Айман появляется снова. На этот раз вижу рыбу, политую соусом.
«Хорошо бы еще красного вина, самое то к рыбе», — внезапно появившаяся мысль пугает яркостью визуальной картинки. Бокалы на длинных тонких ножках, мужчина и женщина пригубливают красное вино, она смеется, запрокинув голову назад, а на тарелках недоеденная форель.
Видение исчезает также быстро, как и пришло. Что это было, кто это был? И кто из них был я? Парень или девушка? Почему оба образа мне показались родными?
Надо срочно домой, теперь я смело могу обратиться в посольство и потом — к хорошему мозгоправу. Может, эта девушка Зеноби — просто плод моего больного воображения? Но тогда как я очутился в Сомали? И почему я помню все, что связано с Зеноби, начиная пробуждением в номере и заканчивая падением в океан?
Парень тем временем пихает кусочек вареной рыбы мне в рот. Безумно вкусно. Еще, еще! Сейчас я готов сожрать всю рыбу, что плавает в океане! Глотаю, давясь от поспешности.
Он что-то укоризненно мне выговаривает, просит не торопиться.
Рыба исчезла мгновенно. Чувствую, как накатывает сонливость, удовлетворенно рыгаю. Заметив укоряющий взгляд, думаю: «Да пошел к черту! Мы не на светском рауте, и я тебе не девица на выданье».
Засыпаю под взглядом парня, который, как я узнал позже, остался без обеда от слова совсем.
Когда я проснулся, за окном было темно, сильно хотелось в туалет. Попробовал встать и еле оторвал голову от подушки. Руки практически не слушаются, свисают вдоль тела, как перебитые крылья чаек.
Не иначе как слышав возню, в комнату заглянула пожилая женщина, вся закутанная в черное, словно ниндзя. Сказала что-то на неизвестном языке и исчезла.
Через несколько минут появился Айман, оглядел меня. То тому, как я ерзал, все понял и вскоре вернулся с небольшим тазиком. Затем снова вышел, принеся кувшин в одной руке, полотенце, переброшенное через плечо, и мыло в другой.
Минут пять он пристраивал тазик подо мной. Было неудобно, потому что край врезался в копчик, но и дальше терпеть я уже не мог… Можно, я опущу момент, как парень потом мыл и вытирал меня, словно новорожденного ребенка? Помню лишь, что мне было невероятно стыдно, щеки горели и в горле пересохло.
Закончив с моим туалетом, Айман спросил, сопровождая слова жестами:
— Ты голодный? Кушать хочешь?
Есть я хотел и усиленно закивал. Желудок выворачивался наизнанку, требуя подкормки.
Теперь парень отсутствовал дольше, у меня даже возникла мысль, что он меня не понял. Лепешки, принесенные им, были очень вкусны. Он отрывал кусочек, макал их в пиалку с белым соусом, похожим на сметаны с чесноком. Откуда-то из глубин мозга всплыла информация, что лучше утоляется голод при медленном темпе приема пищи, и я старался есть, тщательно разжевывая каждый кусочек.
Прикончив третью лепешку, я остановился, поглядывая на последнюю:
— Чай, кофе?
Парень понял и, просияв, что четвертая лепешка осталась ему, спешно проглотил ее и свалил в соседнюю комнату, откуда, побренчав посудой, вернулся уже с чашкой чая.
Обжигающе горячий напиток, попав в пищевод, давал ощущение силы, что растекалась по жилам. Я не без труда, но поднял руки, поочередно подтянул и снова расправил ноги.
После отдыха надо попробовать встать, надоело валяться, как полудохлый тюлень, но с полным желудком я растекся по кровати, уходя от реальности.
Утром я почувствовал себя значительно лучше, смог присесть, а потом и встать без посторонней помощи. Штормило, в глазах плясали круги, но пару шагов сделал, держась за стенку. За этим занятием меня застал Айман, одобрительно сказал что-то и помог прилечь. Он принес мне завтрак, который я мигом уничтожил, жалея, что так мало. Понимая, что его английский совсем плох, сам удивляясь желанию учить новый язык, стал спрашивать названия предметов на сомалийском.
Показывая на предмет, парень называл слово, я старательно повторял. К обеду снова сделал несколько шагов по комнате уже немного увереннее и стал обладателем тридцати сомалийских слов.
К вечеру я уже мог связать пару фраз. Айман радовался как ребенок. Он несколько раз подходил к нижнему ящику своего облезлого шкафчика, выдвигал ящик и снова задвигал его, так и не решившись на действия. Мне было любопытно, что он там прячет, но торопить события не стал.
На обед был сильно проперченный рыбный суп, от которого нёбо пылало и просило воду.
После ухода Аймана я на четвереньках подполз к шкафчику и выдвинул ящик. Сверху лежала мужская рубаха, подняв которую, я увидел кружевное женское белье, мятое, с зеленоватыми разводами. Конечно, я узнал белье Зеноби, сам ведь его надевал. Вот что, значит, мучило парня! У него просто когнитивный диссонанс, выловить в море мужчину в женском белье. Улыбнулся, представив себе ошарашенное лицо рыбака.
Айман зашел, когда я уже лежал на своем матрасе, ковыряясь в мозгах, пытаясь найти зацепку, как максимально быстро попасть домой. Как минимум мне следовало попасть в столицу Сомали при наличии двух условий: что там нет военных действий и там есть российское посольство. Оба вопроса озвучил вошедшему, подвергнув его небольшому шоку. Из его невразумительных ответов понял, что меня в этом доме рассматривали как подарок неба. Они что, реально рассчитывали, что останусь здесь жить и ловить рыбу до второго пришествия Христа? Жалко было его разочаровывать, но лучше сразу все поставить по своим местам.
— Айман, у меня есть мать, есть страна, друзья, обязанности и я должен вернуться к ним поскорее. И для этого мне надо попасть в российское посольство в Могадишо, если оно не эвакуировано. Сможешь узнать?
Айман кивнул, но сказал, что это займет время.
Парню не терпелось научить меня языку, и он горел желанием продолжить обучение. Мы еще пару часов учили слова, связывая их в простые фразы: мои успехи ошеломили моего учителя. Я еще в теле девушки заметил пару особенностей, тогда сильно меня удививших: ускоренная реакция и отличная память позволили мне в сжатые сроки существенно улучшить знание английского и даже арабского. Если усвоение материала пойдет такими же темпами, то общаться на простые темы я смогу через несколько дней.
Прерываясь только на ужин, я повторял за ним приветствие, общепринятые фразы, названия предметов и местоимения. Выпив чая, после ужина я снова захотел в туалет, но только по-маленькому. Мои попытки выйти во двор мой опекун пресек и притащил деревянное ведро с веревкой вместо ручки. Мне удалось убедить его выйти.
Еще утром Айман дал мне цветастую рубаху-халат, которая одевалась через голову и доходила почти до лодыжек. Хорошо, что парень был ненамного ниже меня. Его отец, дважды заходивший ко мне, радостный, что я смог пару минут поддержать с ним разговор, был значительно ниже.
Следующим утром я себя почувствовал вполне здоровым, поднялся на ноги без усилий, прошелся по комнатушке. Однозначно я поправлялся, дождавшись Аймана и продемонстрировав ему хорошую физическую форму, вышел вместе с ним во двор. Одноэтажные домики мало отличались друг от друга, а мощеная булыжником улица была узкой, две машины не разъедутся. На меня с любопытством смотрели десятки соседей, детишки гоняли мяч прямо по булыжникам. Даже оглянулась пара проходивших мимо девушек, покрытых платками, в длинных платьях.
Несколько тощих кошек копошились в куче мусора в конце улицы, выходившей к пирсу, видному с места, где мы стояли. Сопровождаемый Айманом, я прошел три дома и вышел на площадку перед самодельным деревянным пирсом длиной около ста метров. Без всякой упорядоченности у пирса стояли рыбацкие лодки и катера, начиная с небольшой шлюпки и заканчивая среднего размера одномачтовой шхуной. Здесь стоял запах гниющей рыбы, чайки, пронзительно крича, летали над морем.
Бухта — а это была, несомненно, бухта — не менее километра в поперечнике. Ближе к выходу в открытое море виднелись каменные двух— и трехэтажные дома, и там, у причалов, качались среднего размера суденышки и даже довольно приличная яхта, крашеная в белый цвет.
