…но это был еще не конец. Бородач, улетевший чуть ли не на три метра вверх и вбок, позволил молодому прыгнуть вперед и, с силой оттолкнувшись от бронированного стекла, совершить неестественно высокий и далекий прыжок назад, на семь, может и восемь метров. Приземлившись в странной стойке, парень согнул руки, успев приготовиться к дистанционной атаке еще до того, как его изломанный перекосившийся противник смог неуверенно утвердиться на ногах.
Ровно двенадцать сгустков белой энергии в форме голубей вырвались из рук юноши. Ровно двенадцать ударов этими призрачными птицами досталось бородачу, не успевшему даже поднять руки для защиты. Эти штуки не отбрасывали с места, не крошили кости, не рвали мышцы… просто каждая из этих «птах» ударила в уязвимую точку человеческого тела. Минуя глаза и пах, да, но мало ли у человека уязвимых мест?
Бородач рухнул как подкошенный, а его противник развернулся на пятке, складывая руки за спиной. Надменно, но заслуженно. Это я пойму потом, поняв, что вызывавший представителя старой семьи проиграл в самом начале, позволив любителю голубей узнать свою атаку.
Зал сдержанно зашумел.
— Идем, — спихнув медвежью лапу, мне на плечо упала рука деда, — У него раздроблена гортань, это конец. Поспешим. Сейчас тут начнут болтать, а я не хочу на это тратить время.
Мы быстро покинули зал под недовольные звуки застрявшей задницей в кресле панды. Видимо, Пангао хотел либо с нами, либо отсюда.
— Постой, дед, — остановился я возле машины, достав клочок бумаги, ранее данный мне Горо, — У меня есть дела. Срочные. Ничего, если я загляну к тебе под утро?
— Хм, — гигант остановился, бросив косой взгляд на нашего водителя, — Хорошо. Принеси с собой пива, нормального.
— Сколько?
— Ты прямо как маленький, Акира. Сколько поднимешь.
— С чего бы мне проявлять такую щедрость, старый алкоголик?
— Чтобы я не рассказал Ацуко, что её сын крутит свои дела с якудза!
— А может мне ей рассказать о том, кто у них оябун, а?
— Тц, мелкий мерзавец.
— Жди меня, старик. Я приду с первыми лучами солнца.
— Приди с пивом, гад мелкий! Мне теперь всю ночь любопытством мучиться…
— Думаешь, я тебя не хочу спросить о том, кто такой этот Пангао?
— Ты ослеп, внук? — глаза деда округлились в издевательском недоумении, — Это же панда! Вы с ним разве что не побратались! На тебе шерсти-то сколько!
— К-со… шерсть…
Парой сотен метров выше врачи суетятся рядом с телом человека, которому вскрыли горло, чтобы позволить дышать, а мы уже шутим, расходясь, как после увеселительного представления. Только можно забыть о веселье, я во время боя успел бросить несколько взглядов по сторонам. Хищное внимание исходило от всех, включая небрежно развалившегося на мне медведя. Люди жадно познавали каждый миг из того, что им продемонстрировали. Всё, что угодно, лишь бы сделать еще один шаг вперед на своем Пути.
Молодой представитель старых родов это знал. Наверняка даже сравнивал собравшихся со сворой голодных псов, ждущих объедков, что упадут с барского стола. Зря, очень зря. Человек существо совершенно безжалостное к себе и другим, когда речь заходит об амбициях, о цели. Он столетиями будет убегать от мамонта, но в глубине его наполненных паникой глаз будут прятаться ненависть, голод и алчность, которые, в итоге, позволят ему сожрать зверя. Так было, есть и так будет.
К примеру, в драке между этим юношей и тем специально оснащенным бойцом из отряда Соцуюки, я бы уже поставил не на аристократа. Да, тот «надевший черное» бесчестен, скорее всего, он уже даже не прогрессирует из-за того, что прячется за броней и оружием, но кто сказал, что ему их надо надевать каждый раз?
Ладно, все это потом, мне предстоит дело.
Синода Оюки-сан, двадцать четыре года. Отчислена из Токийского Университета Кэйзай по какой-то темной истории. Не захотела возвращаться в родную деревню, а примкнула к сукебан, маскируя доходы неплохой байто-подработкой в качестве мейдо в кафе. Девушка работала одной из сборщиц, трудолюбиво и честно собирая долю Плаксы со всех мелких банд её района. Благодаря возрасту и частично полученному образованию она была на настолько хорошем счету, что ей позволяли оставаться «чистой», то и дело поручая задания, где требовался такой человек.
Чем она могла заинтересовать Конго и меня? Двумя вещами. Первое — Синода снимала квартиру в том же подъезде, где квартировала и Гамаюки Юна, главный бухгалтер альянса Джакко, с чьей подачи Оюки и взяли на «работу». Шансов, что образованная и взрослая Синода не помогает старшей подруге со счетами… не было. Второе — мать этой сборщицы денег сейчас лежала в реанимации без всяких шансов прожить более недели, так что Синода Оюки, отбыв положенный срок у неё в больнице, эту ночь должна была провести в отчем доме, в деревушке к северу от Токио, куда я как раз успевал на последней электричке. Девушке надо было разобраться с будущим наследством, а мне — воспользоваться уединенной и доверительной атмосферой, в которой та оказалась.
Сидя в поезде, я раскрыл свою книгу, принявшись повторять раз за разом кодовые блоки, среди которых появилось с два десятка новых, но затем, передумав, сосредоточился на экспериментах с «духовным давлением». Синода Оюки не доживет до утра, рассказав всё, что знает, но очень желательно, чтобы на её теле не осталось каких-либо следов. Тогда можно будет инсценировать самоубийство, вместо того чтобы прятать труп впотьмах на незнакомой местности.
Глава 8
Одна голова хорошо…
— А теперь смотри! — мне шепнули провокационным тоном, тут же удаляясь в сторону невинно шагающей в школу ученицы второго курса, слушающей музыку через наушники. Секунда, и она нежно и крепко схвачена за бока. Вторая секунда, и мои невыспавшиеся глаза в удивлении расширяются, потому что Мана с негодующим писком начинает бегать за Асуми, норовя шлепнуть ту по голове. Подмигнув мне, Хиракава делает вид, что запнулась, от чего мстительница её всё-таки настигает и начинает не детски так пихать, выражая собственное негодование.
Прямо как… нормальный человек.
— Прикольно, да⁈ — хохочущая Асуми и не думала уворачиваться, — Смотри, как она злится!
— Ой! — Мана, придя в себя, отпрыгнула от подруги, и принялась за то, что умела лучше всего. Стесняться и густо краснеть.
— Как? — только и выдавил я, глядя на это… чудо.
— Ну… — напыжилась хафу, — Это было несложно! А ну не красней! Или снова облапаю!
Как оказалось, вчера вечером, когда Ману отпустило после моего эксперимента, то той стало очень стыдно за то, что она укусила Асуми. Пользуясь этим, хитрая синеглазая уволокла подругу в душ, а там, подчиняясь наитию, начала делать вид, что пристает к ней, только не нагло и с напором, а наоборот, жалобно, буквально выпрашивая любовь и ласку. Новоявленная Кирью, и так пребывавшая в потрясении от того, что учудила, впала в неистовство и хорошо напинала любовнице своего мужа, не выходя из душа. А затем ушла в мою комнату, залезла на кровать, обняла одеяло, нюхала его и дралась ногами, когда хафу попыталась присоседиться рядом.
— Я уже пару раз к ней полезла, так она крысится и шипит! — торжествовала Хиракава.
— Отличные новости, — кивнул я, — сам бы до такого не додумался.
— Не надо так делать! — с обидой в голосе пискнула Мана подруге, — Мне неприятно!
— В этом-то всё и дело, здоровила ты сисястая! — гыгыкнули ей в ответ, — Оно работает! Так что я, если надо будет, тебе куда угодно залезу, и там поселюсь, лишь бы злиться научилась!
— Не надо! — такое обещание приводило Ману в ужас и гнев, но ей, если мне не изменяют глаза, похоже это даже нравилось, только она сама не понимала, что именно.
Но этому можно помочь.
— Еще как надо! — лихо выкрикнула на всю улицу откровенно веселящаяся хафу.
Мана просительно взглянула на меня, но в ответ услышала лишь то, что нужно — раз она уже один раз за пару секунд скрутила Асуми, то ей помощь и поддержка уж точно не нужны. Эти мои слова заставили девушку повесить нос, но всего лишь на мгновение, в следующее она уже была схвачена за ягодицы, прямо посередине улицы. Снова визг, уже посерьезнее, и снова агрессия, от которой хафу спасается, уже прилагая больше усилий. Выглядит это как обыкновенная возня веселящихся старшеклассниц, но по сути…
