Я молча кивнул. Иногда Виктор был на удивление суеверен. Но я поддерживал его в том, что о своих планах следует помалкивать до последнего. Меньше шансов, что кто-нибудь решит их нарушить.
Вик снова плеснул в бокалы немного шампанского — вообще, «раздавить» бутылку было чисто символическим жестом и традицией. У нас в семье, да и не только в нашей, было принято «обмывать» дорогие покупки. А я что? С меня не убудет.
— Ну, за твою зверюгу, — Вик поднял бокал. — Надеюсь, ты ее укротишь.
— Ее?
— Ее, конечно. Твоя машина точно «девочка». Точнее, эффектная красотка, знающая себе цену. У техники есть душа, Леша. И характер. Пусть это и звучит дико, но я в этом убежден. И готов поспорить, что с ней вам еще придется притереться друг к другу…
Вик замолчал, когда заметил, что я смотрел в сторону крыльца. Мы стояли во внутреннем дворе возле парковки, и я увидел, что двери распахнулись, и на улицу выбежала Яна. Озираясь по сторонам, она увидела нас и замахала рукой.
— Ваша светлость! Виктор Иоаннович! Алексей Иоаннович!
Мы опустили бокалы.
— В чем дело, Яна?
— У нас неожиданный гость… Полагаю, вам стоит подняться в дом.
— Кто явился? — Раздраженно спросит брат, выплеснув остатки шампанского из бокала.
— Генерал-лейтенант Шереметева.
Мы с Виктором переглянулись.
— По твою душу? — тихо спросил брат.
Я пожал плечами.
— Да я вроде не косячил… Идем, узнаем.
Мы направились в гостиную, где уже находилась мать, светлейшая княгиня Анна Николаевна. Она сидела на краю дивана, излучая привычные достоинство и спокойствие. Едва мы вошли, она мягко посмотрела на нас и кивнула в сторону лестницы.
— Татьяна, поднимись наверх, пожалуйста, — сказала она младшей сестре. — Нам нужно поговорить с нашей гостьей.
— Конечно, матушка. — Сестра чуть поклонилась Шереметевой. — Была рада встрече, ваше превосходительство.
Бросив на нас короткий, но полный любопытства взгляд, полный любопытства, сестрица удалилась. А через несколько мгновений в гостиную вошёл отец. Лишь одного его взгляда хватило, чтобы понять — он не собирался проявлять гостеприимство.
— Лариса Георгиевна, — произнёс отец, приветствуя гостью с лёгким поклоном. — Чем обязан столь неожиданному визиту? Очевидно, это нечто важное, раз вы не сочли нужным предупредить нас.
Шереметева, невозмутимая и уверенная, слегка склонила голову:
— Прошу прощения за вторжение, Иоанн Карлович, Анна Николаевна. Но дело действительно неотложное.
— Тогда, прошу, проходите, — сказала мать, указывая на кресло. — Располагайтесь, Лариса Георгиевна. Хотите чаю?
Генерал-лейтенант отказалась, и на миг в комнате повисла тишина. Но мы все заметили её тревогу. Обычно железная и холодная, сегодня она едва скрывала эмоции. Отец не смог удержаться от саркастического тона:
— Вы говорите, что дело неотложное. Неужели ваши подчинённые не справляются? Или Спецкорпус решил вновь обратиться к Николаевым за помощью? Может быть, вам недостаточно предоставленных нами знаний об аномалиях?
На мгновение в глазах Шереметевой промелькнула ярость, но в следующий миг она сменилась сожалением. Моя начальница покачала головой.
— Сегодня я пришла не как глава Спецкорпуса, — произнесла она. — Это частный визит. Боюсь, мне нужна ваша помощь, Анна Николаевна.
Мы с Виктором переглянулись, предвкушая бурю. Я знал, что у отца все кипело внутри — он не смог и не захотел простить Шереметевой то, что почти шестнадцать лет назад она поставила под угрозу всю нашу семью.
— Лариса Георгиевна, — голос отца был одновременно вкрадчивым и угрожающим, — вы действительно считаете уместным просить помощи у нас? После всего, что было.
Шереметева коротко кивнула.
— Будь у меня другой вариант, поверьте, я бы не стала вас беспокоить.
Отец резко нахмурился, собираясь что-то сказать, но мать мягко положила руку ему на плечо.
— Лариса Георгиевна, мы вас слушаем, — произнесла она.
Я решил вмешаться:
— Ваше превосходительство, этот визит как-то связан с адъютантом Боде?
Шереметева посмотрела на меня с удивлением, но кивнула. Она медленно вытащила из-за пазухи конверт, но не спешила передавать его.
— Да. Анна Николаевна, я вынуждена просить о вашем личном заступничестве перед великим князем и министром внутренних дел Кутайсовым. Я прошу не за себя, а за своего адъютанта. Михаила Сергеевича Боде хотят отправить под трибунал, и это решение преждевременно. Несправедливый приговор разрушит не только его карьеру, но и жизнь.
Отец хмыкнул:
— Судьба, видимо, всё же существует. Спустя столько лет карма настигла вашего протеже. Лариса Георгиевна, на вас какое-то проклятье. Все ваши адъютанты идут под суд…
— Не все, — вмешался я. — Кочергин, Васильев и Щукин живы, здравствуют и исправно добавляют звезды на погоны.
Шереметева молча выслушивала уколы отца, даже не пытаясь спорить и оправдываться. Сейчас я совершенно не узнавал эту женщину. Передо мной была именно что женщина в генеральском кителе, а не глава Спецкорпуса.
Матушка жестом попросила отца дать ей сказать. Она подалась вперед и внимательно посмотрела в глаза гостье.
— Лариса Георгиевна, я больше не являюсь членом Императорского дома, и поэтому не могу обещать, что смогу решить эту проблему. Однако, думаю, я найду способ настоять на более детальном расследовании.
— Но сначала нам нужно понимать, во что вы нас втягиваете, ваше превосходительство, — сказал я, шагнув к начальнице. — Объясните, почему вы так защищаете именно Боде?
Шереметева печально усмехнулась и подняла глаза на мою матушку.
— Во-первых, — начала она, выдержав паузу, — потому что я не считаю его виновным. И у меня есть основания это предполагать. А во-вторых… Потому что Михаил Сергеевич Боде — мой родной сын.
Алекс Хай
Светлейший-8. Зимние интриги
Глава 1
Молчание, которое последовало за словами Шереметевой, можно было сравнить с тишиной после удара грома. Все замерли, глядя на неё в полнейшем недоумении. Даже отец, обычно столь умело скрывающий эмоции, не смог сдержать удивления. Его брови резко взметнулись вверх, а взгляд стал ледяным.
— Ваш сын? — переспросил он, прищурившись, словно пытался увидеть в её лице какие-то признаки лжи. — Как это понимать, Лариса Георгиевна? Вы никогда не были замужем.
Как-как, отец? Дурное дело не хитрое, как говорится. Не мне объяснять отцу троих детей, откуда они берутся.
Шереметева встретила его взгляд спокойно, хотя её глаза были полны усталости. Она вздохнула и отвела взгляд, словно собиралась с мыслями.
— Всё именно так, как я сказала. Михаил — мой сын. Его отцом был человек… Непримечательный для истории. К тому же его уже давно нет в живых, — её голос дрогнул, но она быстро взяла себя в руки. — Я знала, что если правда откроется, то моя карьера закончится, а жизнь моего ребенка будет сломана. Поэтому я приняла решение передать его на воспитание дальним родственникам — роду Боде. Он носит их фамилию, воспитывался в их семье как родной сын и считает именно Боде своей семьей. Я всего лишь крестная.
Матушка подняла руку, как бы прося всех сохранять спокойствие.
— Лариса Георгиевна, — мягко сказала она, — если вы решили раскрыть эту тайну сейчас, тем более нам, значит, ситуация действительно критическая. Мы должны знать как можно больше.
Шереметева кивнула и продолжила, стараясь говорить как можно более ровным голосом:
— Когда Михаил подрос, я помогла ему поступить на службу. Это был мой способ быть рядом, хоть и в профессиональной роли. Да, возможно, я поступила эгоистично, но другого ребёнка у меня никогда не будет. А теперь его обвиняют в государственной измене. Но я не верю в его дурные намерения и подозреваю, что его подставили.
— Государственная измена? — выдохнул Виктор. — Это же… Это смертный приговор. Или вечная ссылка на Чукотку. В лучшем случае…
