"Фантастика 2025-116". Компиляция. Книги 1-27 (СИ) - Гладышев Сергей А.

   — Откуда вы знаете? Может, это не Марика волохов топила, а сама Морана-воительница? Она ведь над русалками старшая.

   — А ты сама откуда знаешь здесь, в горах? — спросила Милана.

   — Знаю! — хитро подмигнула горянка. — Сюда боги заглядывают чаще, чем на равнину.

Сказав это самым небрежным тоном, она тут же перевела разговор на другое. Тем временем пастух принёс баранину. Вкусным, сочным мясом были довольны все. Видя это, Регебал принялся хвалить своё хозяйство:

   — Думаете, в горах скотину негде пасти? Ну, с конями или с коровами тут не развернёшься, а с овечками — не хуже, чем у вас в степи. Мы с ними на всё лето уходим на полонины, только осенью вниз спускаемся. Нам и хлеба сеять не надо: за шерсть и овчины всегда купим. А на полонине-то как хорошо! Травы густые, душистые. Выше тебя — одни орлы да небесные боги, а внизу — до самого Днестра видно — все ваши царства, да войны, да неволя...

   — Так вы вроде нас, сарматов, — сказал Сагсар. — Тоже кочуете. И тоже любите простор да волю. А на полонинах, как мы, в юртах живете?

   — Нет, в круглых плетёных хатах, колибах по-нашему.

   — А воевать умеете? — прищурился сармат.

   — Умеем. Только не по-вашему. Вас ветром по всей степи носит. А мы бьём из-за каждого дерева, из-за каждого камня. От наших стрел и секир никто ещё не уходил — ни волохи, ни пёсиголовцы.

   — Людей вы, вижу, не боитесь. А нечисти? Говорят, её в горах полно.

   — От чёрта есть оберег, а с остальными поладить можно. Мавки, например, нашу скотину берегут, травы растят.

   — А вы их за это ублажаете, а они вас, пока жёны внизу остаются, — усмехнулась Марика.

   — Ублажить они умеют, — разгладил усы дак. — Только от их любви мужик хиреет, пока не умрёт.

   — По тебе не заметно. Вон какой здоровый, — под общий смех заявила хозяйка.

   — А к вам, пока мы наверху, перелестники летают, — нашёлся Регебал. — В небе они — змеи огненные, а в чужой хате — такие красавцы!

   — Летают, только не сюда. Мне и тебя хватает, — по-прежнему насмешливо сказала дакийка.

   — Лешие у вас, говорят, страшные, людей едят, — вмешался Шишок.

   — Это ваши, венедские, лешаки людей едят, а наши — только мавок, — возразил дак. — Чугайстырь — он вежливый. Подойдёт вечером к костру, разрешения спросит и поджарит мавку на рожне. Ещё плясать любит. Кто его перепляшет — того наградит. Охотникам помогает, пастухам — не забывай только жертвы приносить.

Весёлая хозяйка, когда речь зашла о чугайстыре, вся сжалась, и это не ускользнуло от наблюдательного взгляда Вышаты.

   — Вижу, ты тут всех знаешь и никого не боишься. Не проведёшь ли нас к Чёрному Храму? — глядя в лицо пастуха, сказал волхв.

Насмешливый взгляд хозяина враз сделался настороженным.

   — Не видел я тут никакого храма.

   — Его и нельзя увидеть, кроме как совсем вблизи. Припомни, нет ли на Черной горе лихого места, где нечисть всегда околачивается, куда недобрые колдуны пробираются?

   — Припомнишь — награжу по-царски: хоть серебром, хоть золотом, — поддержал волхва Ардагаст.

   — А на что мне золото с серебром? У меня и так всё есть. Кроме того, за что дураки друг друга убивают.

Дак с вызовом глядел на царя и волхва. Большой, сильный, гордый и недоступный, как сами горы. Его нельзя было ни купить, ни запугать.

   — А если сам Даждьбог велел нам спросить у тебя дорогу к Чёрному Храму? — сказал Вышата.

   — Мне он такого не говорил, — отрезал дак. — Чего вы ищете в таком проклятом месте? Не той ли секиры, которой Биребиста целые племена под корень изводил? Тебе мало, царь росов, твоей Огненной Чаши? Вам, царям и жрецам, одного надо: славы, власти, сокровищ. Мир поджечь готовы ради этого. А гореть в ваших пожарах таким, как мы с Марикой!

Дакийка не говорила ни слова, но по её ставшему суровым взгляду видно было, что она во всём на стороне мужа.

Хилиарх с тайным восторгом слушал пастуха. Этой чете горцев не нужно было читать ни Антисфена, ни Онесикрита, ученика брахманов, не нужно было знать о Диогене и Анахарсисе, чтобы постичь тщету погони за богатством, властью и славой. Боги, неужели для того, чтобы следовать благородным заповедям киников, нужно либо забраться в такую вот скифскую глушь, либо превратиться в бродягу и попрошайку на улицах больших городов?

Неловкое молчание, воцарившееся за столом, прервал дрегович Всеслав, бросив в лицо Регебалу:

   — Это за таких, как вы с Марикой, мы, цари и воины, кровь льём, сквозь огонь идём, а вы забрались сюда, от войны подальше, и на всех с горы плюёте!

Пастух смерил взглядом княжича, встал из-за стола:

   — А чтобы вы, воины славные, не думали, будто я трус и от войны бегаю, спляшу я вам воинский пляс. Ты, царь, говорят, его сам знатно пляшешь? Пошли на двор, к костру. Играй, волхв!

Все вышли на двор, под звёзды. Воины подбросили дров в костёр, и пламя взметнулось к ночному небу. Вышата достал из сумы гусли, ударил по струнам. Ардагаст выхватил из ножен меч и акинак, горец поднял секиру — лёгкую, на длинной рукояти, — и оба, приседая и ударяя ногами в землю, двинулись навстречу друг другу, словно для поединка. То был древний воинский танец в честь Непобедимого Солнца. Этого бога степняки-арьи и их потомки от Дуная до Инда звали Митрой, позже — Михром и Гойтосиром, а венеды — Даждьбогом.

Скрещивались клинки над головой царя, мелькала секира в руках горца. Росич плясал легко и весело, дак — сосредоточенно и сурово. Но в обоих чувствовались опытные бойцы, быстрые, ловкие и смелые. Словно два небесных воина, Даждьбог и Перун, то ли грозили друг другу, то ли похвалялись силой и молодечеством перед всем миром.

Вдруг Марика сбросила платок, встала между ними и затанцевала легко и непринуждённо, взявшись руками за края кептаря. Высокая грудь колыхалась под белой вышитой сорочкой, синие глаза подмигивали то царю, то горцу. Глаза эти кружили голову, хотелось учинить что-то вовсе отчаянное, дерзкое. Бледное прекрасное лицо, распущенные чёрные волосы... Не сама ли Морана решила, приняв облик дакийки, потешиться или испытать своих воинов?

Регебал поднял топор двумя руками — правая у лезвия, левая на конце топорища. Темноволосый, гневный — вот-вот ударит. Марика без тени испуга перехватила топорище рукой посредине. Милана с Мирославой подбежали, положили ей руки на плечи. Дак заложил секиру за шею, росич опустил клинки, и оба воина пошли вприсядку — словно перед тремя богинями, Ладой и её дочерьми, способными усмирить любого воителя, даже небесного. Подошли с мечами в руках Сигвульф и Ясень, и вот уже трое воинов плясали, обняв своих женщин за талию и держа оружие на отлёте. Царю осталось танцевать без пары, зато в середине. Пастух весело и довольно подмигивал ему. Низенький Шишок плясал один между парами, ухитряясь никому не попасть под ноги. А вокруг них вели хоровод, потрясая оружием, все остальные воины.

Ларишку бы сюда с Добряной, думалось царю. Им сейчас, конечно, не до плясок, так хоть бы поглядели... Увидят ли его ещё не рождённые дети живым отца? Сколько ещё впереди славных и смертельно опасных дел?

Ночь была не слишком холодной, и воины заночевали на дворе, у костра. Перед сном Вышата тихо сказал Ардагасту:

— Хозяин-то наш вовсе не дак. Те бороды не бреют. И под выговор дакийский он только подделывается. И секира у него не простая. Не та, конечно. Но сила в ней чувствуется. А кто его жена, я пока что не пойму. Но, похоже, не из людей.

Утомлённые походом и пляской, росы быстро заснули. Не спалось немногим, и среди них Ясеню. Рядом с ним не было Мирославы. Снова отправилась в лес для какого-то чародейства. Конечно, голая, и не вздумай подглядывать. Милана вот тоже волхвиня, а устроилась с Сигвульфом на сеновале. Чудная она, Рыжуля. Была с ним и на Ярилу, и на Купалу. В эти святые ночи и жене мужу изменить не грех. А потом чуть что: «Подождёшь до свадьбы». А свадьбы только осенью играют, когда в поле уже работы нет. Перед походом едва успели обручиться. И ссорились с ней, и мирились. В походе, правда, уступчивее стала. Не знаешь ведь, доживёшь ли до завтра... Властная она у него и гордая, не хуже матушки Лютицы. Тоже ведь львицей оборачивается, и не только ею. А он матушке перечить не привык: её тяжёлая лапа хоть какого молодца утихомирит. И не скажешь Рыжуле: «Другую себе найду». Другую у него отбил златоволосый царь после такой же пляски на свадьбе в далёком северянском селе, куда его сам же Ясень и привёл.