В дверь постучали, легко и нетерпеливо. Так стучат, когда точно знают, что хозяева наверняка ждут гостей: давайте, давайте, дверь нараспашку, несите полотенце и стакан, погода собачья, негоже держать на пороге доброго человека!
«Юск? Да ну, с чего бы это ему ломиться с чёрного хода? Он бы через парадную, а потом... Хотя, может, он уже накидался как плотник, и хочет пообщаться? Хм, почему бы и нет? А если это поздний посетитель? С флюсом, острой болью и вот этим всем? Да нет, чушь – такой визитёр ломанулся бы в двери под вывеской... Хрен с ним, сейчас узнаем...»
Фигаро отодвинул надёжный стальной засов, вытащил из паза цепочку, и открыл дверь.
На пороге стоял мужчина лет пятидесяти, в широкополой шляпе с пером, модном кремовом плаще и сапогах со шпорами. Чем-то посетитель напоминал мушкетера, оставившего военную службу, но не дуэли: лихо закрученные усы, бородка клинышком, волевой подбородок и глубокие карие глаза, в которых плясали весёлые чёртики. В руке у мужчины была трость – тяжёлая черная палка с набалдашником в виде львиной головы, и по тому, как поздний посетитель держал её в руке, чувствовалось, что трость – отнюдь не просто красивая игрушка, а ножны, в которых таится скрытое лезвие, или палочка-концентратор (от усача ощутимо веяло колдовством).
- Чем могу? – Следователь приподнял бровь, пытаясь сходу определить, что за заклятье висит на «мушкетёре». Это у него неожиданно получилось: заклинаний было два: «зонтик» – лёгкий кинетический купол, защищавший позднего гостя от дождя, и Фазовый Стробоскопический Щит (творение великого Ангазара, высшая школа сопромага).
- Могу я видеть почтенного господина Фигаро, следователя? – осведомился усач бархатным баритоном, растопившим, должно быть, не одно женское сердечко.
Следователь кивнул.
- Перед вами. Да вы заходите, заходите. Погода нынче дрянская... Вы к господину Юску?
- Нет, – «мушкетёр» широко улыбнулся, – я к вам.
Фигаро нахмурился.
Проблема была в том, что он знал стоявшего перед ним человека. Знал, но никак не мог вспомнить, где и когда...
- Господин следователь, – усач окинул Фигаро крайне озабоченным взглядом, – а вы не подскажете, сколько вы весите?
- Эм-м-м-м... – Брови следователя полезли на лоб. – Эм-м-м... Ну, где-то пудов шесть... наверное. Я давно не... Так, стоп. А вы с какой целью...
Вместо ответа «мушкетёр» достал из кармана маленькую баночку, быстро отвинтил жестяную крышку, и высыпал на ладонь немного белого порошка, который, ехидно ухмыльнувшись, резко сдул c ладони прямо в направлении следовательского носа.
- А..! А-а-а! А-а-а-а-апчхи!! Как… Какого!.. Да что вы...
- Аха-ха-ха-ха-ха, ой, не могу! Ой, держите меня семеро, я сейчас лопну! Ох, мои рёбра! Ай, ну и вы и дубина, Фигаро! Ну и колода! Два раза на один и тот же… па-х-х-х-х-а-а-а-аха-ха!
- Это что, сахарная пудра?! Хм... Да, она самая... Вы что... Вы чего... Стоп. Минутку…
-…
АРТУР?!?
- ...и потом на перекладных добрался до Верхнего Тудыма. Вот такое путешествие от Столицы в вашу глушь. Почему не блиц-порталом? Потому что не хочу! Хочу ездить на лошадях! Плавать на пароходах! Летать на демонах! Кататься в прокуренных плацкартах!.. Ладно, с плацкартами это я перегнул, пожалуй. Но! Я хочу жить, Фигаро, понимаете? Жить! Ух, как же это здорово: вновь обрести живое человеческое тело!
Артур-Зигфрид Медичи, он же Мерлин Первый, основатель Классической школы колдовства, председатель Верховного Совета Белой Башни, глава Колдовского Квадриптиха и прочая и прочая сидел в кресле напротив письменного стола, пил сок из высокого стакана, курил сигару и, оживлённо жестикулируя, без умолку болтал, точно легкомысленная вдовушка на светском рауте. Плащ колдуна сам собой приземлился на хмуро скрипнувший скелет-деревяшку, туда же, на белёную черепушку аккуратно спланировала шляпа, а на полу непонятно откуда организовалась целая кипа дорожных чемоданов: дорогих кожаных пузанов с позолоченными ручками, кодовыми механическими замочками и защитными печатями – от воров, от сглаза и от колдовского досмотра. Хотя Фигаро и так знал, что там внутри: носки, книги, кошельки с золотом, шоколадные батончики и куча запрещённой алхимии: яды, взрывчатка и немного по мелочи.
- А вы, Фигаро, отменную комнату сняли, я вам скажу! Шикарную! Просто закачаешься! И морг, и операционная, и кабинет, и спальня – класс! Беру назад всё, что я говорил о вашем вкусе, точнее, о полном отсутствии у вас такового. Я прямо как в Башне себя чувствую; всё такое родное, уютное... Вот только с освещением тут плохо. Я люблю, чтобы ярко. Сейчас... – Артур, дирижируя указательными пальцами, принялся зажигать под потолком колдовские огни, льющие мягкое сияние похожее на солнечное. – Вот. Так-то лучше. Осенью и зимой человеку не хватает, в первую очередь, света. Отсюда хандра, нервические расстройства и бледная немочь. Это во-первых. Во-вторых, человеку в такую погоду не хватает хорошей компании. Поэтому я решил направиться к вам сразу по прибытии. Ну и, разумеется, не мог же я завалиться в гости с пустыми руками! У меня тут гостинцы из Башни: вот вино – пятьсот лет выдержки, между прочим – вот консервы: мясо омаров, лосось и, кажется, какой-то осьминог, тут коробки с печеньем, а в этих жестянках табак – вы такого точно не пробовали... Ну-ка, уберите на столе... Хотя стоп, лучше я сам. – Колдун взмахнул рукавом (под плащом у Артура оказался зелёный камзол с кучей маленьких и больших кармашков; было совершенно невозможно определить, снял ли его Зигфрид-Медичи с мёртвого лесоруба, приваленного сосной, или это последний писк моды от мадам Воронцовой) и все книги и бумаги следователя, поднявшись в воздух, аккуратно сложились в стопку на полке в углу. – Да, так гораздо лучше... Ну, тащите посуду, чего ждёте? Или мне её из воздуха делать?
- И сделаете. Ничего с вами не случится, не перенапряжётесь. Вы же Мерлин Первый – чай не хвост собачий! А то я так и не понял, где Юск держит посуду. Ну, то есть, по логике, где-то на кухне, но мне сейчас вот совсем неохота её искать. Хочу выпить. Хочу курить! И не хочу никуда идти и ни о чём думать. – Следователь схватился за голову. – У меня башка раскалывается, хандра, работа эта дурацкая, и тут вы как снег на голову. Ну, нет, всё, на сегодня приём окончен. Наливайте! И объясните на милость, какого чёрта вы выглядите на пятьдесят лет? Вы что, не могли сделать себе тело двадцатилетнего?
- Мог бы. – Мерлин хлопнул пробкой, тут же соткав из пустоты пару великолепных бокалов тончайшего стекла. – Но не стал, и тому есть причины. Во-первых, – в бокалы, булькая, полилась густая, тёмная, почти чёрная жидкость – эфирный каркас тела окончательно формируется как раз к пятидесяти годам. Для колдунов это возраст расцвета. А во-вторых... Ну не чувствую я себя на двадцать, Фигаро! Не чувствую, и не хочу опять становиться безбородым хлыщом! А то будет как в той сказке... ну, вы, наверное, помните...
- Вот идёт молодой дурак, – процитировал следователь, принимая из рук Артура бокал. – Не сумел он прожить жизнь с толком, и решил начать жить сначала... М-м-м-м, а запах хорош. Это Мерло?
- Ну-у-у-у... Сложно сказать. Этот виноград, однозначно был потомком нынешнего сорта Мерло, тут вы угадали. Но он давно исчез с лица земли: селекция и естественные мутации плюс изменения климата. Когда мы с вами допьём эти бутылки, то больше такого вина не будет никогда.
- Ну и шут с ним. – Фигаро пожал плечами, ещё раз понюхал вино, пригубил тёмную жидкость, покатал на языке и проглотил. – Сегодняшний день тоже никогда уже не настанет, что ж с того?.. И да: пил я вина и получше, чем ваше пятисотлетнее. Суховато, чересчур терпкое, как по мне, да и послевкусие бледновато.
Артур захохотал.
Древний колдун трясся от хохота так, что умудрился пролить немного «уникального пятисотлетнего» себе на камзол. Он кряхтел, перхал и хрюкал, то успокаиваясь, то вновь срываясь на смех, колотил ладонью по столешнице и даже, кажется, икал.
