Я чуть склонил голову, внимательно рассматривая его лицо. Черкасов был раздражен. Нет, вполне себе зол.
— Я задержан? — спросил я.
— Это зависит от тебя, — отозвался он.
Значит, мы уже перешли на «ты». Ладно, так даже проще. Давно пора.
Я вздохнул, подошел к стулу напротив Черкасова и опустился на него, откидываясь на спинку. Скрестил руки на груди.
— Так чем же я могу помочь доблестным сотрудникам?
Это было ошибкой. Черкасов резко наклонился вперед, и его голос стал похож на рык:
— Не паясничай, Алексей! Какого черта ты устроил гонки с отрывом от наружного наблюдения⁈ Гонки в автомобиле Толстого!
Я удивлённо моргнул.
— Вы же сами говорили, что мне нужно как можно скорее втереться в доверие к Толстому, — напомнил я. — Он заметил слежку. И разве это не проблема вашей команды, что профессор без спецподготовки так легко срисовал сотрудников отдела наружного наблюдения? Мне же пришлось выкручиваться и действовать по обстоятельствам, чтобы усыпить его бдительность.
Черкасов сжал губы в тонкую линию. Да, почтенный. Не все тебе меня чехвостить.
— И с каких это пор ты научился так ловко сбрасывать хвосты? — спросил подполковник.
Я усмехнулся.
— Евгений Александрович, дорогой вы мой человек… Моя семья пятнадцать лет жила в опале, если вы забыли. В первые годы после изгнания на родителей несколько раз покушались те, кто считал их виновными в смерти отца нынешнего императора. Мы с братом еще в Выборге прошли соответствующую подготовку и умеем постоять за себя.
Черкасов молча смотрел на меня, словно ожидал, что я дрогну. Я выдержал его взгляд. Потом он вздохнул, потер виски и откинулся в кресле.
— Ты всегда был упрямым сукиным сы…
— Осторожнее, Евгений Александрович, — прошипел я, подавшись вперед. — Вы не вправе давать характеристики моей матери. Никто не вправе.
— Прошу прощения, это и правда было лишним. Я забылся. — Черкасов поставил локти на стол и сложил ладони домиком. — Сдается мне, вы всегда себе на уме, Алексей Иоаннович. Действуете вопреки приказам.
— Я не являюсь сотрудником Четвертого отделения, — с улыбкой напомнил я. — Поэтому расцениваю ваши приказы как просьбы. Которые я выполняю по большой дружбе. Приказать мне может только ее превосходительство генерал-лейтенант Шереметева.
— Шереметева не защитит тебя, если ты снова выкинешь подобное тому, что устроил сегодня. Однако следующая выходка — и будут проблемы. Понял меня?
— Трепещу и преклоняюсь, Евгений Александрович. Буду ходить-дрожать. Только как вы предлагаете действовать с учетом того, что Толстой умнее всякого из вашей команды слежки? Определитесь уже, вам по уставу или с результатом?
Черкасов побелел от ярости. Его и без того светлая кожа приобрела мертвенно-белый оттенок, а пальцы, сжимающие край стола, побелели до костяшек.
— Все аристократы обязаны соблюдать правила и законы, светлейший князь, — процедил он сквозь зубы. — Вас это тоже касается.
Я лишь слегка склонил голову, выражая формальное согласие. Отвечать не было смысла: Черкасову не нужны были объяснения, ему нужен был контроль. А контроль я ему дать не мог.
Подполковник выдохнул через нос и сдержанно спросил:
— Куда вы направились с Толстым после того, как оторвались от слежки?
Я сделал вид, что раздумываю. Рассказывать о лаборатории Толстого было опасно. Да и не только для меня — в первую очередь для самого профессора. Наконец, я заговорил:
— Мы поехали в Муринскую промзону. На пустыри.
— И зачем? — голос Черкасова стал холоднее.
Я пожал плечами:
— Толстой хотел показать мне новую разработку. Прототип прибора, позволяющего улавливать фон аномальной энергии. Пока что это кустарная разработка, ему передали её для тестов в полевых условиях.
— Кто передал?
Я скосил глаза в сторону.
— Университетские. Какие-то студенты-энтузиасты. Они там периодически пытаются что-то изобрести.
— И вы уехали на пустыри, чтобы тестировать прибор? — Черкасов медленно, почти лениво водил пальцем по столу, но я видел напряжение в его челюсти.
— Именно. Поскольку я адаптирован к работе с аномальной энергией, могу хранить и извлекать её в чистом виде, Толстой попросил меня помочь. Мы выбрали безлюдное место, я выпустил частицу аномальной энергии, а он пытался её обнаружить с помощью прибора.
Черкасов молчал. Я чувствовал, как его взгляд пронизывает меня насквозь, оценивая каждую паузу, каждую интонацию.
— Эксперимент опасный, — продолжил я. — Именно поэтому мы и сбросили хвост. Сами понимаете, кто угодно мог попасть под воздействие. Так что и пустырь выбрали специально.
— Что это за прибор и откуда он у Толстого? — спросил Черкасов.
Я пожал плечами.
— Точно не могу сказать. Знаю только, что это университетская разработка. И, судя по тестам, эта приблуда требует значительной доработки… Пока что работает криво.
Подполковник переглянулся с сотрудниками, которые стояли позади меня, словно невидимые тени. Затем снова повернулся ко мне.
— И когда ты собирался мне обо всём этом сообщить? — спросил он.
Я усмехнулся:
— Ваши сотрудники перехватили меня у дома Толстого. Я даже не успел позвонить домой и предупредить, когда вернусь. А вообще, собирался заехать завтра и доложить.
Я видел, как на мгновение в его глазах мелькнуло что-то похожее на сомнение. Он знал, что не может к чему-то придраться напрямую. Но я чувствовал: что-то изменилось. Он мне не доверял.
Черкасов откинулся в кресле, глубоко вдохнул и махнул рукой одному из сотрудников.
— Подбросьте его светлость до дома.
Я поднялся, взглянул на него в последний раз.
— Доброй ночи, Евгений Александрович.
— Доброй ночи, Алексей Иоаннович.
И я вышел из кабинета. В голове крутилась одна мысль: судя по всему, следить теперь будут не только за Стагнисом.
* * *
Я вернулся домой уже поздно, когда в окнах особняка на Большой Дворянской горел тёплый свет. Было бы логично ожидать тишины и уюта, особенно перед вечерним чаем, но…
Едва переступив порог, я ощутил атмосферу суеты и возбуждения. В доме царило редкое оживление, больше похожее на переполох.
— Аграфена, что стряслось? — спросил я у проходившей мимо помощницы.
Феня лишь закатила глаза и тяжело вздохнула.
— Светские новости, ваша светлость. Много новостей. Все собрались в гостиной. Лучше вам пройти туда и узнать все от домочадцев.
Я кивнул и вошел в публичную часть дома. В «голубой» гостиной собралась вся семья — отец, матушка, Виктор и Татьяна. Матушка, размахивая какой-то бумагой, что-то возбуждённо говорила отцу, тот слушал её с прищуром, Виктор сидел в кресле, скрестив руки на груди, а Татьяна вся светилась любопытством.
— Добрый вечер, — произнёс я, входя. — Что за переполох?
Матушка остановилась на полуслове, повернулась ко мне и буквально потрясла бумагой перед моим лицом.
— Известия из Зимнего дворца! — с пафосом заявила она.
Отец, более спокойный, чем его супруга, уточнил:
— В Петербург приезжает шведская королевская семья. Кронпринц Карл Густав и его сестра, принцесса Астрид, будут во главе делегации.
Татьяна мечтательно вздохнула:
— Я видела его фотографии… он очень хорош собой. И, что самое интересное, всё ещё холост!
— И принцесса Астрид тоже весьма симпатичная, — добавил Виктор с усмешкой. — Но, дорогая моя сестрица, нам лучше закатать губу. Не нашего полета птички.
Таня потянулась в кресле и мечтательно подняла глаза к потолку:
— А жаль…
Я кивнул, пытаясь осмыслить эту информацию. Визит королевской семьи Швеции был событием незаурядным, и я сразу понял, что это не просто вежливая поездка.
— И какое отношение всё это имеет к нам? — спросил я.
Матушка с наигранной гордостью расправила плечи:
— Мне пришло официальное распоряжение: я вновь назначена статс-дамой в свите императрицы Надежды Фёдоровны.
Я приподнял бровь:
