— Это было так убедительно, что я поверил. — он присел рядом со мной на второе кресло. — Я стоял и ждал, что в любой момент прилетит ракета.
Он даже позволил себе слегка рассмеяться, снимая напряжение. Даже железные яйца могут вспотеть, когда ожидаешь невидимую и неминуемую смерть. Он смочил водой салфетку, взятую со стола, и протянул мне:
— Приложи к лицу. У тебя все губы разбиты, и лицо опухло.
Я ощутил вкус крови во рту только сейчас, когда мы остались одни. Язык с трудом ворочался, лицо ныло от тупой боли. Невероятная усталость навалилась на меня.
— Спаси меня, Бадр, — успел я прошептать прежде, чем открылась дверь и появился Зияд в сопровождение второго извращенца.
Одного взгляда было достаточно, чтобы понять — белые наступают и проигрывают: лица принцев светились счастьем, словно им зачитали помилование от смертной казни. Едва дойдя до меня, Зияд рывком поднял меня на ноги, схватив за волосы:
— Беспилотники наблюдают, говоришь, имплант у тебя для двусторонней связи со своими? — Он наотмашь ударил меня по лицу, не выпуская волос, потом засадил кулаком в печень: меня согнуло от боли, частично перехватило дыхание. Он разжал руку, и я рухнул в кресло, не смог удержаться в нем и сполз на ковер. Удар ногой в бедро вызвал новую волну боли и внезапную ярость: словно открылось второе дыхание.
— Стой!
Мой голос прозвучал неожиданно громко и твердо, занесенная для удара нога, зависла в воздухе. Опираясь ладонями в пол, сел, приложив усилие, я встал на ноги.
— Слушай меня, Зияд и ты Азиз, слушайте внимательно. Вы — два мерзких подонка, живущие и купающиеся в роскоши, вы — два лицемера, жрущие спиртное и насилующие девушек, я не боюсь вас и никогда не боялась. Вы родились богатыми, вы не знали бедности, у вас нет ни жалости, ни сочувствия, но одну вещь вы цените оба: свою жизнь. Клянусь вам, если вы меня не убьете сейчас, а продолжите избивать и унижать, я найду возможность вырваться и убью вас обоих. Если вам дорога ваша жизнь, просто убейте меня, избиение слабой девушки не сделает вас мужчинами, которыми вы не были до сих пор. Дайте мне нож, и я готова сразиться с любым из вас. Я полуживая, еле стою на ногах, вы крепкие здоровые мужчины, у меня нет шансов.
В комнате стало тихо, слышны были звуки на улице: все трое смотрели на меня как на сумасшедшую, а во взгляде Бадра читалось еще и восхищение. Зияд и Абдель-Азиз отошли в дальний угол комнаты и, перешептываясь, провели там минут пять. Видимо шок руководил моей тупой реакцией, но растерявшись я пытался просто юлить и тянуть время, говоря о схватке. Но мои слова приняли вполне серьезно.
— Ты хочешь сразиться на ножах до смерти? — уточнил Абдель-Азиз.
— Да, — мой ответ был лаконичен.
— Хорошо, твое желание будет исполнено, только будет это не здесь, а в моем дворце. Своим побегом ты нанесла мне обиду, значит, это мое право, убить тебя. — Он закончил свою речь и скомандовал Бадру: — В машину ее!
Придерживая меня одной рукой, чтобы я не упал, Бадр осторожно повел меня вниз по коридору во двор. «Не усвоил ты урок деда, Александр, — мысленно посетовал я, — все время играешь белыми и проигрываешь».
Глава 12
Идущие на смерть приветствуют тебя
Основной причиной возникновения гладиаторских игр являлся заимствованный у этрусков погребальный обряд, подобный древней борьбе сумо в Японии. Потенциальные жертвы человеческих жертвоприношений — не только рабы, но и свободные — должны были с мечами в руках сражаться около могилы, и, таким образом, погибал слабый, а сильный оставался в живых, вызывая восторг присутствующих. Многие рабы добровольно старались попасть в школу гладиаторов, так как, сражаясь на арене и завоевывая любовь публики, они могли заслужить себе свободу. Нередко рабы затевали драки между собой, чтобы таким образом показать свою силу перед хозяевами. В школе гладиаторов новичков ожидали суровые тренировки, многие не справлялись с тяжёлой нагрузкой. В 105 году до н. э. гладиаторские игры вводятся в число публичных зрелищ.
«Ave, Caesar, morituri te salutant», или «Славься, Цезарь, идущие на смерть приветствуют тебя», — так переводилась единственная фраза, которую я знал на латыни. И сейчас она назойливо крутилась в голове, пока я сидел на заднем сиденье внедорожника, куда меня впихнули между двумя охранниками Зияда. Бадр с принцами ехали во второй, впереди нас. Путь до дворца Абдель-Азиза занял около двадцати минут. О нашем приезде были предупреждены заранее: незнакомые охранники стояли навытяжку у поднятого шлагбаума. Мы въехали во двор и остановились у парадного подъезда.
— Бой будет, когда спадет полуденная жара, пока можешь отдохнуть и привести себя в порядок. Все необходимое тебе дадут, у тебя есть полдня, чтобы восстановиться, не хочу бить слабого противника.
С этими словами Абдель-Азиз ушел в дом, сопровождаемый Зиядом. Охранники и Бадр расположились в тени пальм, мне пришлось простоять на солнцепеке минут пятнадцать, прежде чем ко мне подошла незнакомая пожилая арабка в сопровождении дворецкого Фуада. Тот, не говоря ни слова, пристально посмотрел мне в глаза и неожиданно смачно плюнул мне под ноги, резко развернулся и ушел в дом.
— Что я ему сделала, почему он так поступил? — спросил я. Мы не пересекались с дворецким, при встрече я уважительно здоровался с ним, помня слова Сафии. И такая неприязненная реакция, словно я увел у него жену.
Арабка опасливо покосилась в сторону охранников под пальмами и убедившись, что нас не услышат и негромко сказала:
— После твоего побега господин велел пороть ремнем Сафию. Девушка попала в больницу. После выздоровления ее отошлют домой, а она приходится дальней родней нашему дворецкому. И охранников на воротах уволили без жалованья, — добавила она.
Воистину, я приношу людям несчастье. Хадижа убита, Сафия в больнице, кто еще из ставших мне близким не пострадал? Бадр? Ну он вроде и не близок мне, вечером меня убьют, в ином исходе боя сомневаться не приходилось. Меня, наверное, даже не похоронят, вывезут в пустыню, а через несколько дней падальщики и солнце оставят только кости на песке, которые впоследствии занесет тем же песком.
Женщина, настороженно смотря на меня, повела в знакомые апартаменты, бывшие моими до побега. Я отказался от ее помощи, попросив разыскать мою спортивную форму и кроссовки, сражаться и умирать лучше в своей одежде, да и удобнее она намного. Отпустив ее и так и не догадавшись спросить имя, которое, в принципе, не понадобится, я разделся и набрал воду в джакузи. Вспомнил слова про видеонаблюдение и, лежа в воде минут десять, я показывал факи в сторону возможной камеры. Пусть и слабое, но утешение.
Удивительное дело: после получасовой ванной я почувствовал приличный прилив сил. Если не считать синяков на лице и разбитых губ, ничего не напоминало о избиении. Мне прежде приходилось задумываться о двух вещах: что мне удивительно легко давались языки, я очень неплохо болтал по-арабски, английский был еще лучше, благодаря урокам Саида; вторым бонусом было реальное усиление моей выносливости и способности восстановиться. Даже во время бегства, когда меня поймали в пустыне, охранник до самого вертолета не мог отдышаться, я же восстановился через минуту.
Вытеревшись насухо, я прошел в комнату и попробовал сесть на шпагат: сел так легко, что Кабаева, наверное, подавилась слюной на Рублевке. Я вспомнил некоторые странности, на которые ранее не обращал внимание: я стал лучше видеть ночью, движения руки Зияда при оплеухах мне казались немного замедленными. Вспомнив кое-что из своего мужского прошлого, я провел десятисекундный бой с тенью: готов поклясться, ранее мне не удавалась такая скорость. У меня что, ускорилась реакция и регенерация? Но я же не ящерица, чтобы так происходило? А может, я превращаюсь в Халка? Я представил себе на минуту Халка женского пола с грудями размером с автомобиль. Улыбнуло.
Обед мне принесли ровно в полдень: все, что было на подносе, я смел за пару минут. Еще одна странность — такого аппетита у меня не было никогда. «Это, скорее всего, повышенный метаболизм на фоне стресса, — успокоил я себя, — вот почему меня вечно мучает чувство голода».
