— Пойдем на улицу, — предложила Соня.
Будто дожидаясь этого предложения, в палату зашел рядовой с комплектом одежды.
У входной двери больницы девушки отстали, а я шагнул наружу и замер. Возле крыльца стояли человек сто: искатели, военные и гражданский персонал. И вся эта толпа дружно аплодировала мне. В глазах светились уважение, восторг, зависть.
Я помахал рукой собравшимся, улыбнулся, наслаждаясь каждым мигом.
Приятно, очень приятно. Сейчас я действительно чувствую себя героем, окутанным ореолом славы.
Только вот холодный голос рассудка шептал, что я в одну каску вытащил бездарно спланированную операцию. Если бы ее продумали нормально: послали в пятиэтажку не две группы бойцов под прикрытием снайперов, а одного меня в ОЗК, с баллоном хлора, дифосгена или другой максимально ядовитой гадости, не было бы ни потерь, ни столь яркого подвига.
Но это не отменяло факта, что подвиг все-таки был. Именно поэтому я улыбался, купаясь в чужом внимании.
Меня обступили знакомые искатели: Владос, Макс, Егор и остальные из той же компании.
— Предлагаю отметить нашу победу, — меня по плечу Владос, причем чуть сильнее, чем того требовал дружеский жест. Надеюсь, он отбил себе руку, потому что я даже не шевельнулся. — Твой подвиг — это нечто!
Странно праздновать, учитывая, что погибли полтора десятка искателей, учитывая и обычных, и военных.
— Извините, парни, но я пока еще не до конца восстановился.
— Но хотя бы по бутылочке пива?
— Я неважно себя чувствую, — покачал головой, — лучше отлежусь у себя дома. Один.
Искатели все равно липли и чересчур настойчиво пытались уговорить меня выпить с ними. Я вежливо отказывался, целеустремленно шагая к своему домику, а потом запер дверь перед носом компании Владоса. Это не подкинет плюсов моей репутации и остальные будут считать меня нелюдимым, но я плевал на эту репутацию, если честно. Те высоты, на которые она сегодня вознеслась, может испортить только что-нибудь типа публичного мочеиспускания.
Отлежаться до вечера не получилось. Не успел я закрыть глаза и погрузиться в медитацию, чтобы разобраться с ранами и заклинаниями лечение, как в дверь затарабанили.
На улице стоял солдат. Выпучив глаза, он затараторил:
— Подполковник вызывает всех на срочное совещание!
Занимательно, что при технической оснащенности на уровне дронов нет никаких способов оповещения, кроме как пускать посыльного по базе.
Я предвкушал разбор ошибок и громкие речи. Идти не хотелось, но медитировать можно и сидя на креслах в зале. Да и вообще мне интересно, чем закончится разбор и на кого перекинут ответственность.
— Хорошо, приду.
Солдат сорвался с места и побежал к следующему домику.
Это собрание не отличалось от предыдущих, разве что на этот раз огромный экран был включен.
Когда все собрались, перед нами вышел подполковник.
Пока командир спокойно говорил и разбирал ошибки, на экране шло видео. В тусклом свете, пробивающемся сквозь пыльные окна, видны ряды банок, расставленных на полу вдоль стен. Каждая банка — ужасный трофей. В мутной жидкости плавают части человеческих тел. Глаза, мозги, куски кожи, шматы мяса. Всё это вызывает тошнотворное чувство отвращения и непонимания — как такое может существовать в нашем мире? И зачем нам это показывают?
После первых кадров я отвернулся от экрана и больше на него не смотрел. Хотя я и не такое видел, желание наблюдать подобные кадры полностью отсутствовало.
— Я хочу, чтобы вы все уяснили, насколько низко человек может пасть, — сухо говорил подполковник. — Эти твари месяц жрали людей и обезумели.
Кого-то тошнит. К одному человеку присоединяются другие. Кто-то бросается на выход из кинотеатра и его никто не останавливает.
Нам с детства говорили, что каннибализм — это плохо, но только после увиденных фотографий и видеозаписей стало ясно, насколько плохо. На экране мелькали отвратительные кадры, в сравнению с которыми любое снафф-муви покажется детским мультиком. Замороженные тела, расчлененные тела, закатанные в банки части тел.
— Зачем нам показывают такую жесть? — тихо бубнит искатель рядом со мной, закрыв руками лицо.
И я догадываюсь, зачем. По углам кинотеатра расставлены камеры, снимающие людей в зале: и тех, кто отворачивался, кто истерил, и кто вглядывался в происходящее на экране с жадным вниманием.
Сегодня все искатели базы, отправленные на операцию, увидели, насколько можно стать сильнее с помощью «неправильного» питания. И я не тешил себя надеждой, не говорил себе «ничего плохого не произойдет», «люди же умные». Произошло самое плохое, что только может быть — семь десятков искателей увидели, как за месяц можно кратно увеличить свои силы настолько, что ты сможешь сразиться с маленьким войском сверхов.
У некоторых из нас моральные ориентиры и прежде были расшатаны. Кто-то дрался и убивал людей, кто-то ночами охотился за островами искателей. В общем, как минимум треть искателей уже однажды перешагнули через «правильно». И показанная сила, когда целый выводок искателей с современным оружием едва сдерживал всего двух людоедов, могла подбить кого-то получить эту силу. Я уверен, что как минимум половину искателей посетила мысль, насколько чудовищно пробовать человеческое мясо. Может, кто-то уже искал в пятиэтажке поварские записи, чтобы ради эксперимента (разумеется, только ради него, ага) попробовать приготовить что-то похожее. А кто-то, наверное, прикарманил банку с мясом, и для него идущее в комплекте с силой безумие не кажется опасным настолько, чтобы перевесить увиденную мощь.
Конечно, то, что нам показали приготовленные из людей консервы — отвратительно и я бы предпочел их не видеть. Но я хотя бы понимаю, почему это сделано.
— Если вы заметите, что ваш знакомый ведет себя странно или с каждым днем становится все безумнее, надеюсь, вы мне скажете, — напоследок сказал подполковник. — Еще раз напоминаю, что не стоит пускать на орсы людей.
Мы вывалились из кинотеатра. Я пошел к своему домику. Рядом шли и тихо переговаривались два искателя:
— Призыв подполковника к отказу от орсов на трупах странный. Да еще и предлагают вытащить труп оттуда, откуда его кошмары либо не достали бы, либо не нашли. Выволокут на видное место, где кошмар его благополучно сожрёт и усилится. Дескать — кушать подано.
— Так их и на не слишком видных местах едят. И вообще, некоторые Кошмары обладают обонянием куда лучше человеческого, и вряд ли люди ходят там, где не лазят Кошмары. А по поводу отказа от орсов: чем отличается орс из тела человека от человеческого мяса? Так получается, если суп сварить, то и съевшего можно не считать каннибалом.
— Суп из человека будет содержать патогены, приспособившиеся к жизни в соответствующей среде. Ты буквально ешь мясо. Орсы же аккумулируют жизненную силу, присущую питательному источнику. Это, грубо говоря, просто мана или жизненная энергия в таблетке. Без привкуса старушки, зверя или трупа.
Искатель вздохнул и покачал головой:
— Ты не понимаешь, почему вообще подняли такую тему. Проведи параллель между орсами и каннибалами. В городе многие люди в аффекте, в шоке, у них на глазах твари людей жрут или пытаются сожрать, ночью опасаешься получить нож в спину от своих, в другом мире ситуация получше, но тоже не идеальная. При постоянном стрессе такого уровня кукуха едет со страшным ускорением, пытаясь как-то приспособиться, чтобы человек не рыдал каждую минуту и с ума не сошел от осознания тяжести происходящего вокруг. Получается, что каждый выживший получает отклонение, просто чтобы с ума не сойти. При шорохе со спины или громком звуке такой человек бросается в сторону, падает на землю, телепортируется или отправляет туда мощнейшую воздушную волну — в зависимости от того, как он привык реагировать на ситуацию. Или на простую шутку тебе в глаз ножик воткнет, потому что увидел в тебе угрозу. Постоянная опасность, голод, жуткий стресс из любого терминатора могут вылепить психически больного. И если такие люди узнают, что есть возможность стать в разы сильнее и опаснее, причем всего-то нужно — пустить на шашлычок недавно погибшего соседа, они обязательно попробуют повторить успех людоедов. Дайте им время набраться сил и посмотрите, что он сделает потом с остальными соседями, когда поймет, что нормальная еда его больше не насыщает.
