…После беседы с вассалами я поднялся наверх, собрал всех женщин и, оставив на хозяйстве Найту с Ирланой, перевел на базу. Там познакомил с Сарджем, объяснил, что такое имплантация и для чего нужно оборудование, которое им установят, дождался, пока они улягутся в медкапсулы, и вернулся домой. Убивать время каким-нибудь делом. Прошел в кабинет, просмотрел принесенные приглашения, выслушал рассказ Амси о последних новостях, а когда начал обсуждать с Сарджем те дополнения, которые превратят нашу «полосу препятствий» в кошмар для учеников, ко мне постучалась Лана.
В ее эмоциях творился жуткий раздрай, поэтому я тут же отключил систему визуализации, попросил призрачных хозяев острова и базы исчезнуть, и разрешил лилии войти.
Девушка зашла, села в кресло, положила руки на бедра, посмотрела мне в глаза и вздохнула:
— Пока ты общался с вассалами, я поговорила с Вэйлью, и теперь не знаю, что делать…
— Что такого она тебе сказала?
— Что ты, сам того не понимая, относишься ко мне, как к девочке-подростку. А видишь во мне подростка лишь потому, что я сама веду себя, как ребенок.
— Я об этом не задумывался! — зная, что она слушает мои эмоции, честно сказал я. — Но я бы к ней, по крайней мере, прислушался: Вэйлька ошибается крайне редко.
— Все правильно и в этот раз: я и сама это чувствую! — вздохнула лилия. — В общем, я решила стать нужной. Такой же, как Майра, Тина или Стеша. Поэтому, пожалуйста, поручи мне какое-нибудь важное дело!
Снова услышав в ее эмоциях ревность к старшей лилии, я поморщился:
— Знаешь, почему я поручил делать презентацию именно Стеше?
Она полыхнула завистью, но удержала лицо и отрицательно помотала головой:
— Нет.
— Представь себе, что у меня есть два гонца, с которыми я могу отправить письмо, скажем, в Глевин. Оба молоды, выносливы и верны. Но один боится лошадей и ни разу не видел хейзеррцев, поэтому пойдет туда пешком, а на границе, увидев первого же рыжеволосого мужчину, будет долго размышлять, не повернуть ли ему обратно. А второму плевать, куда и на чем добираться — он жаждет быть полезным и гордится тем, что служит именно мне. Поэтому если я предложу ему лететь на орле и покажу насест с парой-тройкой этих птиц, он спросит лишь, которую из них седлать, и будет вне себя от счастья, когда поднимется выше облаков! Так и вы с ней: ты боишься всего нового, судорожно держишься за те представления о жизни, которые составила в детстве, и боишься принять правила, по которым мы живем. А Стеша уже отринула то, что мешало стать нашей, поэтому всем сердцем радуется любым странностям рода Эвис, делает именно то, что ей поручено, и с удовольствием использует для этого все те возможности, которые у нас есть.
Лилия опустила голову, вцепилась дрожащими пальчиками в поясок платьица и взмолилась:
— Поручи хоть что-нибудь и мне! Пожалуйста!!!
— Когда-то давно я объяснял Альке, что такое слепая вера. И сказал, что если я встану во дворе, Майра будет смотреть из окна третьего этажа, и я прикажу ей спрыгнуть вниз, то она выполнит этот приказ, не задумавшись ни на мгновение. В тот день Алька долго думала, а потом решила, что слепая вера не такая уж и плохая вещь. Ведь такой крик во время пожара позволит Майре спастись, а всех остальных убьют сомнения и страх. Логику поняла?
— Логику — да. Но к чему ты это сказал — не очень…
— Я хочу поручить тебе сразу два «самых важных дела». Первое: поверь, наконец, что никто из нас никогда не сделает тебе ничего плохого, и научись нам безоговорочно доверять. Чтобы все те возможности, которые ты уже увидела, и те, о которых еще не знаешь, могли усиливать всех без исключения, а в нашей защите не было слабых мест. И второе: прими душой, что наша семья — это одно целое. Ведь только так ты сможешь навсегда забыть, что такое зависть, обида и ревность, так как указательный палец не стесняется среднего, большой не обижается на мизинец, а безымянный не ревнует ко всем остальным…
— Ты слышишь все эти чувства⁈ — густо покраснев, спросила она.
Я кивнул.
Она подняла голову, посмотрела мне в глаза и облизала пересохшие губы:
— Я завидую, обижаюсь и ревную, потому что очень тебя люблю!
— Лан, всю любовь, которая во мне есть, я отдавал, отдаю и буду отдавать только семье. Ты же держишься в стороне. Делай выводы…
…Когда лилия ушла из моего кабинета, я связался с Найтой, попросил Дарующую посмотреть запись моего разговора с Ирланой и присмотреть за расстроенной девушкой, а сам посмотрел на часы и перешел на базу. Времени до конца имплантации оставалось не так уж и много, но тягостное чувство, оставшееся от разговора, действовало на нервы, поэтому я отправился в зал с тренажерами и пробежался по знакомой дорожке. Увы, выложиться до предела не получилось, ибо «противникам» все равно не хватало скорости, чтобы реагировать на мои атаки. Поэтому, «намекнув» Сарджу на то, что хотелось бы рубиться с чем-нибудь побыстрее, я вернулся в зал с медкапсулами. А когда крышки уползли в стену, выплеснул в любимых женщин все свои чувства.
Через пару секунд меня обожгло и жаром пробуждающегося Дара, и ответными выплесками. Потом мы от души пообнимались — я, Майра, Тина, Алька и Стеша получали удовольствие от близости, а Вэйлька проверяла состояние здоровья каждой из подруг. А когда Дарующая удостоверилась, что со всеми все в порядке, и дамы оделись, мы рванули домой. Готовиться к выезду в город.
Не очень радужное настроение Ланы отметили все. А, выяснив причину, незаметно вовлекли ее в процесс выбора нарядов. Правда, при первой же возможности мелкая выговорила мне за излишнюю жесткость разговора, а Майра, наоборот, похвалила, сказав, что девочка пришла к нам в семью лилией, а не единственной женой, и задолго до прихода знала о моем отношении к супругам. Вэйлька, Тина и Стеша не сказали ничего, ибо были согласны с Майрой, но при этом все равно сочувствовали Лане. А я слегка расстроился, почувствовав в привычной цельности семьи тоненькую трещинку.
Из дому выехали достаточно быстро. Я и инеевые кобылицы — верхом, а остальные в карете. По городу промчались с ветерком, почти нигде не задерживаясь. А когда повернули на Ореховую аллею и услышали надежду, сомнения и страх, обуревающие сознания сразу двадцати швей, собравшихся неподалеку от лавки мэтра Колина, настроились на работу.
У портного оказалось многолюдно, поэтому большая часть моих дам осталась в общем зале. А я, извинившись перед покупательницами за то, что не могу уделить каждой из них столько времени, сколько жажду, вместе с Вэйлькой и Стешей ушел во внутренние помещения.
Меньшицы мастера-портного, за последние несколько десятин успевшие и приодеться, и округлиться, и осунуться, встретили нас с нескрываемой радостью. А когда я сообщил, что им предстоит выбрать себе помощниц, недоуменно переглянулись. После меня заговорила Стеша — объяснила, каким, по ее мнению, должен быть правильно организованный процесс пошива элитной одежды, а чтобы ее мысль была понятнее, привела несколько примеров. Сообразив, что при таком подходе они смогут переложить на плечи помощниц самые однообразные и муторные операции, меньшицы Колина обрадовались. И тут же предложили несколько не очень понятных мне дополнений. В тонкостях этой профессии мы со Стешей разбирались как-то не особо, поэтому согласились, толком не вникая. Потом отправили единственную служанку Колина за толпой будущих помощниц, дождались их появления, и добрых минут сорок пять слушали те эмоции, которые в процессе испытаний ощущала каждая из женщин.
В итоге объединенными усилиями отобрали двенадцать человек. А когда расстроенные «лишние» удалились, я выдал счастливицам по две серебряка в счет будущей платы, сказал, что поручаю их заботам меньшиц Колина, и забрал портного с собой…
…Третья презентация, которую Стеша провела меньше, чем за сутки, понравилась мне куда меньше, чем предыдущие две. Зато Колин, Мирко и глава артельщиков по имени Осип потеряли дар речи. И хотя они представляли придуманное лилией не с помощью системы визуализации, а по куда менее красочным рисункам Амси, восторгов не скрывали. А Подкова, с нескрываемым уважением посмотрев на спокойную и уверенную в себе девушку, понимающе хмыкнул:
