Кондотьер (СИ) - Листратов Валерий

Проходим в кабинет, и за нами закрывается дверь.

Ректор садится сам, жестом приглашая присесть на стулья напротив. Сцепляет руки под подбородком, словно бы отгораживаясь, и внимательно смотрит на наставника.

Мужик откровенно боится Кошкина. Мне это в поле прекрасно видно. Внешне же что один, что второй совершенно спокойны.

Тихо сажусь в кресло рядом. Интересно.

Мой же наставник состояние ректора точно понимает, и учителя это откровенно забавляет. Думаю, что тут играет прошлое. Словно бы эти двое заканчивают давным давно начатый разговор. И, судя по реакции окружающих, начало разговора не было мирным.

Ректор на самом деле боится, но в то же время, с ноткой обреченности. То есть несмотря на последствия, будет стоять на своем.

Наставник прекрасно чувствует страх ректора. Но так… отстраненно. Потому что сам предмет разговора ему на самом деле безразличен. Разве что, кроме момента, когда Геннадий говорит об исполнении гейса. Тут внимание Кошкина к разговору резко возрастает.

Мысли Кошкина окрашены легким беспокойством за Рыжую. И их личными взаимоотношениями. Вопрос Академии для него вторичен. Это заметно.

— Ты, поди, еще и восстановиться хочешь? — хмурится ректор.

— Да, хочу, — спокойно соглашается Кошкин. Демонстративно оглядывается. — И ведь никого рядом, Гена. Представляешь? Ни жандармов, ни подготовленных свидетелей. Впрочем, на самом деле, опустим это. Дело прошлое, и не нужное.

— Хм. Это угроза? — внутренне беспокоится ректор.

— Где? — слегка удивляется Кошкин. Потирает переносицу. — Нет, конечно. Так, неправильно мы как-то начали. Давай снова…

— Но место ректора теперь не вакантно, ты же понимаешь? — настаивает Геннадий.

— Ген, ты меня, наверное, неправильно понял. Мне место ректора даже в страшном сне больше не нужно. На мне сейчас Род повиснет, и вообще не до карьеры будет. А вот место преподавателя — заберу.

— Совсем не нужно? — снова уточняет Гена.

В фоне прекрасно видно, как в приемной, отчаянно трусящая секретарша создает какую-то непонятную суету. За пару минут, вряд ли больше, там образуется группа из трех человек. Один очень сильно удивленный, это скорее всего девушка, и двое обычных магов. Вот от этих ощущения несколько иные. Они скорее ожидающие такие, словно ребята готовы к неприятностям. Видимо, это что-то вроде группы поддержки.

— Совсем-совсем. Пять лет назад я был молодой и глупый. Сейчас я все еще молодой, но уже немного умнее, — слегка усмехается Кошкин. — И становление ректором этого заведения меня больше не привлекает.

— Почему? Позволь поинтересоваться, — тоже с легкой дозой яда спрашивает Геннадий.

Учитель слегка, но как-то грустно, улыбается.

— Ген, ты когда последний раз в бою был?

Ректор слегка морщится.

— Причем здесь это, Борь?

— Тогда ещё один вопрос: а когда ты в последний раз занимался магией для удовольствия? Потому что хотелось. Потому что придумал что-то новое, а? — снова уточняет Кошкин.

Геннадий Егорович жует губами.

— Да времени не хватает… — внезапно оправдывается.

— Вот, и я про это. Сейчас говоришь — времени не хватает. Потом — жизнь прошла. Ген, я на место ректора не пойду даже если будешь настаивать. А уж бороться за него — тем более из разряда невозможного. — Оборачивается ко мне. — У меня есть ученик. Познакомься — Максим. Сдал экзамен, твоим, между прочим, преподавателям. Так что даже оспорить не сможешь. Результаты экзаменов уже направлены в Министерство. Так что тут я прикрылся. Нет, Ген, ты меня восстановишь. И парня возьмёшь. И гейс мне закроешь.

— Судя по бумагам, он о магии узнал только полгода назад, — замечает ректор.

— Значит, всё-таки бумаги ты его смотрел! — чуть усмехается Кошкин.

Геннадий Егорович бросает на меня взгляд.

— Смотрел, — признаёт ректор.

— Тогда в связи с чем это странное представление у дверей?

— Кто знает? А вдруг бы ты сдался? — пожимает плечами ректор.

— Я тогда не сдался, когда ты был сильнее меня на ступень. И сейчас не сдамся — мы как минимум сравнялись. А может быть, я уже и перегнал тебя. В силе магии — как минимум мы равны, а в опыте — я тебя уже превосхожу с большим отрывом, Ген.

Кошкин явно получает удовольствие от лёгкого хождения по грани, но границ не переходит. Ректор может быть неприятным противником, если вдруг что. Да и просто потом в его силах с запасом доставить мне неприятностей. И наставник это понимает.

— Ну попытаться я все же должен был.

— Действительно. Но, знаешь, Гена, мы каждый пошли своим путём. Тогда было — тогда. Сейчас — это сейчас. Мне нет дела до власти. Перегорел. Менять образование — тоже не хочу, перегорел опять же. Хотите учиться по-старому — ваше право. Никого в светлое будущее я больше не тяну.

— Повзрослел ты, Борь, — кивает ректор.

— Может быть. Но скорее — поумнел. Сейчас я сам выбираю себе учеников. Надо сказать, если бы не обстоятельства, я бы здесь оказался немного раньше. Но рад, что всё сложилось как сложилось.

— Ладно, ты прав. Парня твоего я смотрел. — Ректор лезат в стопку бумаги и достает папку. Открывает. — Результаты у преподавателей уточнял. И даже с каждым поговорил, чтобы понять, как сдавался экзамен.

Ректор поворачивается ко мне:

— Максим?

— Да, добрый день, — отвечаю. Разговор у наставника с ректором начинается как-то вдруг, и поздороваться я не успел.

— Добрый-добрый. Ты, в самом деле, создаёшь артефакты волевым способом?

— Да, создаю, — соглашаюсь. — Я пока не очень понимаю, почему это так удивляет людей, но да — могу.

— Почему удивляет? А тебе твой наставник не сказал? — Чему то улыбается ректор.

Обмениваемся с Кошкиным взглядами.

— Ну, теперь уж сказал «а» говори «б», — вздыхает Борис Васильевич. — Я не хотел говорить, пока он не наработает навык. А сейчас уже не важно.

— Не ожидал от тебя такой терпеливости, — ректор переводит взгляд на меня. — На моей памяти ты второй артефактор, который может это делать. Первый уже давно не с нами — о нём остались только исторические данные. Именно поэтому сейчас артефакторы знают, что это возможно, вот только никто не может повторить. Либо не находят свой материал, либо… хотя подожди-ка. У меня в записях было: ты тоже работаешь с ньямалем?

— Да, — подтверждаю.

— Вот и твой предшественник работал только с ним. Может быть, всё-таки дело в металле, а не в пути? Но даже несмотря на это, артефакты из ньямаля никто до тебя повторить не смог. Сейчас — может быть.

— Существуют артефакты из ньямаля? — удивляюсь.

— Ну а ты думаешь, почему они такие дорогие? Конечно. Их немного осталось. Сейчас с ним работает очень мало мастеров, потому что стандартным способом артефакты из ньямаля почти не получаются. Известно порядка сотни настоящих артефактов — это то, что оставил твой предшественник. Остальное — жалкие поделки. Так что да, добро пожаловать в Академию.

— Интересный подход, — удивляюсь.

— Ничего интересного. Но то, что ты второй, кто работает с этим материалом, говорит именно об этом.

— А почему он такой дорогой тогда?

— Потому что, теоретически, исходя из выкладок, для артефактов этот материал подходит лучше всего. Исходя из проводимости, и существующих артефактов. Только вот работать с ним ни у кого не получается толком. Кроме того он лучше серебра проводит магию. В амулетах каналы из ньямаля позволяют создавать напряжения в нужных зонах почти без потерь. Это материал с идеальной проводимостью магии. Проблема в том, что почти никто не может его заставить работать именно как основу под артефакт. Точнее не мог.

Информация неожиданная. Я задумываюсь. Все пси-активные материалы, с которыми сталкивался раньше, были в Гнёздах — кости, металл. Остальные — довольно пассивны. А тут… несколько сотен лет торговли?

— Понятно. Спасибо. — Задумываюсь.

— Да ничего, обращайся. Просто твоё присутствие здесь у многих вызывало неприятие. Из-за желания твоего учителя, в своё время, занять пост ректора. Пока мы не поговорили, твоё обучение и амбиции Бориса были на разных весах.