Страж Ордена (СИ) - Семин Никита

Продолжая про себя материться, я помог Верхотурову встать с земли. Он всё ещё был слаб, его шатало. Поддерживая под руку, я довел его до телеги, где мужики подхватили еще слабого дворянина и осторожно уложили на сено. Телега тронулась, и мы всей толпой пошли в деревню.

Отец Василий, белый как полотно, молча двинулся следом. За всю дорогу он не проронил ни слова: его мир рухнул, и он, казалось, тщетно пытался собрать в голове его обломки. Шедшие следом крестьяне, вполголоса толкуя о нашем виде, бросали на нас полные тревоги и благоговения взгляды. Кажется, теперь уже все поняли, что я — не простой батрак, а тот, кто знает и может больше, чем сам барин.

В телеге Верхотуров постепенно приходил в себя. Уже мог сидеть, опираясь на охапку сена, и глядя на меня, тихим голосом задавал вопросы:

— Скажи мне, Михаил: кто это был там, в лесу? Почему я так остро чувствую ненависть к этим чудовищам?

Поскольку он стал обращаться ко мне та «ты», я решил ответить тем же

— Потому что они питаются теплом и жизнью. Теперь ты ощущаешь это напрямую.

— А от тебя… идёт сила. Я чувствую её, как жар от печи.

— Эта сила откликается на твою, — пояснил я.

Наконец показались покосившиеся избы деревни. Скрипучая телега свернула во двор Кузьмича. Хозяин и его сыновья быстро всё подготовили и помогли перенести Верхотурова в избу, уложив его на лавку в красном углу. Я попросил всех выйти. Когда за последним домочадцем закрылась дверь, дворянин, окончательно придя в себя, сел. Он долго смотрел на собственные руки, словно видел их впервые, а затем поднял на меня взгляд — и в нём уже не было прежнего превосходства, только растерянность человека, оказавшегося в чужой, страшной стране, где я становился проводником.

— Я не понимаю, что со мной, Михаил, — тихо сказал он. — Во мне буря… ураган, который я не могу контролировать. Это страшно… и в то же время… я никогда не чувствовал себя таким сильным и могущественным! А еще. Еще я видел как ты свободно обращаешься с этой силой! Видел, как от твоих рук и груди исходило мягкое, уверенное сияние, подпитывающее тот сияющий купол…

На какое-то время он замолчал, вспоминая подробности увиденного. Наконец, выдохнув, перешёл к делу:

— Михаил, я обязан тебе жизнью. И, похоже, чем-то большим. Я не могу оставаться здесь, но и ты не должен прозябать в этой глуши, среди невежества и страха. Поедем со мной в Пермь. Я даю тебе слово дворянина — ты будешь под моей защитой. Никто больше не посмеет тебя и пальцем тронуть. Отец мой даст тебе место в конторе на заводе, будешь моим личным помощником с хорошим жалованьем. Материалы для твоих изделий будут собирать специально нанятые люди. Тебе не придётся рисковать жизнью. Ты получишь достаток, безопасность и моё вечное покровительство.

Предложение было царским: оно сулило всё, о чём мог бы мечтать любой человек на моём месте. Верхотуров смотрел на меня в ожидании благодарности и немедленного согласия. Ага, щас! Похоже, он уже решил всё за нас обоих: я прямо увидел, как в его голове расцветает план меня «облагодетельствовать». Но нет, шалишь. Ведь он предлагал мне золотую клетку — прочную, сытую, но всё же клетку. Я не собирался быть вечным помощником, даже у такого человека, как Верхотуров. Миссия Орденa не могла быть рождена из положения подчинённого. Его следовало строить самому, камень за камнем, становясь его центром и мозгом.

Я на миг замолчал, делая вид, что раздумываю, а затем ответил спокойно и твёрдо:

— Господин Верхотуров, я безмерно благодарен за столь лестное предложение и за доверие. Но вынужден отказаться.

На его лице отразилось неподдельное, почти детское изумление. Мне едва удалось удержаться от улыбки. Дворянин Верхотуров, привыкший, что его слово для простолюдина — закон, что всякий принимает его решения с благоговением, впервые столкнулся с отказом от того, кого он считал много ниже себя по положению, и уже мысленно записал в свои подданные.

— Отказаться? — переспросил он, будто не расслышал. — Отказаться от защиты, положения, достатка? Ты в своём уме, Михаил? Купец Ерофеев тебя в порошок сотрёт, едва я уеду. Поп снова народ взбаламутит. Что ты будешь делать один?

— То же, что и делал до сих пор: выживать. И становиться сильнее, — ответил я. — Твое предложение, внешне весьма щедрое, сделало бы меня должником и слугой. Моя сила стала бы твоей собственностью, а мои находки — всего лишь диковинками для продажи в петербургских салонах. Но дело не только в этом. Люди, которых ты наймёшь собирать материалы, слепы. Они не понимают и десятой доли того, что скрывает этот лес. Они принесут тебе горсть меди, в то время как под ногами у них останутся драгоценные россыпи. Этим местом надо заниматься очень тщательно, выясняя его опасности и таящиеся в нем блага.

Верхотуров внимательно слушал меня. Кажется, его уверенность в собственной правоте поколебалась.

— И есть ещё одна, самая важная причина, — продолжил я, видя, как в глазах дворянина интерес борется с недоумением. — Источник Силы, той самой, что бушует сейчас в тебе, находится здесь, рядом с этой прорехой в ином мире. Вдали от этого места твой дар уснет и не будет развиваться. А мой — перестанет расти. Увезти нас отсюда сейчас — всё равно что выдернуть молодой дубок из плодородной лесной почвы и попытаться вырастить его в кадушке с песком. Он попросту зачахнет!

Верхотуров скривился, как от зубной боли.

— Поэтому я предлагаю тебе не покидать этого леса, Илья Васильевич. Я предлагаю вложиться в него. Эта земля, которую зовут Ведьминой поляной, никому не нужна, — продолжал я, переходя к сути своей мысли. — Пустошь, проклятое место, куда и пастухи скот не гонят. Ты можешь выкупить её за бесценок, хотя бы через подставных лиц. Это будет твое законное владение.

Я наклонился вперёд и понизил голос:

— А я, как единственный человек, способный не просто выжить здесь, но и превратить проклятие в сокровище, стану твоим управляющим. Я буду жить здесь, изучать это место, добывать материалы и создавать артефакты. Готовую продукцию — передавать тебе. Прибыль мы будем делить честно, как партнёры.

Верхотуров слушал. Изумление на его лице медленно сменялось тем выражением, что я видел у игроков, когда в руки приходит неожиданный, рискованный, но явно выигрышный расклад. Не надо было быть менталистом чтобы увидеть, как в голове его идёт борьба: аристократ спорил с промышленником, авантюрист — со здравым смыслом.

— И последнее, — добавил я, выкладывая мое главное условие. — Мы включим в нашу договорённость моё право на последующий выкуп этой земли по первоначальной цене приобретения. Не скрою, я сделаю это тотчас же, как только я соберу необходимые средства!

В избе повисла звенящая тишина, нарушаемая лишь жужжанием мухи под потолком. Верхотуров смотрел на меня в упор, и я не мог прочесть, что творилось у него в душе. Его взгляд метался то к собственным рукам, будто он пытался разглядеть в них новообретённую Силу, то ко мне. Наконец тишину нарушил его голос, в котором изумление смешалось с плохо скрытой иронией:

— Управляющий… с правом выкупа… — медленно, словно пробуя слова на вкус, произнёс он и покачал головой, не сдержав усмешки. — Признаться, Михаил, наслышан я о твоей дерзости, но до такой степени… Ты всерьёз предлагаешь мне, дворянину, купить для тебя, вчерашнего работяги, клочок проклятого леса и затем смиренно ждать, пока ты, может быть, когда-нибудь соизволишь его у меня выкупить? Я правильно тебя понял?

Слова были резки, но в них не было гнева — лишь шок от неслыханной дерзости от моего предложения. Он проверял меня, ожидая, что я стушуюсь и начну извиняться. Я не дал ему этого удовольствия.

— Вы всё поняли правильно, господин Верхотуров. С одной поправкой. Без меня эта земля — действительно никому не нужный пустырь, кишащий опасными тварями. Для тебя, в текущем состоянии, она — смертельная ловушка, где всё будет пытаться напасть и сожрать тебя. А со мной, — я подался вперёд, глядя прямо ему в глаза, — это неисчерпаемый источник богатства и могущества, какого ещё не видел этот мир. Выбор за тобою!