Я рассмеялась. Зря девочка решила, что может сыграть со мной на равных. Я слишком давно участвую в битве за власть. И, хотя за моими словами не было ничего, кроме отчаянного блефа, ни один мускул на моем лице не дрогнул.
— А с чего ты решила, что Великий отец ничего не знает? — тихо, шепотом спросила я. Нарочно, чтобы заставить Илайю прислушаться. — Ты очень плохо знаешь Великого отца…
— Он учит тебя магии⁈ — отчаяния в голосе стало еще больше, — но он сказал что магия удел избранных⁈
Я не собиралась ее жалеть.
— Теперь ты знаешь в чем разница между нами. Уходи! — приказала я. — И больше никогда не смей появляться на моем пути. Иначе я не стану снова просить Великого отца помиловать тебя, потому что ты моя родственница, и я не желаю тебе такой смерти. Никогда не желала.
Илайя побледнела еще больше. Ничего не говоря, развернула лошадь, и поехала прочь… Когда последняя амазонка скрылась за поворотом, я прислонилась к карете и выдохнула. Коленки противно тряслись. Вся спина промокла от пота. А по телу волнами расплывалась слабость.
Я рассмеялась. Много раз в своей жизни я врала и недоговаривала, заставляя моих врагов верить в то, что нужно мне. Но еще никогда моя ложь не была такой… пустой, как сейчас. Я несла откровенную чушь, отдавшись интуиции и на ходу придумывая реплики, которые попадали точно в цель.
— Ваше величество, — в окне снова появился монах, — вы не говорили, что связаны с Великим отцом…
Я повернулась к нему и с удивлением поняла, что напугать мне удалось не только Илайю. Веним был бледен, как смерть.
— Я и не связана, — устало улыбнулась, — я соврала.
— Но…
— Только не говори, что врать не хорошо. — Я наконец-то почувствовала себя достаточно сильной, чтобы встать и шагнуть в дверце кареты. — Меня совершенно не волнует ничье мнение на этот счет.
— Нет, что вы, — Веним встретил меня в дверях кареты и, протянув руку, втащил внутрь. — Я не об этом. Просто… Великий отец не знает о моем походе. И когда вы сказали, что тоже связаны с ним, я на секунду испугался, что в все расскажете ему, и тогда нас с Агором казнят… А я бы не хотел такого исхода. Я еще своих дочерей ни разу не видел. А Агор обещал, что когда я вернусь найдет их и устроит мне встречу с девочками. Если они, конечно, есть, — он мгновенно погрустнел.
Воспользовавшись паузой, я выглянула в окно приказала трогаться. До трактира, где мы должны были переночевать было еще несколько свечей пути. И я резонно опасалась, что теперь мы выбились из графика и доберемся до ночлега уже затемно.
— Я бы хотел, — вздохнул Веним, продолжая начатый монолог, — чтобы они были. Я уже пять раз ездил в женский монастырь. Но у нас не принято говорить отцам, что у них дочери. Мы все равно не имеем права их видеть. Но зато, — он мягко улыбнулся и гордо произнес, — в первый раз у меня родился сын. И он растет рядом со мной! Я был хорошим монахом, который старательно служил Богам на своем месте и отец-настоятель позволил забрать сына, когда ему исполнилось три года. Сейчас он уже почти взрослый. Молитвы даются ему легко, а магия отзывается правильно. А еще он гораздо прилежнее своего отца, и Агор говорил,что если он и дальше будет стараться, то будет ходатайствовать перед Собором, чтобы ему позволили пройти испытания на отца-настоятеля. — Веним довольно рассмеялся.
Каждый по своему выплескивает стресс. Кому-то нужно закрыть глаза, посидеть в тишине и разложить все по полочкам. Вспомнить и проанализировать все слова, которые говорила практически не думая, на голом вдохновении. А кто-то никак не может заткнуться и тараторит без умолку.
— Представляете, ваше величество, я присматриваю за свиньями, а мой сын станет отцом-настоятелем! Агор говорил, что это вполне реально. У Тимора очень сильная для его наследственности магия… Отец-то него всего лишь присматривает за свиньями…
Я улыбнулась. Веним пошел на второй круг, и очень скоро его болтовня стала похожа на глухое бу-бу-бу… Как будто бы радио работает фоном. Или телевизор… Я перестала слышать слова, и смогла сосредоточится на том, что сейчас было важнее всего.
Итак, что мы имеем…
Маги.
Мне точно известны трое: Великий отец, который правит Монтийской епархией и которого до панического страха бояться и Илайя, и Веним, и, похоже, сам Агор — Правая рука Великого отца, отправивший в Большой мир свинопаса.
Этот момент тоже теперь стал более-менее понятен. Скорее всего «старый и глупый мечтатель» пошел против своего правителя. И случилось это не так уж давно, иначе он не обратился бы за помощью к болтливому и несдержанному приятелю, а успел бы обзавестись армией сторонников на всех уровнях. Вряд ли монахи так сильно отличаются от остальных людей, а значит в епархии определенно должны быть те, кому поперек горла стоит Великий отец со своими безумными планами захватить весь мир.
Я мысленно расставила шахматные фигурки на доске. Моя сторона игрового поля была почти заполнена, а теперь к ним присоединилась еще один персонаж — Агор. Правда, он пока был серой лошадкой. Я не знала, как именно он сможет мне помочь…
На противоположной стороне я знала только короля, в роли которого выступал Великий отец, и перепуганную пешку — Илайю. Все остальные фигуры пока были незримы и их еще предстояло отыскать. Скорее всего там снова будут правители соседних стран: абрегорианский император и аддийский султан. Вот только кем они будут? Офицерами, имеющими право принимать решение, или бесправными пешками, долг которых повиноваться и погибать на поле боя в первую очередь?
— Тетя, — тихий шепот Грегорика прервал мои размышления. Мальчишка смотрел на меня испуганно. С тех пор, как они увидели Илайю, они так и просидели в уголке прижавшись друг другу и делая вид, что их здесь вовсе нет, — прошу вас, не отдавайте нас сестре… пожалуйста…
Я нахмурилась. Определенно Илайя что-то не договаривала, когда рассказывала мне о том, что была «вынуждена» продать братьев. Это подтверждал и ее презрительный тон во время нашей беседы, когда она говорила о них. Никакого сожаления о своем поступке Илайя определенно не испытывала. Однако, подробности о том, что произошло в Королевстве Кларин, рассказанные братьями, могли бы помочь мне заметить что-то еще…
— Почему? — спросила я. Все это время, пока я молчала, Грегорик так и не отвел от меня глаз, в которых плескался страх. И проблески надежды…
— Она снова продаст нас, — подал голос Астон. Я впервые слышала, чтобы он что-то говорил. И с трудом удержала прежнее выражение лица. На короткий миг мне даже показалось, что это говорит не сын Грегорика, а мой Лушка. Если внешне сходство между ними только угадывалось, то голоса были похожи, как две капли воды. — Госпожа Илайя говорит, что мы предали своего отца, когда стали рабами. И не достойны лучшей жизни, чем, — он запнулся, — принадлежать другим рабам…
Не знаю, что увидел на моем лице Грегорик, но он опустил голову и вжал ее в плечи. Я со свистом выпустила воздух из легких… Я немало знала о рабстве и тогда, когда считала себя дочерью Эдоарда. Но с тех пор, как выяснилось кто на самом деле мой отец, рабский ошейник вполне мог оказаться на моей шее, и я невольно стала интересоваться этой стороной моего возможного будущего. То, что я узнала о жизни рабынь изнутри, немного меняло картину, которая была в моей голове. Первая жена султана, несмотря на рабский ошейник на шее, могла очень многое. Ей было позволено даже казнить и миловать от имени своего супруга. Остальные жены и их дочери тоже имели достаточно прав и свобод. Однако чем ниже опускалась рабыня в иерархии султанского гарема, тем хуже было ее положение. Самыми бесправными были те несчастные, которых султан дарил своим рабыням.
В королевстве Кларин, скорее всего действовали такие же правила, но в зеркальном отражении. А значит Грегорик и Антос занимали в иерархии рабов самые нижние ступени. А если вспомнить, что старший брат принадлежал всего лишь наставнице Лунных сестер. Это не слишком высокая должность. И значит участь мальчишек оказалась еще незавиднее, чем я могла бы предположить…
