Поездка по улицам Москвы, практически пустынным, если сравнивать с 2020-ми годами, прошла с явным превышением скорости. ГАИшники первопрестольной нисколько не напоминали парижских шакалов, встреченные махали вслед, один даже отдал честь. А про них пошлые анекдоты рассказывают, стыдно…
К Ярцево мы имели запас времени аж 34 минуты.
— И зачем я клизму делала… — подала голос Валентина, разобравшись, что минут двадцать на большое коричневое дело можно выделить без ущерба.
— А мы — нет, — ухмыльнулся штурман. — В этот раз — нет. Тебе нужно пройти школу молодого бойца. Или бойцицы.
— Ещё раз отвлечёшься на её цицы — пересажу назад, а Валю вперёд! — я попытался придать голосу строгости, но прыснули все.
Докторша ехала в таком же светло-сером комбинезоне и белом шлеме с подшлемником, как и мы. Очков только не надела, мы с Ваней всегда их брали, но не опускали на глаза, они бесценны в случае потери лобового стекла, если машина не утратила способности передвигаться своим ходом.
Начался доп, и уже не до шуток. Мы шли за спецподготовленными 1600 и 1300, те размолотили трассу на совесть. Я довольно быстро догнал «Москвича-2140», стартовавшего раньше, и пристроился в метре от его бампера. В полусотне метров впереди нёсся ещё один «Москвич».
Из-под колёс передней машины лупила грязь, щётки и омыватель элементарно не справлялись. К тому же вдруг повалил снег, необычно густой для середины ноября, при скорости от 120 до 160, казалось, он летел строго горизонтально.
Кто знает эту трассу, вспомнит — резких и слепых поворотов там не много, штук пять, а вот вверх-вниз почти постоянно. Порой трасса проносится через рощицы, не впишешься в вираж — работай лесорубом.
— Прямо 410 прыжок-трамплин, 160, левый на 110, опасно — обрыв, — предупредил Иван.
Я обратил внимание, что москвичисты идут на полном газу, 410 метров по прямой — нормальный такой участок для разгона. Прикинул, что сидящий у меня на переднем бампере видит своего товарища и уверенно топит за ним в снежной каше.
Нас подкинуло ещё до выхода на гребень, на основную «взлётную полосу», где полёт продлится метров 30–40. Понимая, что на резком повороте с пометкой «опасно» атаковать бессмысленно, чуть сбавил газ.
«Москвич» улетел в снежную круговерть, я отпустил его метров на 15–20, лишь бы не терять из виду. Так, он тормозит, мой черёд тоже плавно на тормоз — левой ногой, потому что правая давит на газ, не давая упасть оборотам, а заблокированная задница сейчас уйдёт вправо, чтоб морда устремилась ровно в створ поворота, который пока скрыт… Водитель «москвича» проделал ровно то же, но на скорости километров на 10 больше и начав торможение на секунду позже. Я видел его смутно через стёкла правых дверей, мои фары, сражаясь с дневным светом солнца, едва пробивающегося сквозь пургу, едва доставали до смутно виднеющихся кустов сбоку от трассы.
А потом «москвич» кувыркнулся и исчез. Я дал по тормозам, сдал назад, теряя секунды ценой бриллиант за каждую. Выскочили все трое, увидели овраг, принявших в объятия обе машины конкурентов, вдобавок, вторая душевно влупила первой. Водители и штурманы тех тачек выбрались наружу и ничем не напоминали нуждающихся в медицинской помощи. Разве что психологической.
— По коням!
На созерцание бедствия конкурентов ушло 13 секунд плюс пока сдавал назад, пока снова набирал скорость — это не менее минуты. Но нельзя иначе, ни по правилам гонки, ни по человеческим законам, должны убедиться, что эвакуации не требуется.
К этому времени трасса уже неплохо восстановилась в памяти, внутри себя я порой предсказывал очередной участок раньше, чем его озвучивал штурман.
И всё равно — это немного безумно, когда несёшься в метели, видимость не больше 20–30 метров, тормозной путь в разы больше… Конечно, при прохождении допа убирается любой другой транспорт, кроме участников гонки. Здесь не может быть поваленных деревьев поперёк дороги. А вот перевёрнутый «Москвич» подвернётся запросто. Или зевака-зритель-суицидник. Или, что совсем для нас трагично, выпрыгнет лось.
Если кратко, скоростной доп при ограниченной видимости представляет собой слепой полёт туда, где в теории должна быть дорога.
Когда пронеслись через последний КВ, снег утих. Я вырулил на трассу Минск-Москва и принял на обочину.
— Валь! Жива?
— Жива! Но спасибо за совет с клизмой. Пару раз чуть не сходила под себя.
— Раз не сходила — нервы на месте. Садись за руль!
— Что-о-о⁈
Это они выкрикнули в две глотки.
Я буквально втолкнул девицу на своё место, сам сел за штурмана, заставил её одеть очки.
— Теперь ты — за Мельникова, Ваня — изображай женщину, разрешаю подтягивать колготки. Валь, очки не поднимать, подшлемник натяни на нос, ты не в списке экипажа. Гони!
Она резко взяла с места и быстро разогналась до сотки. Обгоняла аккуратно, теряя время, навёрстывала на прямых.
Неожиданно я ей поверил как водителю. Гонщик в ней не просматривается, нет бензина в крови. А как резервный водитель — вполне. Но выводы делать рано, попадёт в сложную ситуацию, тогда и посмотрим. Если уцелеем.
Накаркал. Навстречу — фура «Совтрансавто», а его начал обгонять конченный мудак на ЗиЛ-130. С нашей стороны обочина завалена заготовленными брёвнами, словом — её нет. Скорость 110, подморозило, сверху лежит свежая пороша. Грузовик прёт нам в лоб. Расстояние стремительно сокращается. Не критично, но опасно. Ваши действия, мадемуазель?
Я приготовился выхватить руль, не пришлось.
— Гашу скорость…
Она пустила машину в дрифт, сбросив в скольжении бортом вперёд до семи десятков, вынеслась на левую обочину практически вплотную к «Совтрасавто», за его кормой вернулась в свою полосу.
— А сейчас я чуть не опозорился, — признался штурман.
— Отдыхай! Она знает что делает.
Водительница шумно выдохнула. Разъезд дался ей нелегко. Несколько минут к ней присматривался. Бывает, человек взял себя в пучок в аварийной ситуации, справился с ней, потом накатила реакция, полный ступор, когда и пустяковое препятствие вырастает в проблему. При езде в булочную, отхватив такой стресс, лучше остановиться и отдышаться, на ралли это недопустимая роскошь, обязан вернуться в норму, не снижая скорости. Валька — молодчина, перетерпела.
Правда, скоро ссадил её. На КП «постороннюю» за рулём видеть не должны.
Если бы кто-то присмотрелся к нам внимательнее, когда остановились у поворота на Смоленск и заправлялись, точно заметили бы подвох. Пассажирка сияла так беспричинно и так ярко, что об неё можно было прикуривать.
Как мало нужно человеку для счастья! Этой мелочью, надеюсь, я восстановил баланс чёрного и белого в своей карме после утреннего незаслуженного наезда на Цыганкова.
Глава 7
Международные неприятности
В Бресте Цыганков в моих глазах реабилитировался. Виктор, как я мог побиться о заклад ещё в Москве, ни пальцем о палец, ни кое-чем по столу не стукнул, чтоб в Минске или на польской границе нас снабдили командировочными на Польшу. Тогда Эрнест Сергеевич пустил шапку по кругу, попросив остальных поделиться злотыми. Собрал на каждого из минчан менее половины того, что причиталось, но жест того стоил.
Мы столпились у автобуса недалеко от погранперехода. Я пересчитал злотые. Виктор Матвеевич курил позади литовцев и не отсвечивал.
— Эрнест Сергеевич! Выкрутимся. Спасибо. Раз сумма неполная, у меня вызрело единственное, но непременное условие. Можем поставить на голосование, а лучше — вы сами решайте.
— Какое?
Его тон не предвещал ничего хорошего.
— Ссадить нахер Виктора Матвеевича прямо здесь, — увидев его взметнувшиеся брови и округлившиеся глаза, я торопливо добавил: — О сведении личных счётов и речи нет. Но загранпоездка — дело ответственное. Он запорол пустяковое дело. Какие ещё фортели ждать от этого мудака? Кому за него отвечать?
Услышав, что ему грозит отлучение от сладкого, автоэкспортовец выкинул сигарету и рванул ко мне вплотную.
