Стрелку не оставалось ничего другого, как кошкой прыгнуть через клинок, в голос проклиная все на свете. Мечом остановить удар с такой раскрутки он бы и не помыслил – неважная ромейская сталь либо лопнет, либо вывернет руку к собачьим богам.
Прыжок вышел ладным, отточенный булат прошелестел под самым брюхом и снова пошел на раскрутку, используя всю силу неточного удара. Девушка вертелась волчком, не останавливаясь ни на миг, словно танцевала ужасающий танец смерти, да иначе и не сладила бы с таким тяжеленным оружием. Ратибор, понимая, что вечно так прыгать все равно не получится, кувыркнулся в траве и, встав на ноги, изо всех сил метнулся к девушке, пытаясь поднырнуть под свистящий клинок. На этот раз острие точно прорубило бы не защищенную кольчугой грудь, но накрепко зажатый в руке стрелка меч со звоном и искрами отклонил губительный удар, пропустив свистящее лезвие над головой. В мгновение ока Ратибор вплотную приблизился к девушке, а ее оружие снова ушло в молниеносный круговой замах. Бить Мару плашмя не хотелось, поэтому стрелок грузно шарахнул ее плечом в бок, сбив на землю, как прохудившийся плетень.
Она вскрикнула и растянулась в траве, ее меч отлетел шага на три.
– Все… – скривился Ратибор, засовывая свой клинок в ножны и потирая зашибленную страшным ударом ладонь. – Хватит, попрыгали…
– Это ты?! – Мара удивленно раскрыла глаза, с трудом угадывая знакомое лицо под слоем быстро высыхающей грязи.
– Нет, упырина болотная… Тьфу… – Он сплюнул кровавой слюной вперемешку с травой. Видать, лихой кувырок дался ему нелегко. – Ты что, умом тронулась, на людей бросаться?
– А чего крадешься, как рысь? У меня нет глаз на спине, чтоб тебя узнавать.
На это возразить было сложно, и Ратибор, хмуро усевшись на выпирающий из земли дубовый корень, поспешил перевести разговор в нужную ему сторону.
– Чего роешься? Не дает спать кротовая слава? – насмешливо спросил он.
– Меч прячу… – неохотно ответила она, поднимаясь и отряхивая запятнанный травой сарафан.
– От кого?
– Так ведь… Отберет кто… Я-то не шибко с ним управляться могу, а потерять жалко.
Ратибор почесал макушку и снова сплюнул под ноги.
– А то я и вижу, – хмуро фыркнул он. – Еле успевал уворачиваться. Ты где так выучилась железом махать? Сама весишь чуть больше того меча, а поди к тебе подойди…
Девушка улыбнулась, довольная похвалой, а у Ра-тибора постепенно угасала бурлившая злость. Чего злиться-то? Сам виноват. Хорош, сказать нечего…
– Тебе одежку сменить, – усмехнулся стрелок. – И можно ничего не закапывать. Поляницы вон с мечами повсюду ходят, и никто не косится. А к сарафану он, конечно, как к козе седло. Ладно бы, если б не умела с оружием справиться, а так чего? Не знаю… Зачем ходить без меча, когда можно с ним?
– Я думала, что вы не позволите…
– Оттого и сбежала?
– Ну… – понуро кивнула она. – Хотела успеть зарыть, а потом к вам.
– Значит, дорог меч, раз дома не оставила. Так? Мара снова кивнула, стараясь изобразить всю кротость и покорность, на какую только была способна.
– Отцовский? – продолжал допытываться Ратибор.
Он неплохо разбирался в людях и сразу приметил в глазах девушки внутреннюю душевную борьбу. Так бьются меж собой желание соврать и необходимость сказать правду. Очень интересно…
– Нет, не отцовский, – вздохнула Мара. В этот раз, похоже, победила честность. – Я его нашла, когда к тетке ездила. А выбросить жалко, он ведь денег стоит, да и защитит, если что.
– И давненько пришла в руки дорогая находоч-ка? – сощурился Ратибор.
– Да уж четвертая седмица к исходу идет.
– Быстро ты выучилась с ним управляться.
– Меня еще раньше отец учил, – ответила девушка. – Он хотел сына, а родилась я, вот он и применил ко мне не девичье воспитание. А когда нашла меч, то было время приноровиться и вспомнить отцовскую науку. Я ведь живу одна, защищать меня некому…
Хотелось ей верить, но Ратибор не любил разочарований. Уж лучше подозревать человека сразу, чем довериться, а потом получить нежданный удар в спину. Такой красавице хотелось верить вдвойне, но слишком уж часто за кротким нравом и милой улыбкой скрываются странные, а порой нехорошие тайны… От Мары же таинственностью просто веяло, как сыростью и затхлым духом из мрачного подземелья. Каждый ее поступок с первого дня их знакомства был странным и навевал худые мысли, но ясные очи, источавшие невыразимую грусть, золотистые волосы и великолепное тело скрадывали ощущение опасности. Настолько неясной, что и сам себе в ней не мог бы признаться. Но тело, не дожидаясь повеления разума, само принимало решения, и только теперь Ратибор понял, что за тревога заставила его поутру натянуть лук и почему он, собираясь подшутить над копавшей землю девкой, не спрятал меч в ножны, подкрадываясь к ней со спины.
– Ладно… – Стрелок поднялся и попробовал оглядеться сквозь седую пелену тумана. – Где наш конь? Надо ехать, соратника искать, а то он поскакал за тобой как оглашенный. Видать, не на шутку ты ему понравилась.
– Конь тут, совсем рядышком… – показала она в сторону. – А что с мечом делать?
– Возьми с собой. Хорошо бьешься, зачем же такие руки оставлять без оружия? В Киеве сменим тебе одежку, пусть все думают, что ты поляница…
– Так вы меня не прогоните? И меч не заберете? – с надеждой спросила Мара.
– Тебя прогонишь… – усмехнулся Ратибор. – Волк мне враз шею за это свернет. Коль застанет сонным, конечно. Первый раз я вижу, чтоб он из-за девки так волновался. Его теперь если вовремя не остановить, так он и замуж тебя сдуру возьмет… Ничего смешного! С него станется. А про меч я уже сказал.
Он наклонился подобрать меч Мары и вдруг на мгновение замер, будто увидел под ногами ядовитую змею. Хорошо, что был вымазан подсыхающей грязью, не то Мара ужаснулась бы тому, как в единый миг побледнело его лицо.
У самого перекрестья на запачканном черноземом клинке явственно виднелись русские резы. «И ты вместе с нами», – выбила когда-то на гладкой поверхности рука неведомого кузнеца.
В траве лежал меч Витима.
Глава 9
Ратибор не стал поднимать колдовской меч. Он настолько привык к своему, говорившему голосом отца, что не хотелось даже касаться мира чужих неизведанных судеб, десятков, а может, и сотен душ прежних владельцев. Чужие души, чужой мир, чужие голоса. И хотя он без всякого лиха брал в руки меч Волка, да и Микулкин тоже, но те уже имели живых владельцев и не стали бы говорить с чужаком. Тут же дело совсем другое.
Если Мара говорила правду, то сейчас меч Витима не имел владельца. Он не был завещан. А незавещанный меч сам выбирает себе хозяина. Сам. И никто не знает, чем руководствуются души погибших, заключенные в холодном булате.
– А где от него ножны? – как ни в чем не бывало спросил стрелок.
– К седлу приторочены, – сказала девушка.
– Ладно, бери его. Твой меч, ты и таскай.
Мара могла говорить чистую правду… Всякое случается на бескрайних просторах Руси, и меч Витима действительно мог буквально подвернуться девушке под ноги. Мог. Но Ратибор иногда сознательно заставлял себя не верить в такие случайности. Просто ради собственной безопасности.
И если Мара солгала о том, как к ней попал один из колдовских мечей, то это многое могло изменить. Был меч завещан или нет – вот что волновало стрелка больше всего. Является ли девушка'витязем Стражи?
Даже в мыслях трудно произнести это сочетание слов по отношению к хрупкой девице, но Ратибор привык называть вещи своими именами. Если же она и впрямь просто нашла меч, то он для нее обычная бездушная железяка. А если украла? Н-да… У Витима украсть что-то не легче, чем вырвать зуб у Змея, причем из самой средней головы. Вряд ли… Значит, Витим мертв… Тоже не верится. Немного на Руси сыщется витязей, способных его укокошить. Разве что кто-то из сильномогучих богатырей, но им дорогу перейти сложно, не сильно их волнуют простые люди.
