Секретность была высочайшей. Сам командир эсминца только и знал, что ему надлежит быть в точке с такими-то координатами тогда-то, передать в эфир такое-то сообщение (оно хранилось в том самом запечатанном конверте, который после передачи надлежало уничтожить). Командир, отдавший приказ на передачу, явно не доверял имевшейся на борту Z-7'Энигме', поскольку заранее зашифровал послание. Несколько странным было дополнительное условие: иметь во время передачи скорость в пятнадцать узлов и двигаться курсом на ост.
Корветтен-капитан Дитмерс выполнил эту часть приказа до точки. Радиограмма ушла в эфир. Командир Z-7 имел веские основания предполагать, что британская служба радиоперехвата не ест даром свой хлеб, а потому сразу же по окончании передачи со всем рвением принялся исполнять остальные пункты приказа, в частности: уходить на тридцати пяти узлах курсом на зюйд-зюйд-вест.
Адмирал Лютьенс имел более полную информацию. Он не предполагал, что радиограмму перехватят, а знал это наверняка. Мало того, его уверили, что передатчик запеленгуют. Зато возможность расшифровки этого сообщения ни в малейшей степени не волновала командира немецкого конвоя. Те немногие, которые были полностью посвящены во все детали плана (Гюнтер Лютьенс входил в их число), обладали стопроцентной убежденностью, что в Великобритании не найдется человека, способного расколоть задачу. Это мнение имело под собой твердую основу: радиограмма не содержала осмысленного текста.
Однако сам факт перехвата загадочного сообщения соответствующей службой флотской разведки Германии значил многое. Разумеется, расшифровка его была столь же невозможна для немцев, как и для англичан, но у германских дешифровщиков был приказ: по получении такой-то последовательности знаков немедленно доложить по команде. Это и было сделано.
Последствия от этой радиограммы оказались неожиданными для британского Адмиралтейства. Французский флот начал готовиться к бою и походу. Не весь флот, понятно: линкор 'Жан Бар' все еще не был закончен достройкой. Готовилась к бою и походу эскадра из почти равных ему линкоров 'Страсбур' и 'Дюнкерк', линейных крейсеров 'Альжери', 'Сюффрен' и 'Дюкен' (их готовность была сочтена адмиралом Бёмом наилучшей), а также авианосца 'Беарн'. Ко всему этому добавлялось, понятно, сопровождение из эсминцев.
Английская разведка столкнулось с нехваткой сведений. То, что кораблям предстояла полная бункеровка и погрузка боезапаса по нормам, выяснилось очень быстро. Но зачем? Ответа на этот вопрос никто не знал. Адмирал Кастекс, назначенный командиром эскадры, также оставался в неведении. Он, правда, предполагал, что запечатанный пакет, хранившийся в капитанском сейфе, мог бы дать ответ, но вскрыть таковой предполагалось лишь по выходе в море.
Стоит особо отметить, что и тут контрразведка Кригсмарине постаралась усилить секретность. В самый последний момент перед выходом немец-посыльный (между прочим, в звании корветтен-капитана) принес и передал под расписку еще один пакет. Уже в Атлантическом океане французский адмирал вскрыл этот пакет и с некоторым удивлением и раздражением узнал, что тот, который все еще лежал в сейфе, утратил силу. В конечном счете предстояло идти в Немецкое море вокруг Британских островов.
И еще одна вещь показалась странной французским офицерам: письменный приказ адмирала Бёма поднять на всех кораблях лишь французские флаги. В командирском салоне 'Страсбура' (именно на нем держал флаг адмирал Кастекс) первым вслух высказал недоумение капитан первого ранга Сегуин, который на тот момент командовал 'Дюнкерком':
- Мой адмирал, этот приказ лишен смысла! На наших кораблях и так подняты французские флаги!
Исключительная проницательность адмирала Кастекса сослужила ему добрую службу:
- Господа, предполагаю, что все боши, в том числе адмирал Бём, это уже знают. Думаю, что их замысел более тонкий: предполагается, что англичане не осмелятся стрелять по французским кораблям, когда они не в тесной гавани, а в открытом море. Во всяком случае, вряд ли они сделают это первыми.
При этом адмирал имел в виду уже известный ему и старшим офицерам план операции 'Катапульта', в ходе которой британцы планировали полностью уничтожить французский флот.
Такое объяснение показалось французам вполне разумным. Мало того: вырисовывалась перспектива не серьезного морского боя, а демонстрации флага. Именно это казалось присутствовавшим наиболее благоприятной перспективой.
У Германа Бёма имелись иные соображения. Из того, что ему доложили таинственные источники во флотской разведке, следовало: Королевский флот отнюдь не побрезгует стрельбой по недавним союзникам. Полагая английских адмиралов и командиров тактиками не хуже себя самого, немецкий адмирал счел, что первым огонь обрушится на слабейшие корабли. Таковыми он полагал французов, у которых при более чем недурном артиллерийском вооружения броня сильно уступала немецкой. Вот разве что авианосец... Адмирал Бём имел превосходное артиллерийское образование, но опыта применения авиации на море у него не было. Не кривя душой перед самим собой, он сделал вывод: о боевых возможностях 'Беарна' имеются самые неопределенные представления. Хорошо, пусть он будет валетом в рукаве. А уж окажется тот козырным или нет - тут как карта ляжет.
Английский вице-адмирал получил данные о радиоперехвате. Правда, текст передачи остался нерасшифрованным, зато оказались взятыми целых три пеленга. Из краткого анализа сразу же оказался понятным план немца: идти на ост почти до долготы Исландии, потом поворот на юг и вперед вдоль норвежского побережья, где конвой могут (по крайней мере, в теории) прикрыть немецкие сухопутные бомбардировщики. Британский штаб учел возможность объединения немецкой и французской эскадр. Но даже в этом случае Королевский флот, как это ему и полагалось, сохранял преимущество: и по весу залпа, и по количеству авианосцев. Конечно, хорошо бы перехватить французов на их маршруте вокруг Британских островов, но... надеяться на это можно, рассчитывать - вряд ли. Мерзавцы под трехцветным флагом хранили радиомолчание. А устанавливать плотную завесу... нет, немыслимо, слишком уж широк участок, в котором следовало бы разместить сеть. Впрочем...
Английский штаб работал с точностью лучших английских хронометров.
- Сэр, обращаю внимание, что французы вряд ли успевают к точке встречи, - с этими словами палец офицера прошелся по карте. - Исходим из того, что скорость их авианосца двадцать один узел. Отсюда следует, что...
Расчет был безупречен. Даже при повреждении части британских кораблей в бою с немецкой эскадрой - такое случается в морских сражениях, знаете ли - сохранится возможность уйти в Исландию. И французы остаются с носом.
Разумеется, британские штабисты при той вводной, которую получили, были безупречно правы. А если вводная оказалась ошибочной, так они в том не виноваты.
Присутствие товарища Александрова в Мурманске не требовалось. Он вернулся в Москву. Там его ждали сюрпризы.
Первый из них был преподнесен начальником охраны:
- Товарищ нарком просил передать. Поступило сообщение от надежных источников. Тот самый корабль - так было сказано - он в море на задании. Дата возвращения неизвестна.
- Н-да...
Рославлеву почти все было ясно. Тем самым кораблем был германский тяжелый крейсер 'Адмирал Хиппер'. И он был в походе - почти наверняка боевом. Тут надо решать с моряками.
- Что-то еще?
Того, что получилось с облетом нового пассажирского самолета Ил-18, никто не предполагал. Правда, этот сюрприз оказался из приятных.
Чкалов доложил о готовности экипажа к рекордному полету с неслыханной оперативностью - чуть ли не за неделю до намеченного срока. Подтверждением служил успешный, хотя и не афишируемый полет новой машины по маршруту Москва - Пермь - Москва. Доклад принимал не кто-нибудь - сам Сталин.
Вождь слушал, не перебивая, но после пошли вопросы.
- Вы утверждаете, товарищ Чкалов, - летчик отметил про себя, что такое обращение может означать энную степень недовольства, - что ваш экипаж полностью готов. Допустим. Но хотелось бы знать о степени готовности экипажа товарища Гризодубовой.
