Я обратил внимание на толстый слой макияжа, украшающий ее лицо.
— Томить не буду, дела мои не очень, — начала она. Я распахнул глаза.
— Не перебивай пока, — попросила лисичка. — Скорее всего, дело в пятом хвосте. Он очень тяжело прорастает, я постоянно чувствую себя чудовищно разбитой. Голова не своя, мозг не соображает.
Я погладил ее по щеке.
— Уэно, дело не в тебе. Это воздействие некроэнергии. Ты нахваталась от меня слишком много. Все, кто был со мной на каникулах в России, наелись этой дряни. Я сам не знал.
— Что же, как случилось — так случилось. В любом случае семья решила, что мне срочно нужно восстановление. Горный воздух, медитации и спокойная пища. Никакой городской суеты и современных искушений. Они хотят отправить меня в святилище Инари на соседнем острове.
— А ты сама чего хочешь?
Она помолчала с полминуты.
— Я хочу выздороветь. До нашего разговора я просто думала, что какое-то время поживу при храме, исцелюсь и вернусь. Однако раз ты говоришь, что дело в некроэнергии… давай начистоту, Ко-тян. Я тебе не ровня. Я не могу вынести твою ауру. И еще долгие лета должны пройти, чтобы я смогла.
Она взяла меня за руку. Я окинул нежным взглядом ее прическу, с сожалением отмечая седеющие волоски. Моя кицунэ сдавала день ото дня, это было всё более и более заметно.
Да, она становится сильнее от силы Нави, что бурным потоком течет сквозь меня. Но вместе с Навью идет и чистая смерть. Некроэнергия, которой кощеева семья наполнена под горлышко, отравляет вокруг себя всё — и живое, и неживое. И если мы продолжим общение, Уэно просто умрет. Она не могла находиться со мной рядом… до поры до времени.
Лисичка улыбнулась.
— Я знаю, что у тебя в семье одновременно принято и не принято многоженство. Если я вернусь через четыреста лет — примешь меня? Ne mil nikto.
Я взглянул на нее и понял: придется дать только положительный ответ. Разве что она встретит кого-то куда могущественнее меня…
Четыреста лет. Вечность для человека, не так долго для йокая. Всего-то четыре хвоста для японской лисицы. Кто знает, что произойдет за это время.
— Четыре века, — кивнул я. — И я скажу «окаэри-насай», с возвращением домой.
— К этому моменту я уже надеюсь выучить русский язык и профессионально раздавать лещей, — улыбнулась она. — Давай это будет наша последняя встреча?
Я прижал ее к себе.
— Как захочешь.
* * *
— Здравствуй, Ханаваро Кавагути-сан, — приветствовал его сидящий за столом третьеклассник. Недзуми оглядел кофейню и больше не нашел ничего, за что цеплялся бы глаз.
— Здравствуйте, Акаги Ёсиро-сэмпай, — ответил он, присаживаясь на указанное место и принимая предложенный кофе. — Чем моя скромная персона обязана получением такого приглашения?
— Талантливый отпрыск талантливого клана не мог не привлечь внимания старых семейств, — ответил карасу тэнгу. — Если ты позволишь, я сразу перейду от расшаркиваний к делу.
— Я буду благодарен, если разговор сложится именно так, — Кавагути сдержанно поклонился собеседнику.
— Тебе должно быть известно, что в обществе йокаев разделение на старые и новые семейства чуть сильнее, чем об этом принято думать, — Ёсиро отпил латте из огромной чашки. — В этом противостоянии недзуми, хотя и исторически являются очень древними йокаями, тем не менее до сих пор занимают промежуточную позицию. По сути, вы были и остаетесь наемниками, соблюдая нейтралитет. Вы работаете на тех, кто вас нанимает. Верно?
— Да, — кивнул Кавагути. — Так было, есть и вряд ли изменится в будущем.
— Я хочу предложить тебе смену декораций, — неопределенно махнул рукой старшеклассник. — Поскольку ты представительный и хорошо выглядящий недзуми, у тебя есть серьезный шанс изменить общепринятое мнение о выходцах из ваших кланов. Мы можем оказать тебе поддержку, ты получишь влияние на школьное сообщество. У тебя будет власть.
— Всё, что от меня потребуется — это быть проводником идей старых кланов? — уточнил Кавагути.
— Верно, — улыбнулся Акаги, радуясь понятливости собеседника. — По сути, это не так уж далеко от твоих убеждений. Ты из древнего семейства. Люди подвинули вас от лидерства так далеко, что дальше и нарочно не придумаешь. Интеграция в общество для вас — практически невозможная задача, вам куда больше подошло бы работать в серьезных структурах и спецслужбах вроде разведки и контрразведки. Однако же ваши старейшины приучили вас питаться метафорическими объедками, и с этого пиршественного стола вам достаются засохшие крохи. Вы можете больше. Конкретно ты уж точно. И самое главное — тебе практически не нужно будет менять свой образ жизни. Единственное — у тебя появятся последователи, которые, видя, как здорово ты вырос физически и морально, захотят перенять твой опыт. Это следует учесть.
— Когда мне нужно дать ответ? — беспечно спросил Кавагути, приканчивая свой кофе.
— Мы не звери, — тонко улыбнулся Акаги. — Если дашь ответ в течение недели — будет великолепно. В идеальном случае я хотел бы знать твое мнение через пару дней, если тебе хватит такого срока.
— Спасибо за разговор, сэмпай, — поднял края губ недзуми. — Есть ли еще что-то, что вы хотели бы мне сказать?
— Нет, это всё. До свидания, Ханаваро Кавагути-сан, и надеюсь на ответ.
Недзуми вышел из кофейни.
В его сумке лежало руководство по игре на духовых инструментах и драгоценный футляр с суконным нутром. Чтобы пораздумывать на досуге, Кавагути направился в старенький парк, где иногда прогуливались пожилые пары. Найдя любимый укромный уголок, он вдохнул несколько раз и начал играть несложную мелодию для начинающих.
Слушатели нашлись быстро. Глазки-бусинки, тонкие голые лапки и круглые ушки двигались в такт музыке. Если сыграть им что-то быстрое — наверняка не откажутся потанцевать.
Не сегодня, ребята, я пока мало что умею.
Но я буду приходить сюда так часто, как позволит погода.
* * *
Я шел по улице. В голове было пусто. За неделю все мои японцы пришли в себя и перестали жрать ибупрофен в товарных количествах. На лицах снова появился здоровый румянец, их перестало лихорадить, а присланные вещи и учебники уже были разложены и наверняка потеряли свой смертельный запал.
На этой улице располагалась целая галерея ресторанов, ресторанчиков и лавочек. Я засмотрелся на сидящих девушек. Еще стояла эпическая жара, многие были одеты по погоде, не считая тех идейных, которые носили полные кимоно.
На веранде одной из летних кафешек, по которым я обычно не ходил в силу нежелания, мое внимание привлекла дивного вида дева. Она была одета в обтягивающее платье модного фасона, который я еще не видел на японках — зато пару раз замечал в журналах, которыми обменивались одноклассницы в поисках идеальной одежды. Ее фигура не имела ни малейшего изъяна. Скрещенные ноги были какой-то немыслимой длины. Тонкими пальцами она брала чашку с кофе, которую подносила к багровым губам.
Она заметила, что на нее смотрят. Ее глубокие глаза посмотрели на меня с хищным прищуром… и каким-то намеком на узнавание.
Она смахнула длинные завитые волосы и еще раз посмотрела на меня — внимательнее и будто рассматривая. Я не совсем мог понять, что именно влечет меня к ней.
Я пересек улицу и сел за ее столик.
Не совсем понимая, о чем говорить — и нужно ли вообще это делать, — я положил руку на стол.
Она отставила чашку и, по-прежнему не произнося ни слова, поставила на столик дамскую сумку почему-то вытянутой формы. Судя по металлическому шильдику, брендовую по самое мужское «не отличаю я диор от гуччи».
Не отрывая от меня глаз, она открыла молнию на сумочке и аккуратно, двумя пальцами, вытащила из сумочки мою стрелу.
Я смотрел на стрелу не отрываясь. Девушка смотрела на меня.
— Раз ты узнал, что это за вещь, значит, я не ошиблась.
— Откуда… — я потерял голос на половине фразы.
— Я умею гадать, — улыбнулась она. — Меня зовут Бай.
