Глава 15
Машину я угнал тут же, рядом, прямо через дорогу. Варварски выворотил капот, подключился через личный порт и загрузил эксплойт. Благо, у меня была такая возможность. Тачка завелась, я уселся за руль и поехал вперёд по дороге на геометку, которую для меня скинул Отец.
Ощущение было странное. Ко мне постепенно приходило осознание, что мое пребывание в аду подходит к концу. Я понятия не имею, чем оно все должно закончиться, но с учётом того, каких врагов я нажил, последствия для меня будут плачевными.
И у меня появилось ощущение, что меня преследует какой‑то злой рок. Словно меня ведёт судьба, иначе не скажешь. Галлюцинация Крисси говорила, что судьбы нет, что Бог дал нам свободу выбора и мы поступаем в соответствии с нашей волей. И тут воля не в том смысле, что она позволяет мне вырывать и поглощать души демонов, нет, совсем в другом. Имеется в виду именно свобода, свобода в принятии решений.
Ну и что же я успел наделать в аду? Вырвался из котла. Ну не совсем из котла, меня собирались распять на скале в Долине Одиночества. Наверняка не на всю вечность, потом меня перевели в какое‑нибудь другое место. К любым пыткам можно адаптироваться, и их периодически меняют. И работал бы я, не батарейкой, а генератором, производил бы эссенцию мук, на которой работает все в аду. Так что, наверное, мой бунт, то, что убил своих мучителей, это хорошо и правильно. Проявил свою волю.
Но что потом? Я сразу же подписал контракт с корпорацией. Потому что поверил, что я смогу выжить только под чьим‑то крылом. И это я, который почти всегда работал в одиночку, без чьей‑либо поддержки. Принял на себя это ярмо, стал тем, кого раньше презирал. Пеоном, наемником, которые работают на корпорации. Пеон никогда не признается, что он пеон, такого попросту не случится, потому что после этого его рано или поздно найдут в переулке с парой пуль в башке.
А дальше все завертелось. Я стал убивать демонов, угрожать им, вел себя, как типичный борзый наймит. Отправился в клуб, где взял на себя задание и впервые столкнулся с сектой. Из той стычки вышел победителем.
А то, что было дальше. Розыск и освобождение пленных инспекторов, перевод в столицу, покушение на меня, неудачная попытка предотвратить покушение на корпората, переход в агенты‑изгои.
Кара. Это часть моего прошлого, то, что преследует меня и будет преследовать всегда. Кто‑то из убитых мной так или иначе будет пытаться добраться до меня тут, в аду. То же самое ждёт меня на Земле, даже если мне удастся вырваться. Убийство верхушки медиа‑корпорации и олигарха Темноводова – это попытка спастись, избежать преследования. И чем оно закончилось?
Хотя в обоих случаях была замешана и банальная месть. Как про нее говорят? Блюдо, которое надо подавать холодным. Но я всегда подавал его с пылу с жару и действовал с горячей головой. Может быть, следовало попуститься?
Возможно, нужно было отказаться от мести. Нет, это далеко не то же самое, что подставить вторую щеку. Тебе в спину кричат плохие слова, угрожают тебя убить, а ты просто берешь, разворачиваешься и уходишь.
Зависела ли моя жизнь от того, убью я Темноводова или нет? С одной стороны, он никогда не прекратил бы преследования. Только вот чем в конечном итоге все закончилось? Я ведь не могу сказать, что сделал недостаточно. Я каждый раз выкладываюсь по полной. До надорванных мышц, до скрипа зубов, до надломов в психике.
Надломы в психике. Душевные травмы остаются с нами до конца, а у меня все это началось с детства. У меня не было отца, и все бы ничего, его не было у половины моих друзей, в районе, где я рос, мужики частенько не доживали до рождения сыновей. Только вот вопрос в том, как вела себя мать. А она вечно шпыняла меня по этому поводу, вечно твердила о том, что я весь в отца, что просираю все возможности, которые дает мне жизнь. Иронично то, что она сама моего отца не знала, ей меня отдал наемник, один из тех, что выкрали меня из лабораторий Биотики. Если бы они знали, кто из меня потом вырастет.
Но мы не можем оправдывать свои действия душевными травмами. Да, они влияют, но конкретные решения мы принимаем сами. Так же, как нельзя оправдывать свое поведение моим происхождением, лишней У‑хромосомой, гормональным фоном и особенностями работы мозга. Это только побочные эффекты. Ангелина в этом плане была права.
Нет, сомневаюсь, что я мог бы стать садовником, выращивать цветы. Или работать в аптеке пять через два по четырнадцать часов. Или делать ещё что‑нибудь такое.
Я мог бы пойти, скажем, в полицию. Попасть в полицейский спецназ, думаю, что тесты прошел бы очень легко. И охранял бы закон, пока кто‑то из коррумпированных коллег не всадил бы пулю мне в спину. Проблема в том, что я не верю в закон.
Я мог бы пойти в армию, расти по карьерной лестнице. Возможно, получить образование, стать офицером, а потом подняться и до штабной должности. Проблема только в том, что я не верю в государство.
Я мог бы закончить вуз. Я мог бы, мог бы, мог бы…
История жизни не терпит сослагательного наклонения. Мы те, кто мы есть, и с этим ничего не поделать.
Я вдруг остановил машину на обочине, закрыл лицо руками. Нет, я так больше не могу. Честно, больше не могу. Я не могу больше рисковать своей шкурой, не могу носиться туда‑сюда и убивать. Людей, демонов, не так уж и важно.
Всю свою карьеру наемника я не испытывал никаких колебаний. Я убивал тех, на кого мне показывали пальцем, убивал тех, кто подвернулся мне под руку. Я отправил в ад не меньше двух‑трёх сотен людей, просто оборвал их нити жизни, мимоходом, будто это ничего для меня не значило.
Я ничего не создал. Я не зачал и не вырастил ребенка, не построил дом, даже сраное дерево не посадил. Я жил для себя, исключительно так, как мне хотелось.
Возможно, я убеждал себя в том, что живу для других. Что та история с двумя башнями была для людей, что я предотвратил попадание в рабство. Но на самом деле мы все рабы. И даже зомби, которых я убивал во время Проекта Зомбицид. А чем мы от них отличаемся в общем‑то? Мы ведемся на рекламу, мы бездумно листаем ленты. Мы завидуем: у Паши машина лучше, Олег накопил на собственную квартиру, а у Миши здоровенный хрен. Каким‑то совсем низменным вещам завидуем. Разве не так?
Человек должен стремиться к созиданию. Человек должен мечтать о невозможном. Речь даже не о космосе, космос – это идея, которую использовали для повышения своего престижа Советские власти. Это огромный обман. Все наработки, которые получили во время разработок космических программ, можно было получить и на Земле, если мыслить хоть немного нестандартно.
Нет. Я жил для себя. И меня вдруг накрыло отчаяние.
Я вытащил пистолет из кобуры, снял его с предохранителя и взвел курок. А потом вставил ствол себе в рот, направил вверх, чтобы пуля пробила небо, чтобы вынесла мне мозг вверх. Хрупкие кости не станут преградой для калибра пять и семь, останется аккуратная дырочка. Умри молодым, оставь после себя красивый труп. Впрочем, он все равно через какое‑то время исчезнет, в аду они не остаются.
Вкус пороха, я недавно стрелял из него. Вкус пластика напрочь искусственного, и стали, наоборот, настоящей, монолитной, монументальной. Нажми на спуск.
«Путь слабых».
Человек слаб. Не бывает сильных людей.
«Сдаешься?»
Перед глазами всплыло лицо. Ангелина. Выбраться из ада и забрать ее с собой. Обеспечить нам интересную жизнь. Мне есть ради чего жить. Но как же это трудно, черт подери.
Я вытащил пистолет изо рта, отложил его на сиденье. Может быть, помолиться? Да, говорят, что в этом и главное наказание в аду, что здесь нет Бога, он тут просто отсутствует. Но, может быть, он услышит? Может быть, поможет, придаст мне сил?
Я открыл рот, закрыл. Не помню ни одной молитвы, никогда этим не занимался. Хотя… В детстве мама учила со мной одну, как она говорила, самую простую и важную.
