Давно замечено — стоит бросить любую безделушку и все взгляды устремляются за ней, словно без этого предмет не достигнет места назначения.
Ткнув горящей сигаретой в глаз бандита справа, я крутанулся, уходя от захвата стоявшего сзади, и в полуприседе рванул на себя ноги бандита слева. Правый заорал истошным криком в тот момент, когда голова левого бандита коснулась булыжников мостовой. Провалившийся вперед в неудачной попытке поймать меня был пойман ударом ноги живот, который я нанес, мгновенно выпрямившись.
Айман рванулся вперед. Главарь, отреагировавший на движение справа от себя, успел выстрелить трижды, прежде чем парень снес его в прыжке. Водитель, не успевая вытащить пистолет из кобуры, помчался в сторону машины, но был погребен под несколькими телами рыбаков. И только последний бандит проявил завидное хладнокровие: передернув затвор, он успел сделать несколько выстрелов в упор, сразив троих. Я в этот момент наносил удары по обожжённому и второму бандиту. Ударившийся головой лежал без движения.
Толпа подозрительно притихла. Оглянувшись, я увидел, как бандит большим пальцем правой рукой передвигает рычажок предохранителя на автоматический огонь. Стоп! Сейчас откроется автоматический огонь — и жертв будет десятки.
Время остановилось.
Замер с поднятым кулаком Айман, бивший поверженного главаря бандитов. Застыли на земле сраженные пулями трое рыбаков. А палец самого стрелка словно прилип к рычажку.
Я почувствовал, насколько вязким стал воздух вокруг. Я, словно через жижу, делаю титанические усилия. Нужно успеть! Я перехватываю ствол ровно в тот момент, когда боек бьет по капсюлю патрона в стволе.
Автомат успевает выплюнуть пару пуль, ушедших выше голов толпы, но, по иронии судьбы, нашедших свою жертву. В дальнем доме, в самом конце улицы, в окно высовывается привлеченная шумом четырехлетняя девочка. Но вот появляется красная точка, и ребенок падает в открытое окно, сраженный шальной пулей.
Не-е-ет! И темнота вновь принимает меня в свои объятия.
— Стой, успокойся, они все мертвы! — слышу голос, будто с загробного мира.
Зрение возвращается ко мне. Я вижу лица рыбаков, на которых написан страх. Не меньше пяти человек удерживают меня на земле. Айман обнимает меня за лицо ладонями, стараясь докричаться о чем-то.
У него на лице тоже страх, скорее, ужас.
Я потерял сознание? Почему не помню, как очутился на земле и почему на мне сидят рыбаки?
Звуки постепенно возвращаются, я слышу причитание, плач, голоса. Много голосов, даже слишком много, чтобы я мог что-то понять.
— Что случилось, меня ранили? Почему я на земле и почему меня держат? — спрашиваю Аймана, делая попытку освободиться.
— Ты Waalan, тебе надо успокоиться. Алекс, все кончено, они все мертвы.
Убедившись, что я его понимаю, он продолжает:
— Сейчас мы тебе отпустим, ты поднимешься. Все закончилось, Алекс. Только прошу, не смотри на бандитов.
— Отпустите меня, Айман, не вынуждайте меня применить силу, — не блефую, чувствую, что могу войти в состояние транса и вырваться.
Мне помогают подняться, ищу взглядом тела бандитов, которые спешно накрывают кусками брезента. Несмотря на все попытки остановить меня, дохожу до ближайшего и ногой откидываю брезент: этого будет трудно опознать, вместо лица сплошное месиво, видны переломанные челюсти, острые края осколков торчат в разные стороны, провалы на месте глаз. Лицо размозжено, словно его долго и упорно били кувалдой.
— Это сделал я? — задаю вопрос, хотя ответ у меня в голове, он пульсирует, он лезет из головы, пытаясь укрыться от правды. — Чем я это сделал?!
Смотрю на руки, никаких следов практически нет. Айман указывает пальцем, вижу разбитый в щепки приклад автомата, в крови, с ошметками мяса и мерзких белых кусочков. Мозги, кости?
— А остальные? — спрашиваю у рыбака.
— Точно такие же. Мы не смогли тебя успокоить, ты был waalan!
Айман виновато потупился.
— Что значит Waalan?
Я смотрю на людей, все отводят взгляды, никто не смеет смотреть мне в глаза.
— Это значит «бешеный». Человек, в которого вселился дьявол Ваалангу.
Я поворачиваю голову.
Это старый сгорбленный старик, он смотрит мне прямо в глаза и говорит для всех:
— Теперь Waalan ушел, это — нормальный человек.
Хоть я суевериями не страдаю, но после слов старика стало легче.
Вездесущий Рияд успевал переводить мои слова для всех и ответы для меня.
Громкий плач, причитания женщин, снующие фигуры — все это нервирует меня.
Рядом со мной присаживает Айман.
— Айман, расскажи, что было.
С помощью Рияда я наконец смог узнать, что произошло. Когда пуля попала в девочку, и ее тельце выпало с окна на мостовую, собравшиеся увидели то, что повергло их в шок. С звериным ревом я вырвал автомат из рук бандита и раскроил ему голову одним ударом приклада, затем со скоростью молнии — именно так подчеркнул Айман и кивками подтвердил Рияд — метнулся к тем троим, что выключил в самом начале.
Словно обезумевший, я с яростными криками разнес им лица все тем же автоматом. Потом настала очередь главаря, которого и так полусмерти избил Айман и пара рыбаков. Оттолкнув их сторону, я расколошматил черепушку бандиту, даже несколько раз промахнулся, попадая по камням. Последним был водитель, все еще живой в момент моей атаки. Его я бил больше всего и его труп увидел под куском брезента.
После этого по команде Аймана на меня навались сразу семеро, повалили на землю и держали, пока я не стал приходить в себя.
Закончив рассказ, Айман и Рияд смотрели, как я перевариваю информацию.
— Ты ничего не помнишь? — спросил меня рыбак, потерявший отца и мать в одночасье.
Как оказалось, приехавшие бандиты без лишних церемоний выстрелили обоим в животы и подожгли дом. Затем отъехали и вернулись в момент, когда подоспели мы и тушили огонь.
На Аймана было жалко смотреть, да и я не мог взглянуть ему в глаза. Это по моей вине он потерял родителей.
Парень все понял и тихо сказал, положив мне руку на плечо:
— Наша судьба предопределена при рождении, никакие наши поступки не влияют на это. Так было суждено, и нет в этом ничьей вины. Ты поможешь мне организовать похороны, Алекс? — он посмотрел на меня с надеждой.
Чем я мог ответить сироте, кроме как согласием?
— У нас свои обряды, а у вас свои. Но ты скажи, что делать, я все сделаю. И еще. Прости меня, пожалуйста, все-таки это была моя вина. Не убей я того бандита, этого не случилось бы.
— Нет, Алекс, это случилось бы. Может, не именно так, но случилось бы. Мы все рождаемся, чтобы умереть. Пойдем, мне надо похоронить их до захода солнца.
Как оказалось, единственным, чем я мог помочь, это рытьем могилы, что я и делал, проклиная песок и каменные слои-пласты, встречавшиеся лопате. Рядом со мной трудились еще трое парней, которых я не видел ранее. Мы почти закончили могилу, когда со стороны поселка показалась похоронная процессия, несущая два тела, завернутых в белое.
Похороны у мусульман отличались тем, что не было гроба, а могила у самого основания расширялась вбок. Нижний слой на полметра. Туда, на правый бок, укладывали усопшего лицом в сторону Каабы. Затем этот кармашек закрывался глиняными кирпичами, отгораживая умершего от основной ямы.
Все это тихо объяснял мне Рияд, пришедший с траурной процессией.
После этого мулла, высокий высохший старик, долго читал молитвы, затем, по его знаку, могилу стали засыпать. У надгробия установили прямоугольную каменную стелу, где арабской вязью были написаны данные усопшего. Затем вся процедура повторилась: снова уложенный на правый бок человек в белом саване, кирпичи, молитва и, наконец, надгробие и могильный холмик. Не было лишних разговоров, не было плача и истерик.
Когда шли к поселку, я удержался спросил Рияда, почему на кладбище не было траурных речей. Тот недоуменно посмотрел на меня:
— Нельзя разговорами и плачем тревожить души усопших. С умершими простились в посёлке, на самом кладбище должна быть тишина, нужно уважать тех, кто там уже похоронен.
