Петра и бровью не повела.
– Поторопись.
Рин сдернула одежду и бросила ее кучей в угол.
– Хорошо. – Петра протянула ей пустую чашку. – Помочись.
Рин удивленно уставилась на нее.
– Прямо сейчас?
– Сегодня вечером я займусь анализом жидкостей, – ответила Петра. – Так что давай.
Рин сжала губы.
– Не буду.
– Тебе нужна ширма, чтобы остаться в одиночестве?
– Нет. Но это уже не наука. Ты понятия не имеешь, что делаешь, просто пышешь злостью.
Петра села и закинула ногу на ногу.
– Пожалуйста, помочись.
– Да пошла ты! – Рин швырнула чашку на пол. – Признайся. Ты понятия не имеешь, что делаешь. Несмотря на все твои опыты и инструменты, ты не представляешь, кто такие шаманы и как измерить Хаос, если он вообще существует. Ты стреляешь вслепую.
Рин встала со стула. Ее ноздри побелели и раздулись.
Наконец-то Рин нащупала болевую точку. Она понадеялась, что Петра ее ударит, что с нее слетит противоестественная маска самоконтроля. Но Петра только склонила голову набок.
– Не забывай, что происходит. – Ее голос снова звучал с ледяным спокойствием. – Я попросила тебя сотрудничать добровольно только из вежливости. Если откажешься, тебя привяжут к койке. Немедленно. Будешь делать, что велено?
Рин хотелось ее прикончить.
Если бы она не была так истощена, если бы была хоть чуточку импульсивнее, этим бы и кончилось. Ведь так легко сшибить Петру на пол и воткнуть все острые предметы со стола в ее шею, грудь и глаза. Это было бы так приятно.
Но Рин больше не действовала под влиянием минутного порыва.
Одна мысль о военной мощи гесперианцев не оставляла ей выбора, держала словно в клетке. Она на всю жизнь останется их заложницей. Как все ее друзья и весь народ.
Против такой силы без огня и Феникса она была беспомощна.
И потому Рин прикусила язык и приглушила ярость, хотя требования Петры становились все более унизительными. Рин подчинилась, когда Петра велела ей прислониться голой к стене и тщательно зарисовала ее гениталии. Сидела смирно, когда Петра вколола длинную толстую иглу ей в руку и выкачала столько крови, что Рин чуть не упала в обморок по пути к себе и за целый день так и не пришла в себя окончательно. Смолчала, когда Петра помахала перед носом пакетиком с опиумом, соблазняя любимым зельем в попытке заставить ее вызвать огонь.
– Ну же, давай, – сказала Петра. – Я читала про твое племя. Вы не можете устоять перед трубкой с опиумом. Это у вас в крови. Разве не так Красный император покорил твоих предков? Вызови пламя, и я дам тебе опиум.
Последняя встреча так разозлила Рин, что, покидая лабораторию Петры, она взвыла от ярости и треснула по стене кулаком, содрав кожу. На несколько секунд она замерла, глядя как с ладони капает кровь. Потом рухнула на колени и зарыдала.
– Что с тобой?
Это был Аугус, тот голубоглазый миссионер с лицом младенца. Рин с опаской покосилась на него.
– Проваливай.
Он дотронулся до ее окровавленной руки.
– Ты расстроена.
Рин выдернула руку.
– Мне не нужна твоя жалость.
Аугус сел рядом, выудил из кармана платок и протянул ей.
– Вот, возьми. Обмотай руку.
Только тут Рин поняла, что костяшки пальцев кровоточат довольно сильно. После того как неделю назад из нее откачали столько крови, от одного этого зрелища ей уже становилось дурно. Она неохотно взяла платок.
Аугус наблюдал, как она перетягивает ладонь. Рин сообразила, что самостоятельно узел ей все равно не завязать.
– Я помогу, – вызвался он.
Рин уступила.
– Теперь получше? – спросил он, когда закончил.
– По-твоему, это выглядит…
– Я про сестру Петру, – пояснил он. – С ней непросто.
Рин бросила на него быстрый взгляд.
– Она тебе не нравится?
– Мы все ею восхищаемся, – медленно выговорил он. – Но… Кстати, ты говоришь на гесперианском? Мне трудно дается ваш язык.
– Говорю.
Он переключился на гесперианский и заговорил помедленнее, чтобы Рин все разобрала.
– Сестра Петра – выдающийся ученый своего поколения и самый серьезный знаток проявлений Хаоса на восточном континенте. Но мы не согласны с ее методами.
– То есть?
– Сестра Петра довольно старомодно относится к обращенным. Представители ее школы считают, что единственный путь к спасению – это скопировать цивилизацию по образцу Гесперии. Чтобы слушаться Творца, вы должны стать похожими на нас. Перестать быть никанцами.
– Привлекательная идея, – пробормотала Рин.
– Но я считаю, что, если хочешь завоевать варваров и обратить ради их же блага, нужно пользоваться той же стратегией, что и Хаос, когда заманивает души ко злу, – продолжил Аугус. – Хаос входит через дверь, которую ему открывают, и склоняет на свою сторону. И нам следует поступать так же.
Рин прижала перебинтованные пальцы к стене, чтобы унять боль. Головокружение прошло.
– Насколько я знаю, вам больше нравится выбивать двери.
– Вот и я о том. Консерваторы. – Аугус смущенно улыбнулся. – Но Гильдия меняется. К примеру, взять поклоны. Я читал, что никанская традиция низко кланяться вышестоящим…
– Только по особым случаям, – сказала Рин.
– Даже если и так. Несколько десятилетий назад Гильдия утверждала, что поклониться никанцу – это высшее оскорбление для белой расы. Мы ведь избраны Творцом, как-никак. Мы стоим ближе к нему и не должны выказывать вам уважение. Но я с этим несогласен.
Рин чуть не закатила глаза, но одернула себя.
– Как мило с твоей стороны.
– Мы не равны, – сказал Аугус. – Но это не значит, что не можем быть друзьями. И я не думаю, что можно спасти кого-то, обращаясь с ним не как с человеком.
«А ведь Аугус и впрямь мнит себя добрым», – подумала Рин.
– Кажется, мне полегчало, – сказала она.
Он помог Рин подняться.
– Хочешь, провожу тебя до каюты?
– Нет, спасибо. Я справлюсь.
Вернувшись в каюту, она вытащила из кармана пакетик с опиумом. Не то чтобы она его украла. Петра бросила пакетик ей на колени и ничего не сказала, когда Рин собралась уходить. То есть хотела, чтобы Рин его взяла.
Рин вытащила незакрепленную половицу и спрятала опиум подальше от посторонних глаз. Воспользоваться им она не собиралась. Кто знает, какую гнусную игру затеяла Петра, но Рин не поддастся искушению.
И все же приятно было осознавать, что, если совсем припрет, если ей захочется со всем покончить и взлететь до небес, подальше от собственного тела, стыда, унижения и боли, и, может, даже навсегда, опиум здесь и ждет ее.
Если еще кто-то из гесперианцев и разделял точку зрения Аугуса, то не показывал этого. Люди Таркета на «Зимородке» держались от никанцев на расстоянии. Они ели и спали отдельно, и стоило Рин подойти достаточно близко, чтобы услышать разговор, немедленно замолкали. По-прежнему только наблюдали и не вмешивались, хладнокровно взирая на некомпетентность и удивляясь победам.
Только раз они пустили в ход аркебузы. Однажды вечером на нижней палубе возникла стычка. Группа пленных из провинции Овца вырвалась из камеры карцера и напала на группу миссионеров, которые пытались их обратить.
Вероятно, заключенные пытались удрать. И решили взять гесперианцев в заложники. Или просто хотели наказать иностранцев, стоило тем оказаться поблизости – провинция Овца сильно пострадала во время оккупации и не питала любви к Западу. Когда Рин с другими солдатами побежала на шум, заключенные прижимали миссионеров к полу, живых, но обездвиженных.
Рин узнала Аугуса – тот отчаянно хватал ртом воздух, а заключенный сдавил ему горло.
Аугус встретился с ней взглядом.
– На помощь…
– Назад! – выкрикнул пленный. – Все назад, иначе он умрет!
Через несколько секунд в коридоре собралась толпа республиканских солдат. С заварушкой можно было покончить за пару секунд. Заключенные не были вооружены и находились в явном меньшинстве. Но их отобрали как крепких парней, способных крутить гребное колесо. Цзиньчжа приказал, чтобы с ними хорошо обращались, и никто не хотел нападать, опасаясь нечаянно слишком сильно их поранить.
