И тогда она поняла его печаль. И горе из-за смерти отца, но самое главное – из-за потери империи, потому что верность и долг составляли суть его существования…
И увидела его ярость.
Почему она так долго не могла этого понять? Ярость служила топливом не только для Рин. Но ее гнев был взрывным, мгновенным и разрушительным, а в Катае горел молчаливой решимостью, отравляя его изнутри, и сила его ненависти потрясла Рин.
Мы одинаковые.
Катай жаждал мести и крови. Под хрупкой личиной самоконтроля бушевал поток ярости, берущий начало в сумятице мыслей и превращающийся в непреодолимое желание крушить все вокруг, словно только Катай мог уничтожить весь мир и отстроить заново, уже разумным.
Между ними сверкал круг. Черный и белый карпы начали кружиться быстрее и быстрее, пока чернота и белизна не слились. Они не стали серыми, не смешались, но превратились в единое целое – две стороны одной монеты, необходимые части, чтобы уравновесить друг друга, как сбалансирован Пантеон.
Круг вращался, и они вращались вместе с ним, все быстрее и быстрее, пока гексаграммы не слились в светящийся обруч. На мгновение Рин потеряла ориентацию – верх стал низом, правая сторона – левой, все смешалось…
Она ощутила прилив чистой энергии, и это было восхитительно.
Словно Шира впрыснула героин ей в вены. Тот же самый прилив, оглушающий поток энергии. Но на этот раз душа не отлетала все дальше от материального мира. Теперь Рин осознавала, где находится ее тело, и могла вернуться в него в любую секунду. Она была на полпути между миром духов и материальным миром. И чувствовала оба.
Не она поднялась в небеса для встречи с богом, это бог спустился к ней. Рин почувствовала присутствие Феникса где-то рядом, его ярость и пламя, такое потрясающе теплое, оно щекотало и обтекало ее.
От восторга Рин хотелось захохотать.
Но Катай стонал. Он стонал уже какое-то время, но Рин была настолько поглощена новой энергией, что не заметила.
– Так не годится, – резко вмешалась в грезы Рин Сорган Шира. – Хватит, ты его подавляешь.
Рин открыла глаза и увидела, что Катай свернулся калачиком на земле и стонет. Он откинул голову назад и пронзительно закричал.
Перед глазами Рин поплыл туман. Мгновение назад она смотрела на Катая и вдруг перестала его видеть. Теперь перед ней был только огонь, стена огня, которой может управлять только она…
– Ты его уничтожаешь, – прошипела Сорган Шира. – Вернись!
Но зачем? Ей никогда еще не было так хорошо. И не хотелось, чтобы это заканчивалось.
– Ты его убьешь. – Пальцы Сорган Ширы впились ей в плечо. – И тогда уже ничто тебя не спасет.
Рин начала смутно понимать. Она делает Катаю больно, нужно это прекратить, но как? Пламя было настолько соблазнительным, что лишало способности мыслить рационально. В голове раскатывался эхом смех Феникса, становясь громче и сильнее с каждым мгновением.
– Рин, – выдохнул Катай. – Прошу тебя…
Это ее отрезвило.
Связь с материальным миром начала истончаться. И прежде чем исчезла полностью, Рин схватила нож и вонзила его в ногу.
Перед глазами поплыли белые пятна. Боль изгнала огонь, вернула кристальную ясность ума. Феникс умолк. В бездне стало тихо.
Рин увидела на другой стороне круга Катая – он стоял на коленях, но был жив, цел и невредим.
Открыв глаза, она увидела только землю. Рин медленно села и стерла грязь с лица. Катай ошалело озирался и моргал, словно впервые увидел окружающую действительность.
Рин взяла его за руку.
– Как ты?
Он глубоко и судорожно вздохнул.
– Я… Все нормально. Кажется, я просто… Подожди немного…
Рин не смогла сдержать смех.
– Добро пожаловать в мой мир.
– У меня такое чувство, будто это сон. – Он осмотрел тыльную сторону ладони, поворачивая руку туда-сюда в последних лучах солнца, словно не доверял свидетельству собственного тела. – Кажется… я видел физическое доказательство существования твоих богов. Теперь я знаю, какой силой они обладают. Но все, что я до сих пор знал о мире…
– Тот мир, который ты знал, не существует, – мягко сказала Рин.
– Да уж.
Катай хватался пальцами за траву и почву, словно боялся, что земля исчезнет из-под ног.
– Попробуйте, – сказала Сорган Шира.
Рин не понадобилось спрашивать, о чем она.
Она встала на трясущихся ногах и отвернулась от Катая. Раскрыла ладони. И почувствовала в груди пламя, теплый огонек, ожидающий, когда она его призовет.
И она призвала. В руках появилось горячее пламя – укрощенное, маленькое и тихое.
Рин напряглась в ожидании толчка, потребности разжечь огонь побольше. Но ничего не почувствовала. Феникс по-прежнему присутствовал рядом. И она знала, что он кричит и зовет ее. Но крик не доходил до ее ушей. В разуме возникла стена, настоящая осязаемая стена, которая отталкивала бога и приглушала его крики до слабого шепота.
«Ах ты, дрянь, – сказал Феникс, хотя почему-то голос звучал мягко. – Маленькая дрянная спирка».
Рин закричала от восторга. Она не просто вернула себе способности, но и приручила бога. Якорь ее освободил.
Она с дрожью наблюдала, как в ладонях собирается пламя. Рин сделала его выше. Оно полыхнуло в воздухе дугой, как выпрыгнувшая из моря рыба. Теперь Рин полностью подчинила огонь своей воле, как когда-то Алтан. Нет. Она лучше Алтана, потому что трезва, спокойна и свободна.
Страх сойти с ума отступил, а безмерная сила осталась – глубокий колодец, из которого Рин могла черпать энергию, когда захочет.
Сейчас у нее появился выбор.
Катай за ней наблюдал. Глаза широко открыты, на лице написаны страх и восхищение.
– Как ты? – спросила она. – Ты это чувствуешь?
Он не ответил. Лишь прикоснулся рукой к виску и пристально всмотрелся в огонь, так что пламя отразилось в его глазах. А потом засмеялся.
В тот вечер кетрейды накормили их костным бульоном, обжигающе горячим, пахучим и соленым. Рин моментально его выхлебала. Жидкость обожгла горло, но Рин было плевать. Она так долго жила на вяленой рыбе и рисовом отваре, что и забыла вкус нормальной еды.
Кара передала ей кружку.
– Выпей побольше воды. А то начнется обезвоживание.
– Спасибо.
Рин до сих пор потела, несмотря на вечерний холод. На коже выступили крохотные капельки, промочив одежду.
С другой стороны костра Катай и Чахан вступили в оживленный спор – насколько могла судить Рин, что-то насчет метафизической природы вселенной. Чахан рисовал на земле схемы прутиком, а Катай смотрел и энергично кивал.
Рин повернулась к Каре.
– Можно кое о чем тебя спросить?
– Конечно.
Рин покосилась на Катая. Он не обращал на нее ни малейшего внимания. Выхватил у Чахана палочку и написал под рисунком сложное математическое уравнение.
Рин понизила голос:
– И давно вы с братом связаны якорем?
– Всю жизнь. Нам было десять дней от роду, когда провели церемонию. Я не помню жизнь без него.
– А связь всегда… всегда равносторонняя? Один не подавляет другого?
Кара подняла брови.
– А тебе кажется, что меня подавляют?
– Не знаю. Ты всегда выглядишь такой…
Рин запнулась, не зная, как сформулировать свою мысль. Кара всегда была для нее загадкой. Она была луной, в то время как ее брат – солнцем. Чахан доминировал во всем. Всегда находился в центре внимания, обожал отчитывать окружающих в снисходительной манере. Но Кара предпочитала оставаться в тени или в молчаливом обществе своих птиц. Рин никогда не слышала, чтобы она высказывала собственные идеи, а не пересказ мыслей брата.
– Ты считаешь, что Чахан меня подавляет, – сказала Кара.
Рин вспыхнула.
– Нет, я просто…
– Ты боишься, что задавишь Катая. Думаешь, что твоя ярость для него слишком сильна и он превратится в твою тень. Ты считаешь, что именно это произошло с нами.
– Я напугана, – призналась Рин. – Я чуть его не убила. И если… это неравновесие, или как его назвать, рискованно, мне хочется об этом знать. Я не хочу лишить Катая способности мне возразить.
