилось не так быстро, но, по всей видимости, на это и рассчитывал опытный поисковик. Чуть замешкавшись, самка прыгнула на Варта распластавшись в воздухе, и тот, отскочив в сторону, как-то хитро крутанул кнутом, что в воздухе из него образовалась петля. Голова зверя залетела в созданную Виртом ловушку из кнута, и тот дернул за него что было силы, включив в это движение вес всего своего тела.
Над импровизированной ареной раздался вздох удивления, восхищения, и все, наблюдавшие за поединком, повскакивали на ноги, рискуя рухнуть с покатых крыш.
Нарвавшись на неожиданное препятствие, тушу самки перевернуло в воздухе, и она, уже обезглавленная, рухнула в пыль, так и не достигнув цели.
Несколько мгновений над полем боя висела мертвая тишина, а потом все начали кричать, поздравляя Варта, и от избытка чувств хлопать в ладоши.
Победитель, не обращая внимания на крики, резко дернул рукой и в воздухе, раздался оглушительный щелчок кнута. От него во все стороны полетели мелкие капли крови, орошая и так залитую кровью арену. Очистив таким образом свое оружие, Варт не спеша свернул его кольцами и с вопросом посмотрел на Краме, спокойно стоявшего на крыльце.
Дождавшись от него кивка, он спокойно развернулся и с достоинством победителя направился к ближайшему дому…
Воспоминания вчерашнего дня так нахлынули на Фурса, что он встал с лежанки и, продев босые ноги в сапоги, вышел на крыльцо.
То, что он увидел при тусклом свете Гуаса, повергло его в шок. Ровно по центру единственной улицы, прямо перед домом, где они жили вместе с Краме, виднелся шест и чья-то голова, насаженная на него сверху. В темноте не разобрать чья, и Фурс уже было хотел подойти поближе, но в этот момент, Гуас вышел из-за туч и осветил страшную картину.
На шест была нанизана голова одного из ловцов по имени Рульф. Вчера после поединка Смуэля еще с одним горгуди, он таинственно исчез, прихватив с собой всю экипировку и оружие, выданное ему Краме. Обнаружили пропажу только на вечерней перекличке и тут же организовали погоню. Возглавил ее сам Смуэл, и вот результат: отрубленная голова, высунутый язык и пустые глазницы…
В отряде шептались, что этот опытный ловец с лицом и телом юноши необычайно жесток и крайне опасен. Подтверждение этим слухам Фурс увидел вчера воочию сам, во время поединка Смуэля с огромным самцом горгуди.
О… что это был за поединок!..
Никакого сравнения с той бойней, что устроил до него Варт своим кнутом…
Находясь сейчас в том самом месте, где вчера всё и происходило, он вспомнил тот фееричный бой до мельчайших подробностей.
Как только Варт покинул импровизированную арену, на его место вышел Смуэл и ловким движением сбросил с себя куртку, оставшись с обнаженным торсом. Затем он поднял в приветственном жесте руку и по-звериному оскалился.
Краме на это только хмыкнул и отправился выпускать оставшегося зверя из загона.
Перед зрителями, подняв руки в приветственном жесте, стоял полуобнаженный Смуэл и беззаботно улыбался в ожидании противника. Выглядело это красиво и немного жутковато, если учесть то, кто сейчас должен выскочить к нему из-за дома. Опытный ловец явно играл на публику, завоевывая к себе всё больше и больше симпатий как ловцов, так и поисковиков.
Еще не было на импровизированной арене хищника, а зрители вокруг уже одобрительно шумели и подбадривали смельчака залихватским свистом и выкриками.
Неяркое вечернее светило играло веселыми бликами на неожиданно мощных рельефных мышцах бойца. Он выглядел крепким, как корабельный гвоздь, и спокойным, как будто сейчас ему предстоял не смертный поединок с хищным зверем, питавшимся в последнее время только человечной, а увеселительная прогулка по набережной какого-нибудь портового городка.
Тело Смуэля было обнажено по пояс, кроме рук. Его кисти и предплечья защищали крепкие наручи из толстых кожаных ремней, как у профессионального кулачного бойца. От этого мускулистые руки Смуэля казались еще более грозными, а внимательный взгляд Фурса отметил, что ремни на его руках сделаны из грубой кожи бородавочника Хапучи, — такая не по зубам не то что самому свирепому горгуди, но и многим ящерам, обитающим в джунглях.
В правой руке обратным хватом был зажат небольшой кинжал с широким листообразным лезвием размером с ладонь и шириной в три пальца.
Фурс, глядя на него, начал невольно прикидывать в голове шансы смельчака с таким вооружением против свирепого людоеда.
В памяти откуда-то всплыли наставления орденского инструктора Грыка:
«Слабое место у горгуди — это его с виду страшная, клыкастая, но на самом деле хрупкая и слабая нижняя челюсть. Любой вывих или перелом челюсти от удара дубиной или другим предметом гарантировано ослабит противника, и тогда появится шанс! Лишившись зубов, горгуди обречен на смерть от голода и невозможности защищаться. Но у него еще есть острейшие когти, особенно на задних лапах. Как правило, горгуди любят запрыгивать на жертву и, вцепившись зубами в шею или голову, рвать когтями незащищенное тело…»
Наконец, зрители на крышах домов поутихли и в ожидании боя замолчали разом, как по команде. В оглушительной тишине было слышно, как лязгнула щеколда, как со скрипом открылась дверка загона, злобная ругань Краме, и тут же грозный, быстро приближающийся рык.
Смуэл метнулся к крыльцу одного из ближних домов и затаился за столбом, подпиравшим крышу, давая выскочившему на простор зверю осмотреться и увидеть обезглавленную тушу поверженной самки. Горгуди хоть и крайне кровожадны, но далеко не глупы, и Смуэл сознательно давал зверю почувствовать запах смерти, настигшей в этом месте его подругу. Это должно вызвать в нём ярость и желание кинутся на обидчика, но этот горгуди оказался совсем не таким…
Самец был намного мощнее и больше размером погибшей самки. Его бугристые мышцы так и перекатывались под гладкошерстной, переливающейся серебристым металлом шкурой. Грозный звериный рык раскатом грома прокатился над притихшим зрителями. И каждый из них, включая Фурса, содрогнулся, инстинктивно чувствуя древний ужас слабого, беззащитного человека перед могучим беспощадно-хищным зверем, для которого безоружный человек — всегда такая легкая добыча!
Все замерли, завороженно глядя, как Смуэл каким-то легким, скользящим шагом вышел из-за дома, и как горгуди не бросился к нему, а сделал всего лишь несколько бесшумных, крадущихся шагов, сокращая с ним дистанцию.
Вот он остановился, присел на широко расставленные задние лапы. Со звериной грацией мышцы горгуди сгруппировались, вмиг подготовив могучее тело для сокрушительного прыжка. Между ними всего метра три. Опытный боец чувствует смрадный запах из пасти самца, но не показывает страха! Он так же замер на месте, как и зверь, и спокойно смотрел на порыкивающего хищника, готового прыгнуть на него в любой момент.
Что-то неуловимо меняется в облике Смуэля, с его губ исчезает улыбка, и на смену ей приходит звериный оскал и такой же утробный рык, как и у горгуди. От него идет волна смертельной опасности, и зверь чувствует это. Он начинает нервно бить себя хвостом по бокам и, выпуская когти, еще ниже прижимается к земле.
