Всё это Рэйвен узнал из докладов – его самого на похоронах не было, он искал убийцу.
– Никогда не верь экономке, – поучает М., и глаза у него становятся целиком чёрные, и текут по лицу багровые ручьи, и капает вода с мантии на ковёр. – Экономка – существо пропащее. А уж если она в тебя влюбится – пиши пропало, да…
Ему подсыпали снотворное, связали и скинули в реку. Рэйвен тогда тоже заподозрил экономку, молчаливую, нестарую ещё женщину, которая мечтала женить на себе хозяина, однако за убийством стояли куда более мощные силы, преследующие вполне определённую цель – подмять «ос» под себя. И они могли бы преуспеть, если бы не Иден.
Тогда – это было седьмое февраля – Рэйвен впервые увидел его в гневе и почти испугался.
Иден всегда был больше Эверсан, чем Валтер: светлый, лёгкий, бесконечно обаятельный, но тут он в одно мгновение стал как бездонный колодец в пещере – если бросить камень, то звука падения не дождёшься никогда, потому что дна и впрямь нет, а есть лишь тьма и холод, холод и тьма, которые пожирают всё.
– Я объясню, что делать, – сказал Иден, почти не глядя на него. – От тебя требуется лишь одно: не совершать ошибок. Надеюсь, ты справишься.
Рэйвена знобило весь вечер, а ночью и вовсе приснилось, что он в гробу… но, конечно, они справились.
На очистку «осиного гнезда» ушло больше года.
К следующему маю на власть Идена никто не посягал – не было дураков.
…иногда они приходят вдвоём, втроём, вчетвером, иногда – по целому десятку. Толпятся, проминают ковры, смотрят молча, без укора – да что там, вообще без чувств. Но от затхлого, сырого запаха дышать невозможно, и Рэйвен снова и снова зажигает бхаратские благовония, пока бледные лица с проваленными глазницами и раззявленными ртами становятся почти неразличимыми за клубами ароматного дыма. Лица, да… чудовищно искажённые, но всё ещё узнаваемые.
…Рики Твиддл, тридцать семь лет, умер от чахотки.
…Барнабас Пайн, сорок четыре года, оступился на мостовой и был затоптан лошадьми.
…Камилла Хармон, двадцать два года, заколота уличным грабителем, виновного не нашли.
…Оливер Стюарт, точный возраст неизвестен, умер в своей постели.
…Эсмонд Пэриш, тридцать два года, подавился рыбной костью на званом обеде.
…Бисли Худ, тридцать девять лет, повесился в своём доме.
Да, Рэйвен не совершал ошибок, выполняя указания Идена. Ни одной.
Одно время они почти не виделись. У Эверсанов настали тяжёлые дни. Несколько близких родственников и друзей умерли один за другим; потом жестокий рок дал им короткую передышку, когда Ноэми произвела на свет девочку, совершенно очаровательную. Но тут же семью настиг новый удар: следующий ребёнок умер при родах. Потом, как рассказывают, был скандал: леди Милдред заявила сыну, что устала хоронить близких, и что Ноэми слишком слаба для детей. Ноэми по слухам пыталась покончить с собой, её едва спасли; они с Иденом стали ночевать в разных спальнях. Со стороны это выглядело ужасно, и в светских кругах бродили сплетни одна другой отвратительнее…
Но Рэйвен не был слепым; он видел, как они любили друг друга, какими глазами Ноэми смотрела на мужа, как Иден держал её за руки, гладил по щеке, не смущаясь чужим присутствием. А потом Ноэми заболела, заболела страшно, и леди Милдред выхаживала её сама, выставив сына из дому и разогнав всех врачей. Было седьмое июня; стояла изнурительная жара. Иден сидел у Рэйвена в кабинете, но не мог ни читать, ни разговаривать, и дыхание у него было хриплое, рваное, похожее на всхлипы.
– Если со мной что-то случится, ты женишься на Виржинии, – произнёс он вдруг отчётливо, отняв ладони от лица.
Рэйвен почувствовал себя так, словно ему оплеуху отвесили.
– Ей четыре года.
Иден посмотрел исподлобья – тем холодным и тёмным взглядом, вселяющим сверхъестественный ужас.
– Многие помолвлены едва ли не с младенчества. Никого это не удивит.
– Она твоя дочь, Иден.
– Пообещай, что ты на ней женишься, если со мной что-то случится. Ты должен. Ты ведь мне друг?
В тот момент Рэйвен всем своим существом хотел ответить «нет». Но, конечно, не смог, он никогда не мог отказать Идену, только не ему. Ноэми тогда выздоровела, хотя сильно сдала, во многих смыслах; о помолвке объявили – не сразу, лишь когда смогли уговорить леди Милдред, которая была резко против, и одним Небесам ведомо, как Иден её убеждал… Рэйвен стал чаще бывать в доме Эверсанов, и каждый визит был так же тяжёл, как и радостен.
Иден всё больше отходил от дел.
Маленькая Виржиния с каждым месяцем всё меньше напоминала мать и сильнее походила на него. Рэйвена она называла дядей. Честно признаться, он не знал, как вести себя с нею, и испытал какую-то постыдную радость, когда на леди Милдред настояла на том, чтобы тайно отправить её в пансион имени святой Генриетты. Для Ноэми это стало ударом, ещё одним из многих, но она отчего-то не возражала – возможно, потому что обсуждала с мужем кое-какие дела и понимала, что девочке будет лучше вдали от столицы, под присмотром надёжных людей.
– Это всего на год, – с какой-то болезненной растерянностью повторял Иден, кругами расхаживая по библиотеке. Было седьмое мая; цвели розы, и на город наползали грозовые тучи. – Один год, чтобы разобраться с делами, а потом мы заберём её назад.
Год растянулся на шесть.
Каждый раз казалось, что скоро полегчает, но случалось то одно, то другое. Ноэми дважды пытались отравить. Пришлось сменить всю прислугу, отказаться от выездов в свет, ссылаясь на скверное здоровье… Иден справлялся, конечно, не было бы такого дела, с которым бы он не справился, но всё реже он приходил составить Рэйвену компанию – даже седьмого числа каждого месяца, в их особенный книжный день.
Зато приходили другие.
…Джон Уилл Томпсон, упал в собственном доме на каминную решётку.
…Ховард О’Дрисколл, поскользнулся на лестнице.
…Элиза Перкинс, отравилась лауданумом.
Иден тосковал по дочери, которая оставалась в пансионе, тосковал по Ноэми, практически переселившейся в особняк леди Милдред. Его кабинет становился похожим на склеп. Рэйвена это сводило с ума, пока он не нашёл выход – идеальный, устраивающий всех.
Уговаривать Идена пришлось ещё два года.
И ещё год – приучать «ос» к тому, что приказы теперь отдаёт другой человек.
Долгое время Рэйвен спал по четыре часа, ел не каждый день, но никогда он не был так счастлив. Виржиния, скромная и несколько поскучневшая, наконец надолго вернулась из пансиона, и её, «невесту», можно было навещать – раз в месяц, два, три, сколько получалось. В доме Эверсанов звучала музыка – Ноэми вспомнила о том, что раньше любила петь; Иден увлёкся детективами, даже вступил в переписку с одним литератором, сэром Игнасиусом Монро, и стал получать его книги первым – ещё до того, как они попадали на прилавки. Рэйвену он тоже заносил томик-другой – седьмого числа каждого месяца, по традиции, и они читали эти сыщицкие повести вместе, соревнуясь, кто первым угадает преступника. Иден снова стал смеяться и помолодел, кажется, лет на десять, а потом… потом всё снова изменилось.
…он заболел. Так утверждала леди Милдред, хотя она явно не открывала всей правды: ну полно, когда это глава Особой службы, пусть и бывший, считал бессонницу и переутомление вещами, вообще достойными упоминания? Тем не менее, выходы в свет снова прекратились, а Виржинию отправили в пансион – на несколько месяцев, как говорили.
Особняк Эверсанов сгорел в ночь на пятое февраля. Все обитатели погибли во сне. Идена и Ноэми нашли на втором этаже, под обрушенными потолками, рука об руку. Рэйвен примчался на пожарище тотчас, как узнал, но было уже поздно.
Седьмого февраля он заперся в библиотеке и ждал – целый день, до самой ночи.
Иден не пришёл.
Конечно, не пришёл.
Через несколько месяцев Рэйвен нашёл в себе силы признать, что он не придёт больше никогда.
…Спенсер, заколот ножом в подворотне.
…Перкинс, упал с моста в Эйвон.
