Нож был как раз швейцарским, но афишировать свои возможности в Европе Рославлев не хотел.
Разговор имел некоторые последствия. Добрейший и приятнейший человек, торгующий превосходным грузинским вином и коньяком, доложил о контакте. Сами по себе разговор и покупка ничего не значили, но старшего лейтенанта госбезопасности Собиева напряг подарок в виде иностранного перочинного ножика. Китайский, говорите? Интересно, откуда у товарища Александрова связи с Китаем? Ниточку стоило размотать. Конечно, самому Собиеву такое было не по возможностям, но сигнализировать в Москву - это дело совсем другое. Именно туда, ибо местным кадрам данный сотрудник не доверял, имея опыт. К тому же осетин Собиев не особо жаловал грузин вообще.
То, что имеет начало, имеет и конец. Именно эта древняя философская истина проявилась материальным образом через неделю, когда пришлось распрощаться с Кавказом вообще и горным озером Рица, в частности.
А в Москве накапливались события. Точнее, информация о таковых - ибо не все они случились в столице СССР.
Первое случилось в заведении, которое про себя Рославлев обзывал 'курчатником'. Бомба была готова к испытаниям.
Именно об этом докладывал наркому внутренних дел лично Игорь Васильевич. При докладе присутствовал хорошо знакомый главатомщику СССР товарищ Александров. Он же и первым принялся задавать вопросы. При этом он поминутно сверялся со своими записями, которые почему-то не показывал.
- Игорь Васильевич, какой, вы сказали, общий вес изделия?
- Шесть тонн, круглым счетом.
- Габариты... спасибо, сейчас гляну... очень хорошо. Масса активного вещества?
Даже на совещании, где по определению не могло быть посторонних, Рославлев блюл осторожность.
Курчатов чуть-чуть промедлил. Это было замечено.
- Спасибо тем вычислительным мощностям, которые вы нам передали. Нам удалось просчитать улучшенную конфигурацию по сравнению с исходными документами... вот цифры. Но на всякий случай мы создали запас... взгляните.
- Лаврентий Павлович, ваш черед спрашивать.
Берия в теоретической и экспериментальной физике откровенно плавал. Или даже тонул. Но в людях он разбираться и сам умел, и команда для этого также имелась.
- Игорь Васильевич, хотелось бы видеть список тех, кто принимал участие. Также особо стоит выделить тех, кто будет испытывать.
Курчатов мгновенно понял: речь идет не о том, чтобы награждать - тем более, что любое телодвижение в эту сторону имело смысл лишь по успешном завершении испытаний. Но приказ есть приказ, к тому же предвиденный. Из портфеля появился список. Берия очень быстро проглядел листы.
- Игорь Васильевич, - по голосу наркома даже самый опытный соратник не смог бы угадать, гневается ли этот могущественный человек или, наоборот, весьма доволен, - вижу, вы внесли туда Льва Давидовича?
- Разумеется, - с полнейшей уверенностью в голосе отвечал Курчатов, - он оказал большую помощь в теории.
- Также, - продолжил Берия столь же индифферентно, - вот тут вижу Эсфирь Марковну Эпштейн.
Курчатов за своих людей был готов биться насмерть:
- Она принесла огромную пользу, ускорив все расчеты. Далее: пусть товарищ Эпштейн не столь сильна в физике, как, скажем, Юлий Борисович, но все же соответствующий курс в университете прослушала. Делая чисто вычислительную работу, она также давала дельные советы в части расчетных методов. Наконец, она учила персонал обращению с вычислительной техникой. И научила больше десятка. Яков Борисович на нее нахвалиться не мог.
На этот раз Берия выказал доброжелательность.
- Благодарю за работу, Игорь Васильевич. Если возникнут какие-либо нужды, не разрешаемые обычными способами, прошу обращаться.
Курчатов уже подумал, что прием окончен, но ошибся.
- Лаврентий Павлович и вы, Игорь Васильевич, если не возражаете, я посещу вашу организацию в ближайшее время. Считаю нужным поблагодарить всех участников, соберите собрание в актовом зале. Но прежде хочу поглядеть на само изделие, а также взять копии некоторой документации по нему. Вот список.
Ученый бросил лишь короткий взгляд на наркома и сразу догадался, что тот понял нечто, о чем он, Курчатов, пока что понятия не имел. Но ответ был ожидаемым:
- Разумеется, Сергей Васильевич. Назначьте время, и я выпишу вам пропуск. Копии мы сделаем.
- Тогда завтра в восемнадцать часов.
Время выбиралось не случайно. Как раз тогда рабочие часы заканчивались.
У главной проходной атомного заведения нарисовалось двое. Один был хорошо знакомый многим седой коринженер, вторым был охранник в звании сержанта госбезопасности. Этот второй тащил приличного размера чемоданы.
После улаживания всех пропускных вопросов Курчатов лично повел этих двоих к себе в кабинет.
- Вот документы, что вы хотели.
Товарищ Александров листал документы, хмыкал, иногда чуть задерживался взглядом. Потом часть листов и папок укладывалась в чемодан.
- Через сколько дней испытание?
- Изделие везем поездом. И подготовка... Если не случится чего-то... э-э-э... неординарного, то две недели. Но, Сергей Васильевич, еще не менее недели на обработку результатов.
- Вы не вполне правы, Игорь Васильевич. Да, обработка нужна и даже необходима, тут я вас поддерживаю. Но для вышестоящих товарищей важно знать, прошло ли это дело со значимым результатом, или... короче, жду от вас предварительных данных. Ну и Лаврентий Павлович тоже в нетерпении. Послание может быть таким: 'Ребенок здоровый зпт доктор выпишет через три дня' - вы же не усматриваете что-то этакое в подобных словах, верно? Это лишь пример, как понимаете. Фразы подобного содержания можно слать по телеграфу. Так что вот вам предложения.
Курчатов пробежал глазами лист и усмехнулся.
- Ишь ты. Принято, Сергей Васильевич, так и сделаем. А теперь идемте в хранилище.
Изделие не впечатляло изысканностью форм и тщательностью отделки. Скорее подошло бы название 'грубая работа'. Правда, снаружи краска была нанесена тщательно. Но она не могла скрыть следы и основных швов, и подварок. Все это размещалось за бронированным стеклом едва ли двадцать сантиметров в поперечнике. Александров почему-то поджал губы, прищурился, негромко произнес: 'Гм...' и уже в полный голос:
- Я увидел достаточно, товарищи. Что ж, идем в актовый зал.
Сержант-охранник уже находился там и успел взгромоздить чемодан на стол.
Вступительное слово было кратким:
- Товарищи, вы проделали огромную работу. Замечательную работу. Она не закончена, это так, но уж один этап пройден. Так что предлагаю это отметить.
Тут крышка откинулась. По каким-то причинам чемодан лег так, чтобы внутренность его была видна только самому коринженеру. И оттуда пошли одна за одной бутылки. По залу прокатился гул.
- Грузинское вино, - самым деловым голосом заявил высокий чин из органов, - самое лучшее подбирал. Мужчинам рекомендую красное, женщинам - белое. Ну и розовое.
Энтузиазм поднялся высоко, но не настолько, чтобы затмить прагматические соображения:
- Матвей, у тебя штопор есть?
- Это также от меня.
- А как же закуска?
- Вот сыр разных сортов. А вот небьющиеся стаканчики.
- И в самом деле не бьются? А попробовать?
Любознательный сотрудник быстро убедился, что емкости изготовлены из какой-то прозрачной пластической массы.
Сразу с нескольких направлений прозвучало сакраментальное:
- Наливай!!!
- Мне совсем немного, - трусливо пискнула товарищ системный администратор. Она все еще стеснялась, ибо тут речь шла явно не о расчетах и выводе на печать.
- Это что за сыр?
- Я знаю! Чанахи называется.
- А этот - сулугуни.
- Хлебушка бы закусить...
- Чего нет, того нет. Но есть лаваш. Вот.
- А чем отличается? Тоже вроде как белый?
И решительно никто из празднующих не задался вопросом: а как множество бутылок и закусок просто уместилось в этом пусть даже большом чемодане?
Расчеты были обоснованными и продуманными. Сотрудники Адмиралтейства не зря ели свой хлеб. Кстати, их норма по карточкам была щедрой.
